Александр Овчаренко - Три заповеди Люцифера Страница 25

Ещё до получения ответа на запрос пылкое воображение журналистки нарисовало картину, в центре которой был состарившийся страдающий одышкой и избыточным весом директор завода, положивший здоровье и жизнь на алтарь атомной промышленности. Директором его назначили после того, как он прошёл все ступени крутой карьерной лестницы металлургического производства и уже не мыслил дальнейшую жизнь без шума заводских цехов и искрящихся брызг расплавленного металла. И вот на закате жизни старого опытного управленца постигла горькая участь: авария с гибелью людей, за которую он должен ответить.

«Наверное, он себя корит день и ночь, и нет страшней суда, чем суд собственной совести! — с горечью думала Василиса. — Ведь погибли не просто люди, погибли его друзья!»

Каково же было её удивление, когда она получила ответ из Следственного Комитета. Реалии оказались полной противоположности того, что она нафантазировала.

Будущий директор Уральского механического завода Валерий Бритвин трудовую деятельность начинал не в закопчённых стенах металлургического цеха, а в аспирантуре родного университета, где остался после получения диплома специалиста по редкоземельным металлам. Долгое время он занимался научной работой, пока не встретил в институтской библиотеке рыжеволосую девушку в больших роговых очках, которые каким-то чудом держались на маленьком курносом носике, щедро усеянном золотистыми веснушками.

Женитьба по расчёту на Руси никогда не считалась зазорной, так как удачный брак вместе с богатым приданым решал многие проблемы. Поэтому, несмотря на отсутствие того, что принято называть любовью, Бритвин через три месяца без колебаний сделал рыжеволосой избраннице предложение руки и сердца, и стал зятем одного из крупных партийных работников Московского обкома.

После этого жизнь Валерия круто переменилась. Через полгода после женитьбы молодой аспирант из пропахшей химикатами институтской лаборатории переехал в обшитый ясеневыми панелями кабинет, располагавшийся в тот же здании, что и кабинет министра. Должность была небольшая, но перспективная. Теперь Бритвин занимался ядерной тематикой и усвоением писанных и не писанных чиновничьих правил. Административная деятельность пришлась Валерию по вкусу, и уже через пять лет он, с божьей помощью и протекцией тестя, стал начальником отдела. Ещё через десять лет стал одним из трёх заместителей начальника Управления, ведающего вопросами безопасности атомной промышленности. Казалось, жизнь удалась, но однажды апрельской ночью «беда подступила, как слёзы к глазам», и весь мир узнал о Чернобыльской трагедии. В результате Бритвин и ещё несколько высокопоставленных чиновников лишились руководящих постов, что впоследствии спасло им жизнь. Остальным сотрудникам повезло меньше: после объявления строгих взысканий за упущения в работе их бросили в самое пекло ядерной катастрофы. На поверку мирный атом оказался далеко не мирным, и через несколько лет многие ликвидаторы Чернобыльской аварии умерли мучительной смертью в онкологических центрах и простых районных больницах.

Попавшего в опалу Бритвина отправили в продуваемые всеми ветрами казахстанские степи, где он в течение десяти лет исправно тянул лямку заместителя директора Степногорского комбината. Незадолго до своей внезапной кончины тесть Бритвина сумел добиться перевода зятя, и Валерий без сожаления поменял казахстанские степи на уральские горы. Назначение в Энск директором Уральского механического завода было повышением, хотя и не давало тех льгот, которыми пользовались высокопоставленные сотрудники министерства, переименованного теперь в Государственную Корпорацию «Росатом».

— Так ты, оказывается, пришлый! — удивилась Василиса, глядя на фотографию Бритвина. С фотографии на неё глядел худощавый мужчина с седыми висками, поредевшими гладко зачёсанными наверх тёмно-русыми волосами и стальным взглядом. Нарисованный воображением образ директора-страдальца никак не вязался с настоящим обликом Бритвина.

«Этот товарищ знает себе цену! — подумала Василиса, глядя на капризно опущенные уголки губ бывшего директора. — И в случае чего руки не подаст, перешагнёт не глядя!»

Ещё больше она удивилась, когда прочитала справку о том, что Бритвин официально объявлен в международный розыск. Впрочем, это была формальность: компетентные органы знали, что бывший директор вместе с семьёй осел в старой доброй Англии, а с Темзы, как в старину с Дона, выдачи нет. Добиваться экстрадиции российского гражданина с берегов туманного Альбиона можно было годами и без особого успеха.

— Интересно, как можно просочиться сквозь таможенные кордоны, официально находясь под следствием? — задала сама себе вопрос пытливая журналистка. — Чует моё девичье сердце, что здесь не всё так просто!

