Алина Егорова - Колдовской оберег Страница 25

Артем все-таки был воспитан строгой, интеллигентной мамой, не допускающей повышенных тонов, поэтому высказать свои претензии у него получилось неубедительно.

– Юля, может, все-таки сами что-нибудь приготовим?

– Ну, иди готовь, кулинар, – насмешливо произнесла она.

– Все равно уже ты еду заказала, – парировал Артем. Он никак не ожидал такого поворота – ведь готовить должна женщина!

– Вот, доперло!

В семь часов приходила с работы Полина Тимофеевна и портила им настроение уже одним своим присутствием. «Ну вот, опять приперлась старая карга и будет кривить рожу по любому поводу и без него», – думала Юля. «Мама пришла, как не вовремя! Зато, может, принесла что-нибудь вкусненькое?» – думал Артем и спешил ей навстречу, чтобы заглянуть в сумки.

– Она еще здесь? – вопросительно смотрела на сына Полина Тимофеевна, пока тот доставал со дна сумки глазированный сырок. К неудовольствию женщины, под вешалкой оставались валяться вульгарные босоножки на платформе.

– Да, она в комнате. Что у нас на ужин?

– Ничего! Видишь, я только пришла. А твоя девица могла бы что-нибудь приготовить, раз дома сидит.

– Мам, ну ты же знаешь, что лучше тебя никто не готовит, – подольстился Артем. Он давно умело играл на слабостях матери.

У Полины Тимофеевны было лишь две отрады – сын Темочка, которого она с детства холила и лелеяла, за что тот, по ее мнению, по гроб жизни ей обязан, и прошлое, сосредоточенное в старом бархатном альбоме с фотографиями, картонные страницы с прорезями которого она часто перелистывала. С фотографий смотрела ее родня: тети, дяди, двоюродные и троюродные братья с сестрами, дедушки, бабушки и, конечно же, родители.

Она любила вечерами сидеть в кресле с томиком Тургенева, бокалом клюквенной настойки на столике и фотоальбомом на коленях. Читала классика медленно и вдумчиво, так же как и пила настойку, затем откладывала книгу в сторону, открывала альбом и вспоминала былое. В той ее хорошей жизни были поездки в Крым, семейные обеды, походы в гости. И все было красиво, с соблюдением всех правил: на пляж только в хлопке – никакого шелка, беседы в обществе лишь светские, ходить под руку со спутником с правой стороны (если только он не военный) – мужчина в стране с правосторонним движением должен идти слева и заслонять женщину от встречного потока. А сейчас что творится? Как упростились нравы! И поговорить теперь не с кем, чтобы речь собеседника не резала слух. Даже сын – уж воспитывала его, воспитывала, а он все равно набрался чудовищных выражений и неправильно употребляет слова. Теперь только и остается, что общаться с книгами и с зеркалом под бокал клюквенной настойки.

Выросшая в интеллигентной семье, Полина Тимофеевна отличалась хорошими манерами и безупречным вкусом. Немногословная, с прямой осанкой, аккуратно убранными волосами, в строгом домашнем платье, Полина Тимофеевна держалась царицей. Она говорила мало, обходясь лаконичными фразами и выразительным взглядом прозрачных, как у рыбы, глаз.

На работе, в фирме – поставщике бытовой техники, Полина Тимофеевна тоже держалась строго. Никаких фамильярностей и разговоров на личные темы не допускала. Она была выше их всех – молодежи, едва одолевшей школьную программу, если судить по ее скудному словарному запасу, и старшего поколения – женщин в летах, всю жизнь прозябавших в каких-нибудь конторах на должностях не выше техника, к пенсии перебравшихся в эту фирму ради большей зарплаты. Она-то в своей жизни достигла многого: защитила диссертацию, заведовала кафедрой, пользовалась уважением. А что было у них? Ничего! И самое страшное, их это устраивает. Приходят на работу чаи гонять и языками молоть. А как себя ведут – это тихий ужас! Как бабы на базаре: склоки устраивают из-за всякой ерунды, сплетничают и говорят такие глупости, что невозможно слушать. По телефону в полный голос обсуждают личные дела, долго и со всеми подробностями. Выйди ты в коридор, поговори, раз невмоготу молчать. Нет, надо при всех, чтобы все были в курсе. И делают это нарочно, чтобы привлечь к себе внимание, ибо больше нечем. Какая серость и неуважение к окружающим! Провинция, глухая провинция! А одеваются как?! Словно на колхозную дискотеку, а не на работу. Те, что постарше, еще соблюдают рамки приличия, а женщины до сорока мнят себя юными девами. Одна такая – Люся. Так и представляется всем, не Людмилой Павловной, как полагается, и не Людмилой, а Люсей, даже когда разговаривает по телефону с незнакомыми людьми. Этой Люсе тридцать с хвостиком, а она все Люся. И тут дело не в возрасте, а в воспитании. Сама Полина Тимофеевна, даже будучи школьницей, всегда представлялась полным именем. Ни в коем случае не Полей и уж тем более не Полечкой. И в этом не было ни капли высокомерия, а наоборот – проявление уважения. Этому ее учили в семье. Сейчас мало кто получает хорошее воспитание, его отсутствие маскируют под фальшивую демократичность, говорят: будь проще, к тебе потянутся. Все перевернули с ног на голову! Это как раз тот случай, когда простота хуже воровства.

