Ян Флеминг - Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун Страница 24

В баре было человек двадцать, но ни одного усатого. Осмотревшись кругом, Бонд направился прямиком к столику в дальнем углу длинной полутемной комнаты. На нем, между тарелкой маслин с одной стороны и орехов кешью — с другой, на высокой ножке красовался белый бокал — водка со сливками. Бонд подошел к столу, выдвинул стул и сел.

Тут же появился официант.

— Добрый вечер, сэр. Синьор Кристатос отошел к телефону.

Бонд кивнул.

— Негрони с «Гордоном», пожалуйста.

Официант вернулся к стойке.

— Негрони. Uno.[17] С «Гордоном».

— Прошу прощения. — Огромная волосатая лапа подняла стул, словно это был спичечный коробок. — Я должен был перекинуться парой слов с Альфредо.

Они обошлись без рукопожатия. Со стороны могло показаться, что встретились старые знакомые, быть может, деловые партнеры. В области экспорта-импорта, например. Тот, что помоложе, выглядел американцем. Хотя нет, американец так не оденется. Скорее, это был англичанин.

Бонд быстро вернул подачу:

— Как его сынишка?

Темные глаза синьора Кристатоса сузились. Да, подтвердил его взгляд, в лице Бонда он встретил профессионала.

Итальянец развел руками.

— Все так же. А вы чего ожидали?

— Полио отчаянный сорванец.

Принесли негрони. Мужчины уселись поудобнее, откинувшись на спинки стульев. Каждый испытывал удовлетворение, что его собеседник оказался серьезным партнером. Редкий случай в их бизнесе. Слишком часто еще в самом начале контакта новый человек терял доверие. Не раз на таких встречах Джеймс Бонд почти наяву ощущал слабый запах паленого — первый признак того, что его личина начала тлеть. И тогда оставалось лишь поскорее уносить ноги, не дожидаясь, пока она вспыхнет и сгорит дотла, а его самого пристрелят. На этот раз, контакт, похоже, прошел гладко.

Однако тем же вечером, когда они сидели в небольшом ресторанчике «Коломбо Д'Оро» на Пьяцца-ди-Спапья, Джеймс Бонд с удивлением обнаружил, что его продолжают проверять. И хотя замечание Кристатоса относительно риска предприятия уже подразумевало его возможность, итальянец, почти не скрывая, присматривался к Бонду, явно сомневаясь, можно ли ему окончательно доверять. Впрочем, осторожность синьора Кристатоса лишь подтверждала интуицию М,[18] считавшего, что тот знает многое.

Бросив последний обрывок салфетки в пепельницу, Бонд сказал:

— Между прочим, меня учили, что ни одно дело, сулящее больше десяти процентов прибыли либо назначенное после девяти вечера, не обходится без риска. Мы же собираемся получить по тысяче процентов чистого дохода, а действовать будем исключительно по ночам. Так что риск возрастает вдвое. — Бонд понизил голос. — Я плачу наличными. Доллары, швейцарские франки, венесуэльские боливары — любая валюта.

— Это меня радует. Я уже не знаю, куда девать лиры.

Синьор Кристатос взял меню. — Однако давайте что-нибудь съедим. Важные дела не решают на пустой желудок.

Неделей раньше Джеймса Бонда вызвали к М. Шеф был в плохом настроении.

— Чем занимаетесь, 007?[19]

— Ничем, сэр, только перекладываю бумаги.

— Что значит «перекладываю бумаги»? — М ткнул чубуком трубки в ящик входящих на своем столе. — У кого из нас нет текущих дел?

— Я имел в виду оперативную работу, сэр.

— Ладно, пусть будет по-вашему. — М взял перевязанную стопку темно-красных скоросшивателей и резким движением пустил ее по крышке стола Бонду. Тот едва успел поймать папки. — Вот вам еще бумажная работенка. Клиентура Скотланд-Ярда — в основном, наркоманы. Плюс макулатура из министерства внутренних дел и министерства здравоохранения. И несколько толстых отчетов славных парней из Женевы, из Международной организации по контролю наркомании. Забирайте все с собой и внимательно изучите. Времени предостаточно: весь остаток сегодняшнего дня и ночь, на ваше усмотрение. А завтра вы летите в Рим и там сядете на хвост одной крупной фигуре. Ясно?

Бонд ответил, что ясно. Он видел, что шеф был вне себя от ярости, и сочувствовал ему. Ничто в мире не могло разозлить М больше, чем отвлечение его людей от их прямых обязанностей — агентурной работы и, в необходимых случаях, организации диверсий и подрывной деятельности. Все остальное он считал злоупотреблением секретной службой и ее фондами, которые, Бог свидетель, и без того были скудными.

— Есть вопросы? — Челюсть М выпятилась как форштевень дредноута. Она словно советовала Бонду забрать бумаги и проваливать из кабинета ко всем чертям, предоставив начальнику заняться более важными делами.