В этот самый момент, в укромном уголке души журналиста Дорошенко неожиданно заворочался, потянулся, зевнул и окончательно проснулся охотничий азарт. То, чего так долго и безуспешно добивался от своей очаровательной подчинённой редактор газеты «Весть», неожиданно проявилось при выполнении самого обыкновенного, можно сказать, рутинного задания.

— Я распутаю этот клубочек! — пообещала сама себе Василиса. — Чего бы мне это ни стоило.

— Шла бы ты, девонька, лучше замуж! — с материнскими интонациями произнёс внутренний голос. — Не наше это бабье дело…

— Заткнись! — решительно перебила его Василиса. — Будешь ныть — назло тебе умру старой девой!

— Да неужели? — ехидным тоном Янины продолжало спорить с ней второе «я». — Люди добрые! Поглядите на неё! Тоже мне, «синий чулок» нашёлся! Ага! Умрёт она, как же! Сиськи свои сначала спрячь, а то из кофточки вывалились.

В этот момент Василиса почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняв голову, она обнаружила стоящего возле стола Егора Еремеева — записного холостяка и любимца всего отдела. Егорка тяжело дышал и неприлично пялился на её грудь. Василиса проследила траекторию его взгляда и обнаружила, что пуговичка на кофточке расстегнулась, и ворот непозволительно широко распахнут.

— Ну, и что дальше? — глядя в масленые мужские глаза, с вызовом спросила она Еремеева.

— Извините, — смутился Егорка и торопливо вышел из кабинета.

— И этот спёкся! — вздохнула Василиса, застёгивая пуговку. — Куда подевались нормальные мужики? Бедная Россия! 

Глава 15

г. Санкт-Петербург. Лето 18** года.

Из дневниковых записей г-на Саратозина

Петербург встретил меня прохладным летним дождём и пронзительно синим после грозы небом. После саратовского пекла здесь удивительно легко дышалось, и я, набрав полную грудь сырого питерского воздуха, хотел закричать от счастья, но сдержался, так как в этот момент ко мне на бричке подъехал молодой извозчик, и, скинув с головы картуз, уважительно спросил: «Куда изволите, барин»? Я велел ему отвезти меня в приличную, но недорогую гостиницу. Видимо, сочетание этих двух несовместимых между собой требований смутили его.

— Вези в гостиницу, что недалеко от центра города, а о цене не беспокойся. — поправился я.

— Как прикажете, барин! — повеселел извозчик, и мигом домчал меня на Инженерную улицу. Расплатившись с извозчиком и торопливо бросив вещи в номере, я отправился гулять по городу. Петербург очаровал меня с первых же минут: я брёл по его блестящим от дождя мостовым, и встречные господа улыбались мне. Ближе к вечеру, когда улыбки прохожих стали откровенно ироничными, я догадался, что причина такого внимания ко мне было не радушие петербуржцев, а моё провинциальное платье. Вспоминая первый день в Петербурге, я вижу себя восторженным провинциалом с наивной улыбкой на устах.

Вечером я забрёл в какой-то трактир на Лиговке, где плотно поужинал и позволил себе пару стаканов вина. После второго стакана в голове моей зазвучали небесные хоралы, и я вдруг ощутил ко всем посетителям этого подозрительного заведения вселенскую любовь. Вероятно, первый мой в Петербурге вечер мог статься для меня последним: по выходу из трактира меня, скорее всего, ограбили бы, напоследок сунули финский нож под девятое ребро, а тело сбросили в Мойку. Наверное, именно так бы всё и случилось, если бы в тот вечер мой тёмный ангел не простёр надо мной свои чёрные крылья.

После того, как я заказал ещё штоф, к моему столу подсела худосочная девица с блудливым выражением лица и попросила угостить вином. Я был пьян и щедр, поэтому нацедил ей целый стакан зелья. Моя незваная гостья жадно выпила всё содержимое стакана, и её бледные щёки порозовели.

— Если господин студент скучает, я могу его развлечь! Мои услуги стоят недорого, — пьяным голосом произнесла она, и тут я осознал, что за моим столом сидит и предлагает себя проститутка. Теперь я могу сознаться, что всегда испытывал болезненный интерес к женщинам, которые за деньги продают свою любовь. Наивный саратовский юноша: я был воспитан на французских романах, и отношение к женщинам у меня было возвышенное. Я рос барчуком, и изнанка жизни была мне неведома. Всё оказалось до смешного обыденным: любовью торговали так же, как батюшка торговал бычками. Жажда испытать неведомое захлестнула меня, и я, сунув проститутке в руку гривенник, велел нанять извозчика. Девица с явным сожалением посмотрела на полупустой штоф, и, вздохнув, вышла из-за стола. Я допил остатки вина, и, расплатившись по счёту, вышел на улицу. Вечер был промозглым, с мелким моросящим дождём, сквозь пелену которого проглядывали жёлтые пятна газовых фонарей.