Чингиз Абдуллаев - Распад. Обреченная весна Страница 24

Саддам отвергал все предложения уже несколько месяцев. Он был уверен, что союзники не смогут разгромить его закаленную в десятилетней войне армию, которая не только громила отборные иранские соединения, но и легко овладела Кувейтом. Он был уверен, что американцы и их союзники не вынесут больших потерь и не будут воевать за небольшой Кувейт. Но в этом был его стратегический просчет.

Всю ночь поступала оперативная информация. Министерство иностранных дел, Министерство обороны, Комитет государственной безопасности словно наперегонки высылали самую оперативную информацию по происходившим событиям. В прямом эфире впервые в мировой истории войну показывал канал Си-эн-эн.

В эту ночь Горбачев так и не заснул. А утром ему по телефону подтвердили, что союзные войска уже ведут активные военные действия. Он положил трубку, ничего не спросив. Спрашивать было не о чем. В прежнем биполярном мире считалось, что арабские режимы, наполовину диктаторские, наполовину социалистические, были друзьями Советского Союза, все эти многолетние несменяемые президенты и, конечно, лидер Ирака Саддам Хусейн, который считался другом их страны. Когда он начал десятилетнюю войну с Ираном, ему одновременно помогали не только Советский Союз, но и американцы, опасавшиеся теократического режима в Иране гораздо больше диктаторских замашек Саддама Хусейна. Десять лет кровавой, изнурительной и долгой войны почти не выявили победителя. Стороны остались «при своих», потеряв миллионы загубленных молодых жизней. При этом Саддам Хусейн всегда помнил, сколько шиитов живут в его стране, а ведь он – мусульманин-суннит и воевал с шиитским государством Иран. Только жестокими преследованиями и тотальным страхом можно было не допустить восстания шиитов в тылу, тем более что почти половина армии состояла из них. Была еще другая, не менее опасная проблема – курдская, которую Саддам Хусейн решал не только с помощью обычных вооружений, но и запрещенного химического оружия, истребляя мятежников целыми деревнями, за что его двоюродный брат получил прозвище Химический Али.

В этот день Президент СССР вышел из дома гораздо раньше обычного. Он приехал в свой кремлевский кабинет, где Болдин уже положил ему на стол заготовленное заявление, с необходимыми визами Министерства иностранных дел. Бессмертных в своем кабинете ждал дополнительных указаний президента, проведя всю ночь в своем служебном кабинете. Горбачев долго и внимательно читал текст заявления. Затем вызвал Болдина.

– Я прочитал твой текст, все нормально, у меня нет возражений. Только один вопрос. Когда были события в Литве, я не выступал с таким заявлением. Нашим либералам это может не понравиться.

– Нашим либералам уже ничего не нравится, – жестко ответил Болдин. – Текст заявления мы согласовали с Александром Александровичем. Он считает, что крайне важно указать нашу реакцию и ваше последнее предупреждение Саддаму Хусейну, чтобы убедить арабский мир в нашей последовательной политике.

Горбачев посмотрел на заявление, еще раз внимательно перечитал текст и поднял телефонную трубку.

– Александр Александрович, ты внимательно просмотрел все заявление?

– Конечно, Михаил Сергеевич, наши сотрудники работали всю ночь, – быстро ответил министр.

– Считаешь это заявление правильным? – уточнил Горбачев.

– Безусловно. Мы послали его и Евгению Максимовичу, – сообщил осторожный министр, – он тоже согласен с нашим текстом, не сделал почти никаких поправок.

Все было решено. Не прощаясь, Горбачев положил трубку, поставил подпись и передал бланк заявления Болдину. Тот поспешно покинул кабинет.

«Война, – подумал он, закрыв глаза. – Сейчас там рвутся снаряды, летают самолеты, погибают люди...»

Он помнил войну, когда, будучи мальчишкой, впервые услышал это слово. И крики людей, и плач женщин, словно предчувствие страшных потерь. Ему было тогда восемь лет. Июнь 41-го... И потом эта война продолжалась четыре года. Сколько похоронок получили соседи, как часто после ухода почтальона, однорукого старика дяди Степана, в домах раздавался отчаянный крик и плач. Сколько людей тогда погибло. Четыре года... Он открыл глаза. А в Афганистан они вошли еще при Брежневе и на целых девять лет завязли в этой стране. У него хватило решимости прекратить эту бессмысленную и изнурительную войну, вывести войска. А теперь его ругают и за это.