Но Джеймс Бонд знал, что свирепость шефа была напускной. На службе о причудах М ходили легенды, и хотя для самого М это не было секретом, он отнюдь не собирался изменять себе. Прежде всего М терпеть не мог, когда его и сотрудников его отдела использовали не по их прямому назначению, а также не выносил идеалистов, старающихся докопаться до абсолютной истины в ущерб государственным интересам. Были у него и мелкие слабости. Так, он не брал на работу бородатых мужчин и людей с двумя родными языками, испытывая к тем и другим необъяснимую идиосинкразию. Незамедлительно увольнял любого, кто хоть раз пытался оказать на него давление через своих родственников в правительстве. Не доверял женщинам и мужчинам, слишком внимательно следившим за своей внешностью, и всякому, кто обращался к нему «сэр» вне службы. При всем этом он почему-то питал особую слабость к шотландцам. Впрочем, относился М к своим предрассудкам иронически, и Бонду всегда казалось, что именно так воспринимали собственные слабости Черчилль и Монтгомери. М никогда не сердился, если сотрудники не принимали всерьез его притворство. И сейчас Бонд, разумеется, понимал, что у шефа даже в мыслях не было отпустить его, не проинструктировав самым тщательным образом.

Он сказал:

— Всего два вопроса, сэр. Почему мы влезаем в это дело, и какие подступы, если они вообще есть, имеет наша римская резиндентура к тузам в этой игре?

М одарил Бонда мрачным взглядом. Он повернулся в кресле так, чтобы видеть в окно высокие, стремительно несущиеся октябрьские облака. Взяв трубку, М резко дунул в нее и, после того как появилось маленькое облачко дыма, аккуратно положил ее обратно на стол. От его раздражения не осталось и следа, говорил он неторопливо, спокойным голосом:

— Как вы понимаете, 007, я не хотел, чтобы нас втравили в это дело с наркотиками. В начале года я на пару недель освободил вас от других дел и послал в Мексику, где вы едва не лишились головы. В награду я перевел вас в специальную группу. И когда меня попросили, чтобы вы занялись этой итальянской бандой, я отказал. Тогда Ронни Валланс[20] у меня за спиной обратился в министерства внутренних дел и здравоохранения. Министры надавили на меня, но я сказал, что вы нужны здесь и что свободных людей у меня нет. Министры отправились к премьеру, — М сделал паузу, — а ему не откажешь. Правда, должен признаться, что его доводы звучали убедительно. Премьер-министр считает, что количество поступающего в страну героина уже не просто наркотик, а оружие психологической войны, которое ставит под угрозу здоровье нации. Премьер заметил: он не удивится, если окажется, что за всем этим кроется не обычная шайка итальянских уголовников, извлекающих сверхприбыль, а диверсия, направленная на подрыв устоев нашего общества и не имеющая ничего общего с подпольным бизнесом. — М невесело усмехнулся. — Думаю, что эту мысль ему вложил сам Ронни Валланс. Его люди потеряли чертову прорву времени, пытаясь пресечь ввоз наркотиков в страну. По американскому образцу они сосредоточили внимание на подростках в дансингах и других увеселительных заведениях — там вовсю идет мелкая торговля зельем. Сотрудникам Валланса из отдела по борьбе с контрабандой удалось выйти на одного из посредников и установить, что товар поступает из Италии в автомобилях туристов. Валланс связался с итальянской полицией и Интерполом, но мало чего достиг. Они продвинулись чуть дальше по цепочке посредников, арестовали еще нескольких курьеров, а когда было решили, что подобрались к сердцевине, вдруг уперлись в глухую стену. Все люди, близкие к центру паутины, либо слишком запуганы, либо слишком хорошо оплачиваются.

Бонд прервал шефа:

— Не исключено, что полиция куплена. Помните дело Монтези, оно выглядело очень подозрительно.

М нетерпеливо пожал плечами.

— Может быть, может быть. Естественно, вы должны остерегаться этого, хотя, по-моему, дело Монтези закончилось основательной чисткой. Но как бы то ни было, получив приказ премьер-министра, я решил проконсультироваться с Вашингтоном и получил в ЦРУ очень полезную информацию. Вы знаете, что еще с войны американцы держат в Италии бригаду из отдела по борьбе с наркотиками. Эти люди не имеют ничего общего с ЦРУ, а подчиняются американскому министерству финансов. В этом министерстве есть так называемая секретная служба, которая борется с контрабандой наркотиков и подделкой денег. Довольно идиотское сочетание. Меня всегда мучило любопытство, что думает по этому поводу ФБР. Впрочем, это их дело, — М медленно повернулся в кресле к столу и, сцепив руки на затылке, откинулся в кресле. Теперь он смотрел на Бонда. — Вся штука в том, что резидентура ЦРУ в Риме тесно сотрудничает с этой маленькой командой ловцов фальшивомонетчиков. Они вынуждены контактировать, чтобы не перебегать дорогу друг другу. Так вот, ЦРУ — сам Аллен Даллес, лично, между прочим, — сообщил мне имя главного информатора этих ребят из отдела по борьбе с наркотиками. Скорее всего, он двойник — сам приторговывает травкой для прикрытия. Зовут этого типа Кристатос. Даллес сказал, чтобы мы не рассчитывали на помощь его людей в Риме, и предупредил, что министерству финансов тоже наверняка не понравится, если сотрудники их римской команды будут помогать нам слишком активно. Но при этом он обещал, если я пожелаю, лично замолвить Кристатосу словечко за одного из наших… э-э… лучших парней, который якобы намерен провернуть с ним одно дельце. Разумеется, я поблагодарил Даллеса, а вчера получил известие, что встреча с Кристатосом назначена на послезавтра. — М кивнул на папки, лежащие перед Бондом. — Там вы найдете детали.