Люся иной раз вырядится в яркие тряпки, все короткое, обтягивающее так, чтобы тело напоказ, выйдет в обеденный перерыв в парк и фланирует, покачивая неспортивными бедрами, точно проститутка. Полина Тимофеевна не раз видела ее, когда в кулинарию через парк ходила. Зрелище довольно-таки странное и вызвало у Полины Тимофеевны вопрос: зачем так вульгарно себя вести?! Люська сама потом все рассказала. Она беззастенчиво, в полный голос сетовала, что опять ни с кем не познакомилась. Бедняжка, опять никого не заинтересовали ее голые ноги. Да разве так нужно искать себе пару?! Оденься ты поприличней, на выставку сходи, в музей, в библиотеку. Да, да, в библиотеку. Между прочим, туда заходят образованные мужчины. Люся, наверное, и не знает, что такое библиотека. Только разговоры о косметике да о социальных сетях. Провинция, глухая провинция!

Любка, Люськина товарка, по паспорту молодая деваха, а по лицу и фигуре… Это же надо так себя запустить! Ей еще нет двадцати пяти, а она уже обабилась, выглядит, как тетка. Носит вещи из подросткового гардероба, одевается не по фигуре и не к месту, никакой этики нет! Ультракороткие юбки и шорты, натянутые на полные ноги, втиснутые в туфли на слишком высоких для офиса каблуках, вызывают ассоциации с мясной лавкой; объемный бюст рискует вывалиться из выреза полупрозрачной блузки. Колоритный образ секретарши председателя колхоза завершают распущенные пегие волосы, которые Люба носит на левой груди. Возможно, в каком-нибудь Елизове так одеваться принято, а в Петербурге одеваются скромнее. У нас город строгий, с прямыми линиями проспектов, величественными фасадами, не терпящий карнавальности ни в архитектуре, ни в облике горожан. Петербургу надо соответствовать, часто думала Полина Тимофеевна, высокомерно глядя на своих простоватых коллег, а потом и на Юлю, своей распущенностью очень похожую на них. Но если коллеги вызывали то раздражение, то печальную улыбку, а то и жалость, свалившаяся на голову Полины Тимофеевны беда, именуемая Юлей, заставляла ее всерьез беспокоиться. Эта наглая, рыжая – бесстыжая (иначе не назвать) бесцеремонно поселилась в доме ее родителей и чувствует себя в нем хозяйкой. В их время было немыслимо, чтобы девица вот так запросто, без штампа о регистрации брака и даже без статуса невесты, принесла свои пожитки в чужой дом и стала там жить с мужчиной. Встречались, конечно, оторвы, но они были исключением, их стыдилась родня, и связи с ними не афишировали. А теперь что делается? Ее собственный сын привел в дом такую оторву! Какой стыд! Каково теперь ей, интеллигентной женщине, смотреть людям в глаза? А если она родит? Вне брака, как уличная девка, и это будет ее внук! Нет, такое допустить никак невозможно!

Преследуя благородную цель спасти честь семьи, Полина Тимофеевна принялась обрабатывать сына. Вечерами она уединялась с ним на кухне, накладывала ему в тарелку специально для него приготовленные всякие вкусности и заводила разговоры по душам.

– Я все понимаю, сынок, ты мужчина, у тебя играют гормоны и тебя привлекают женщины. Юля яркая, раскованная, быть может, отличная любовница, и за одно это качество она кажется тебе богиней. Но, поверь мне, такие женщины хороши для развлечений, а не для жизни. Красота приятна глазу, но к ней быстро привыкаешь. А жить ведь придется не с внешностью, а с характером. Я бы ничего не имела против Юли, если бы не видела, насколько она тебе не подходит. Дело даже не в ее птичьем жаргоне. Я не питаю иллюзий, что у другой девушки, которую ты встретишь, язык будет намного лучше, сейчас молодежь с правильной речью днем с огнем не сыщешь. И даже не в том, что вам с ней говорить не о чем. Жене необязательно обладать энциклопедическими знаниями и острым умом. Ей достаточно уметь слушать, а Юля слушать не умеет, она сама любит поговорить. С женой должно быть комфортно. Прежде всего она должна если не любить тебя, то хотя бы уважать и принимать таким, какой ты есть. Когда ты приходишь домой, ты не должен чувствовать себя, как в гостях, где надо «держать спину», не должен чувствовать никаких неудобств и раздражений. Дом – это место, где отдыхаешь душой. Вот скажи, сейчас тебе уютно в твоей комнате?