Он никогда не вспоминал о своем детстве, проведенном в Ставропольском крае. Иногда казалось, что он даже стесняется его. Как молодой механизатор он даже получил орден, которым в те годы очень гордился. Орден и помог ему поступить в девятнадцать лет в МГУ. Он приехал в столицу, только недавно отменившую карточную систему, где интенсивно шло строительство новых высотных зданий. Это были годы подлинного перелома в стране и в мире. Он помнил гнетущую обстановку в университете, связанную с начинающимся делом врачей, когда преподаватели-евреи старались не обсуждать подобные темы вслух и ждали новых арестов. Помнил смерть Сталина, небывалые очереди и давки на похоронах, многочисленные жертвы. И арест Берии, который они обсуждали вместе с однокурсниками. Менялась эпоха, менялись люди. Казалось, что страх постепенно исчезает. Он уедет из Москвы в 55-м, вернется в Ставропольский край, но его тоже можно было смело причислить к шестидесятникам, так как влияние ХХ съезда партии скажется и на его судьбе.

К этому времени он уже работал первым секретарем горкома комсомола и вполне мог осознать масштабы тех перемен, которые попытался произвести в стране новый глава партии Никита Хрущев. Дальнейшее продвижение Михаила Горбачева по служебной лестнице было стремительным. Уже через три года он – первый секретарь крайкома комсомола, а еще через четыре – первый секретарь горкома партии. В тридцать девять лет он становится первым секретарем крайкома партии. Это один из самых больших и важных регионов в стране.

Потом недалекие журналисты и биографы будут рассуждать о том, как быстро Горбачев переехал в Москву, благодаря тому, что в его крае находились многочисленные курорты Северного Кавказа, где любила отдыхать всесоюзная элита, и особенно Юрий Владимирович Андропов, который якобы благоволил молодому протеже. Все это не совсем правда. Конечно, сказывались и многочисленные визиты кремлевских «старцев», и хорошее отношение Андропова. Но сам Юрий Владимирович был опытным аппаратчиком и понимал, что не имеет права вмешиваться в партийную жизнь, находясь на посту Председателя КГБ СССР, даже будучи членом Политбюро. Андропов вообще стал демонической фигурой из-за своей должности на посту Председателя КГБ, но, прежде всего, он был лояльным партийным чиновником, выполняющим абсолютно все распоряжения партии. И в ЦК вернулся секретарем после смерти Суслова, когда потребовалась кандидатура возможного преемника уже окончательно одряхлевшего Леонида Ильича Брежнева.

Горбачеву помог несчастный случай. В нелепой автомобильной катастрофе погиб секретарь ЦК КПСС и член Политбюро Федор Кулаков, курировавший сельское хозяйство, после чего было принято решение заменить его на этом посту молодым сорокасемилетним секретарем из Ставрополя. Уже через год он становится кандидатом в члены Политбюро, а еще через год – и членом Политбюро. Секретарь по сельскому хозяйству занимается самым важным в стране вопросом и просто обязан быть по должности членом Политбюро.

Конечно, ему не хотелось возвращаться в провинциальный Ставрополь после блестящей Москвы. Но он поехал туда и прожил двадцать три года, чтобы вернуться в столицу уже одним из руководителей советского государства. Подобное испытание было бы трудно выдержать в одиночку. Но здесь ему невероятно повезло. Он начал встречаться с молодой Раисой Максимовной. Она уже пережила к этому времени личную драму, разорвав отношения с прежним другом, для которого она оказалась слишком провинциальной, и эта обида, очевидно, подсознательно будет сидеть в ней всю жизнь.

Она станет не просто супругой Михаила Сергеевича Горбачева. Она станет его «альтер эго», его второй и самой главной половинкой. В провинциальном Ставрополе выпускница философского факультета МГУ была одним из очень немногих людей, с кем он вообще мог найти общий язык, посоветоваться, обсудить важные вопросы. Он понимал, что в его окружении мало кто имеет подобный уровень образования и культуры, поэтому прежде всего общался именно с ней, советуясь по любым вопросам. В будущем это сыграет и свою позитивную, и свою негативную роль. Она будет рядом с ним в период самых тяжких потрясений, но она же и начнет вызывать глухое раздражение у населения собственной страны своим громким, хорошо поставленным менторским голосом, своими манерами, своими нарядами.

Она станет первой женой лидера страны, которая позволит себе публично появляться рядом с ним и выглядеть не кухаркой, управляющей государством, а женой первого лица. Но быть первым всегда сложно. И ее одновременно будут и обожать, и ненавидеть, считая, что она не должна так откровенно вмешиваться в дела своего мужа. Однажды во время зарубежного визита Горбачева спросят, какие вопросы он обсуждает со своей женой, и он честно ответит «все». Разумеется, этот вопрос и этот ответ будут вырезаны из репортажа советских журналистов, но на Западе его покажут много раз.