Ян Флеминг - Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун Страница 25

Бонд прервал шефа:

— Не исключено, что полиция куплена. Помните дело Монтези, оно выглядело очень подозрительно.

М нетерпеливо пожал плечами.

— Может быть, может быть. Естественно, вы должны остерегаться этого, хотя, по-моему, дело Монтези закончилось основательной чисткой. Но как бы то ни было, получив приказ премьер-министра, я решил проконсультироваться с Вашингтоном и получил в ЦРУ очень полезную информацию. Вы знаете, что еще с войны американцы держат в Италии бригаду из отдела по борьбе с наркотиками. Эти люди не имеют ничего общего с ЦРУ, а подчиняются американскому министерству финансов. В этом министерстве есть так называемая секретная служба, которая борется с контрабандой наркотиков и подделкой денег. Довольно идиотское сочетание. Меня всегда мучило любопытство, что думает по этому поводу ФБР. Впрочем, это их дело, — М медленно повернулся в кресле к столу и, сцепив руки на затылке, откинулся в кресле. Теперь он смотрел на Бонда. — Вся штука в том, что резидентура ЦРУ в Риме тесно сотрудничает с этой маленькой командой ловцов фальшивомонетчиков. Они вынуждены контактировать, чтобы не перебегать дорогу друг другу. Так вот, ЦРУ — сам Аллен Даллес, лично, между прочим, — сообщил мне имя главного информатора этих ребят из отдела по борьбе с наркотиками. Скорее всего, он двойник — сам приторговывает травкой для прикрытия. Зовут этого типа Кристатос. Даллес сказал, чтобы мы не рассчитывали на помощь его людей в Риме, и предупредил, что министерству финансов тоже наверняка не понравится, если сотрудники их римской команды будут помогать нам слишком активно. Но при этом он обещал, если я пожелаю, лично замолвить Кристатосу словечко за одного из наших… э-э… лучших парней, который якобы намерен провернуть с ним одно дельце. Разумеется, я поблагодарил Даллеса, а вчера получил известие, что встреча с Кристатосом назначена на послезавтра. — М кивнул на папки, лежащие перед Бондом. — Там вы найдете детали.

Ненадолго в кабинете воцарилось молчание. Бонд подумал, что все это дело выглядит неприятным, по всей видимости, опасным и уж во всяком случае грязным. С этим последним ощущением в душе он встал и взял папки.

— Хорошо, сэр. Но это обойдется вам недешево. Сколько я могу тратить?

М придвинулся в кресле к столу и положил на него руки ладонями вниз, кисть к кисти. Раздраженным голосом он произнес:

— Сто тысяч фунтов стерлингов. В любой валюте. Эту сумму назвал премьер-министр. Но я не хочу подвергать вас риску. Вы и так таскаете каштаны из огня за других. Можете истратить и вторую сотню тысяч, если возникнут трудности. Наркомафия — крупнейший и опаснейший в мире синдикат преступников. — М потянулся к корзине входящих и вынул оттуда папку с донесениями. Не поднимая головы, он буркнул:

— Берегите себя.

…Синьор Кристатос раскрыл меню.

— Я не собираюсь ходить вокруг да около, мистер Бонд, — сказал он. — Сколько?

— Пятьдесят тысяч фунтов и такой же приварок в случае удачи.

Кристатос равнодушно заметил:

— Это хорошие деньги. Я закажу дыню с окороком и шоколадное мороженое. На ночь я не ем много. В этом ресторане есть свое кьянти. Рекомендую попробовать его.

Подошел официант, и они с Кристатосом обменялись короткими очередями по-итальянски. Бонд заказал домашнюю лапшу с зеленью под генуэзским соусом, состоявшим, по словам Кристатоса, из фантастической смеси базилика, чеснока и еловых шишек.

Когда официант удалился, Кристатос откинулся на спинку и стал молча жевать деревянную зубочистку. Постепенно его лицо темнело, становилось мрачным; оно как зеркало отражало обуревавшие его сомнения. Тусклые черные глаза заблестели, их тяжелый взгляд беспокойно шарил вокруг, избегая лишь сидящего напротив Бонда.

«Он сомневается, стоит ли раскрывать все карты», — подумал Бонд, а вслух произнес ободряюще:

— При известных обстоятельствах сумма может увеличиться.

Казалось, Кристатос на что-то решился. Бросив: «Вот как?» — он отодвинул стул и встал.

— Извините, мне нужно в туалет. — Повернувшись, он быстро пошел в дальний конец зала.

