Светослав Славчев - В ловушке гарпий Страница 24

На улице я устанавливаю, что за мной следят. На какую-то долю секунды боковым зрением я фиксирую далекий отблеск.

Я замираю, ибо мне хорошо известно, что он может означать в туманный день.

Это или линза телеобъектива, или глазок оптического прицела.

Главное не суетиться, ничем не выдать себя. Как автомат, я шагаю за пожилой женщиной с большой хозяйственной сумкой на колесиках. Сохраняю спокойствие, хотя по спине ползают мурашки.

Значит, появились. Давно пора.

Это не оптический прицел, для этого еще рано. Я еще им нужен, необходим в их игре!

А страх во мне продолжает расти. Он прокрадывается в каждую клеточку тела, время от времени прорываясь в сознание. Еще немного, еще несколько шагов под прикрытием женщины! Два, три… шесть…

Между мной и предполагаемым глазком прицела — стеклянные двери супермаркета, металлические стеллажи отделов. Я отворачиваюсь, рассеянно смотрю на людской поток.

За стеклянными витринами, на стоянке, находится с десяток автомобилей. Все они пусты. Лишь в одной сидит какой-то мужчина. Он скучает, опершись на баранку, выставив локоть наружу через опущенное боковое стекло, поскольку он далеко, я не могу рассмотреть его лицо.

Нет, это не оптический прицел. Стрельба из машины предполагает наличие иных условий.

Как только я понимаю это, подленький страх начинает таять, вместо него приходит ненависть. Так и подмывает выйти из магазина, подойти к нему… Ноги сами несут меня. Пересекаю стоянку Рывком распахиваю дверцу, в окно которой он нагло выставил локоть. Кулак опускается на ненавистное лицо.

Ничего подобного, разумеется, не происходит. Я выхожу из супермаркета и направляюсь к своему “вольво”, послушно ожидающему меня у автомата. Нельзя ничего себе позволять даже в мыслях. Выражение лица должно оставаться абсолютно равнодушным. Физиономия должна отвечать представлению о рассеянном, тупом и не очень добросовестном инспекторе, который недостаточно опасен, чтобы его отпра вить на тот свет, но и не так глуп, чтобы оставить его без наблюдения.

Завожу машину и трогаюсь с места Делая разворот, покидаю стоянку и вдруг до меня доходит, что по существу я не знаю, где находится база института. Как мне объяснила Велчева, она расположена за городом. Подобные базы обычно располагаются вдали от городов, воздух которых загрязнен, чаще всего для них отводят место в горах. Но здесь горы кончаются, за городом встают каменистые холмы, спускающиеся к морю

Я стараюсь выбирать улицы, ведущие в сторону этих холмов. Напряжение спадает. Веду машину неторопливо, делаю остановку, чтобы купить газеты и расспросить о дороге к базе.

Того, кто следил за мной, я потерял из виду. Его машины не видно, да ее наверное и не разглядеть в тумане, который еще не рассеялся. Шоссе поднимается вверх, по обеим сторонам мелькают дачи, на крутых поворотах в разрывах молочной пелены внизу просматривается Юргорден. Где-то в заливе протяжно воет корабельная сирена, словно невидимый диковинный зверь.

После одной из дач вырастает высокая ограда из кованого железа. Судя по описанию, которое я получил, это и должна быть база. Ограда завершается массивными железными воротами. Сбоку — табличка с голубой эмблемой ЮНИЭЛ, два—три приткнувшихся автомобиля.

Оставляю “вольво” и начинаю утомительные переговоры с вахтером, который выходит из сторожевой будки, прячущейся за воротами.

Вероятно, это бывшее имение, купленное ЮНИЭЛ. Нарядная двухэтажная постройка в довоенном стиле с белыми колоннами, с украшенным барельефами фасадом. Перед ней простирается парк, засаженный кленами, мокрые медно-красные листья их ковром устилают траву. Спокойствие и тишина, все тонет в воспоминаниях о прошедшем лете.

Вахтер методически выполняет все предписанные инструкциями действия: телефонный разговор с кем-то, кого отыскать не так просто, проверка моих документов, запись в толстой тетради. Наконец, он говорит:

— Проходите! Фрекен Линдгрен встретит вас.

Я подхожу по аллее к дому и вижу, что меня уже ждут.

Фрекен Линдгрен — низенькая, очень светлая, с нежным личиком. Она относится к тому типу женщин, возраст которых определить очень трудно и которые часто походят на рано состарившихся девушек. Крахмальный халат без единой морщинки, русые волосы тщательно упрятаны под марлевый тюрбан. У нее большие серые глаза, глядевшие на меня строго — без неприязни, но и без особого удовольствия. Мы идем по коридору и останавливаемся у одного из многочисленных встроенных в стену шкафов.

— Прошу надеть халат.

Халаты висят на плечиках под прозрачными синтетическими чехлами, от которых резко несет формалином. Мой наряд дополняют шапочка и обязательные тапочки-галоши, в которые я влезаю в туфлях, постоянно чувствуя на себе взгляд внимательных серых глаз.

Наконец, фрекен Линдгрен решает, что я достоин того, чтобы вступить на территорию базы.

— Животные размещены в соседнем крыле, — говорит она, — но, как вы понимаете, здесь тоже необходимо соблюдать стерильность! В сущности, с кем вам хотелось бы побеседовать?

— С кем-то, кто хорошо знаком с характером опытов покойного доктора Манолова.

— Ну что ж, тогда я к вашим услугам. Отец в данный момент занят животными. Прошу вас!

Мы опять идем по коридору, бесшумно ступая в резиновых тапочках-галошах. Лишь крахмальный халат шуршит при каждом движении и обдает меня своим резким запахом.

Линдгрен открывает одну из дверей и приглашает меня войти. Я следую за ней и едва сдерживаю готовое вырваться удивление. Я вижу Анну Виттинг, которая сидит за столом и что-вписывает в толстый дневник. Она поднимает голову, но мое появление, видимо, ее нисколько не удивляет.

Я невозмутимо кланяюсь ей, а Линдгрен спешит представить меня.

— О, мы уже познакомились с господином инспектором! — улыбается Виттинг краешками губ. — Но, честно говоря, не ожидала встретить вас здесь. Я закончила, Хельга, не буду вам мешать!

— Вы мне окажете огромную услугу, — обращаюсь я к ней учтиво, — если останетесь. Всего на несколько минут, не больше!

И вновь завожу старую песню о необходимости повторения отдельных опытов и о том, что мы заинтересованы в доведении до конца работы, начатой нашим покойным коллегой.

Виттинг не верит ни единому моему слову, в ее русалочьих глазах появляется досада и легкая насмешка. Ничего не скажешь — она красива и сегодня выглядит даже еще лучше, чем вчера. Чем-то она похожа на древнюю молодую афинянку, тот же тип строгой, совершенной и холодной красоты.

Хозяйка приглашает меня сесть, и я устраиваюсь в соседнем кресле Что и говорить — прием не из самых радушных.

— Мне хотелось бы выяснить всего лишь несколько подробностей, — завожу я старую пластинку, — в противном случае не осмелился бы беспокоить вас… Когда доктор Манолов приступил к последней серии опытов?

Линдгрен подсчитывает в уме и говорит:

— За четыре дня… до смерти.

— Значит, тот вечер можно считать четвертым?

— Да.

— Он предварительно извещал вас о том, когда приедет?

— В этом не было необходимости. Мы с отцом находимся здесь постоянно. Здесь и живем.

Потом поясняет, что данный вид животных требует непрерывного ухода. Кормить их нужно через каждые три часа. Они дежурят с отцом по очереди. Все это сообщается так, чтобы стало понятно даже человеку, далекому от медицины.

— Доктор Манолов работал сам?

— Нет, здесь никто не смог бы справиться в одиночку. Ему помогала я, если вас это интересует.

— И сколько времени он оставался здесь… то есть, я хотел спросить, сколько времени требовалось на один опыт?

— Час—полтора. Иногда два, но не больше.

— Благодарю вас, — говорю я и поднимаюсь с кресла. — Это все. Вот только хотелось бы, если можно, взглянуть на лабораторный дневник.

— Прошу вас! — Линдгрен тоже встает. — Он там, у фру Виттинг.

Следует оценка, в ходе которой я разыгрываю старый вариант посещения “Скандии”, — роль не очень добросовестного инспектора, который относится к делу формально, не особенно интересуясь тем, что просматривает.

— Доктор Ленарт тоже приезжал вместе с Маноловым? — небрежно спрашиваю я, перелистывая страницы дневника.

— Не всегда, — отвечает Линдгрен. — Он работает в другой области.

— Но последняя серия его интересовала И, наверное, он часто сопровождал Манолова… если находил для этого время?

— Возможно, — не задумываясь отвечает она.

— У вас нет известий от доктора Ленарта? Он не давал о себе знать, после того как уехал в отпуск?

— Не вижу для этого причин, — достаточно сухо роняет фрекен Линдгрен.

Я замечаю, что фру Виттинг уже не столь безучастна к моим актерским этюдам.

— Вы тоже проводите здесь опыты, не так ли? — спрашиваю я ее как можно любезнее.