Неожиданно Бонд почувствовал, что проголодался и хочет пить. Он налил кьянти в большой бокал и залпом выпил половину. Затем отломил кусок булки и стал есть, намазывая хлеб толстым слоем желтого масла. Интересно, почему булка с маслом кажется такой вкусной только во Франции и Италии? Других мыслей у Бонда не было. Он сделал все, что мог, и теперь оставалось только ждать. Кристатос ему поверил, — ведь он был крупной фигурой, солидным клиентом, которого рекомендовали сами американцы. По-видимому, Кристатос пошел звонить, и этот звонок решит все. Через зеркальное стекло ресторана Бонд глазел на прохожих за окном. Вот проехал на велосипеде разносчик одной из партийных газет. Поверх корзины на переднем крыле развевался красный флажок. Белыми буквами на нем было написано: «Progresso? — Si! Avventuri? — No!».[21] Бонд улыбнулся. Он был в прекрасном настроении. Все шло как надо. Сейчас главное продолжать в том же духе.

…В противоположном конце полупустого зала ресторана за угловым столиком около кассы пышная блондинка с ярко накрашенным ртом наклонилась к преуспевающего вида мужчине, словно привязанному за подбородок к тарелке толстой веревкой спагетти, и сказала:

— У него хищная улыбка, а так он милый. Легавые не бывают такими симпатичными. Ты уверен, что не ошибся, mein Taubchen?[22]

Зубы мужчины клацнули, перекусив макаронную веревку. Он вытер губы салфеткой, испачканной томатным соусом, и, зычно рыгнув, сказал:

— Сантос никогда не ошибается в таких вещах. У него нюх на ищеек. Поэтому я и поручил ему пасти этого ублюдка Кристатоса. Скажи, кому, кроме легавого, придет в голову провести целый вечер с этой свиньей? Но мы проверим еще раз. — Он вынул из кармана маленький жестяной скреппер, из тех, что выдают вместе с выкройкой бумажного колпака и свистулькой на карнавалах, и негромко щелкнул. Метрдотель в противоположном конце зала остановился как вкопанный и, развернувшись, бросился к их столику.

— Si, padrone?[23]

Мужчина поманил его пальцем. Метр нагнулся, почтительно прислушиваясь к шепоту. Затем коротко кивнул, пересек зал ресторана к двери с табличкой «Ufficio»,[24] зашел внутрь, плотно прикрыв дверь за собой.

Шаг за шагом мелкими незаметными движениями начало претворяться в жизнь идеально отрепетированное действие. Мужчина за столиком у кассы продолжал, громко чавкая, поглощать спагетти, исподтишка наблюдая за каждым ходом разыгрывающейся партии.

Вновь появился метрдотель и засеменил через зал ресторана, на ходу громко распорядившись:

— Еще один стол на четверых. Живо.

Его помощник поймал взгляд метра и кивнул. Он щелкнул пальцами, подзывая официантов. Затем взял стул от одного стола, от другого и, с поклоном извинившись, забрал свободный стул из-за стола Бонда. Четвертый стул принес из служебного помещения сам метрдотель. Он расположил стулья квадратом, в середину был опущен стол, беззвучно расставлена посуда и разложены приборы.

Метрдотель нахмурился.

— Я же сказал: стол на троих — слышите, на троих! А вы накрыли на четверых.

Он мимоходом подхватил стул, который только что принес из кабинета управляющего, и переставил его к столу Бонда. Движением руки он отпустил помощников, и они будто растаяли в воздухе, вернувшись к своим обязанностям.

Все заняло меньше минуты — словно порыв ветерка прошелся по залу и стих. В ресторане появилось трио беззаботных итальянцев. Метрдотель встретил их у входа, поздоровался с каждым отдельно и с поклонами проводил к новому столику. Дебют был разыгран.

Джеймс Бонд едва ли обратил внимание на суету вокруг. А вскоре вернулся Кристатос, и им принесли ужин. За едой они болтали о разных пустяках: о выборах в Италии, о последней модели «альфа-ромео», сравнивали итальянскую обувь с английской… Кристатос умел поддержать разговор. Казалось, он знал обо всем на свете. Его непринужденная манера рассуждать о профессиональных тонкостях любого дела невольно вызывала уважение. В разговоре он пользовался собственным вариантом английского, щедро приправленным словами и целыми фразами из других языков. Получалась довольно забавная смесь. Честно говоря, Бонд не ожидал обнаружить в информаторе столь эрудированного и умного человека. Теперь ему стало понятно, почему американцы так носятся с этим Кристатосом.

Принесли кофе. Синьор Кристатос закурил тонкую черную сигару и продолжал говорить сквозь зубы, не выпуская чируты изо рта. При этом она прыгала вверх и вниз между его тонкими прямыми губами. Кристатос положил ладони на стол перед собой и, глядя на скатерть между ними, тихо говорил:

— Теперь о деле. Я согласен. До сих пор я работал с американцами, но они не знают того, что узнаете вы. Просто они не спрашивали меня об этом. Те, кто вас интересуют, не имеют выхода на американский рынок. Существует строгое разделение. Эти люди работают только на Англию. Capito?[25]