Татьяна Гармаш-Роффе - Уйти нельзя остаться Страница 25

В мозгу детектива немедленно связались эти два факта и выстроилась если не версия, то ее завязка: Компашка третировала этих двоих ребят, довела их до ухода из класса (или вообще из школы?), после чего нервы учителей не выдержали. И Компашку рассадили иначе, поближе к учительскому столу, в качестве дисциплинарной меры.

Но Алексей понимал, что пока это не более чем его домыслы. Все следовало проверить, каждый пункт! Действительно ли доводили этих учеников? Куда они ушли? Совпадает ли по времени дисциплинарная мера в виде пересадки за партами с уходом этих ребят? А то, может, у них просто родители переехали на новое место жительства, а он тут уже горы нагородил…

Он посмотрел на часы: за полдень перевалило. Леру он вряд ли разбудит в такое время, даже в выходной.

Рука его уже потянулась к телефону, как вдруг он передумал. Нужно еще повнимательнее изучить фотографии. Возможно, возникнут новые вопросы, не звонить же каждые полчаса Валерке! Тем более что сам он ей строго-настрого велел больше не заниматься сыщицкой деятельностью.

Нет, сначала выжмем максимум из этих фотографий! А потом уж примемся задавать вопросики.

Итак, главный на данный момент вопрос: связаны ли между собой эти два факта: уход двух человек из класса и пересадка учеников?

Вопрос очень даже правомерный и правильный, но тут суперважна хронология событий, а у Алексея ее не имелось… Подскажут ли ее фотографии?

Черно-белый снимок, сделанный школьным фотографом… Обычно такие фотографии делаются в конце учебного года. Надо будет проверить, но пока можно принять за отправную точку, что это последняя по времени фотография за десятый класс. А эти, цветные, сделаны, скорее всего, в течение учебного года.

Алексей снова открыл снимки на экране, увеличил. Ничто в одежде учеников не указывало на время года. Тогда все носили одинаковую школьную форму в любой сезон, за исключением праздников и жарких месяцев.

Хотя…

В первое цветное фото попала часть окна, а за ним угадывались ветки дерева, еще с листвой. Кроме того, на снимке имелась учительница, платье которой можно было назвать скорее легким. Это ничего не доказывало – она могла прийти в теплом пальто, к примеру, – но в сочетании с листвой выходило, что фото сделано никак не позднее начала октября. По той простой причине, что позже деревья выглядят голыми.

Зато на втором цветном снимке ветки дерева за окном были голыми. Поздняя осень, зима или ранняя весна – неизвестно. Учительницы на нем не имелось, отчего и дополнительной подсказки не имелось.

Но ясно одно: к началу октября класс еще состоял из тридцати учеников, о чем свидетельствовало первое цветное фото, и раньше, чем распустились деревья, класс уменьшился на двух учеников. И в этот же отрезок времени ребят пересадили, о чем свидетельствовало второе цветное фото.

Интересно, можно ли разыскать учителей школы? Да существует ли еще сама школа? Нужно это выяснить!

Он все же позвонил Лере на мобильный. Задал несколько занимающих его вопросов.

Хех, втуне…

Голос ее был рассеянным. Судя по фону, она находилась в каком-то шумном месте.

– Лешка, я так, по памяти, не скажу… Перезвоню тебе вечером, можно?

Нет, вы видели? Как будто это ему нужно! Он жертвует своим драгоценным выходным, занимается ее, Валеркиным, делом, а она уже расслабилась и развлекается!

«Эй, – сказал он себе, – эй! Ты за дело взялся? – Взялся!

Ты так сам решил? – Сам!

Ты Валерку просил не встревать? – Просил!

Чего теперь возникаешь? Чем недоволен? Что Валерка расслабилась? Так это нормально. Она передоверила это дело тебе. И теперь у нее чувство, что гора с плеч. Это потому, что ты ее гору взял на свои. Но ведь взял же? САМ!

Так теперь не ворчи!»

Кис еще до вечера прокручивал в уме оба варианта: месть кого-то из обиженных Компашкой, – либо уничтожение свидетелей. Причем второй вариант указывал почти однозначно на Юру Стрелкова. Тогда как первый оставлял невспаханное поле догадок.

Версия с Юрой была практически безупречной. Он ныне метит высоко, и весьма! Он откололся от партии, в которой еще недавно состоял, играя в ней не последнюю роль, создав новую, свою! И он тоже может в предчувствии своего нового взлета и новой – на порядок большей! – публичности, когда он окажется под массированным прицелом прессы, нынче убирать свидетелей грехов ранней юности.

Надо сказать, что в таком раскладе грехи должны быть особо неприглядными.

Дело за малым: доказать, что Стрелков никуда не уехал.

Ну что ж, осталось подождать до завтра.

Если же это не Юра, то туго придется детективу. В обоих вариантах вырисовывалось некое происшествие, которое было одинаково невыносимо вспоминать как для пострадавшего (который нынче мстит), так и для обидчика (который нынче избавляется от свидетелей). Но о подобном событии никто, никто не станет рассказывать, вот в чем фокус! Не говоря уж о том, что пятеро его участников мертвы…

И как же это событие обнаружить? Как?!

Лера прорезалась только в понедельник утром.

– Лешка, я не забыла, честно! Я позвоню сегодня нашему старосте, он наверняка помнит подробности! Или, хочешь, я дам тебе его телефон и предупрежу о твоем звонке?

Голос ее был полон ленивой неги. Со всей очевидностью, мысли ее витали далеко от тех происшествий, которые волновали ее столь недавно…

Алексей выбрал последний вариант. Записав номер бывшего старосты класса, Миши Пархоменко, он тут же созвонился с ним и, не откладывая дела в долгий ящик, условился о встрече.

Время, которое оставалось до встречи со старостой, Алексей посвятил разговорам с судебными экспертами.

Первый звонок был Миле.

– Я ничего не нашла… – с сожалением проговорила она. – Проделала кучу анализов, но никаких посторонних субстанций в крови Роберта не обнаружила…

Не обнаружила так не обнаружила. Ничего не попишешь.

Второй звонок Алексея потревожил его давнего и надежного советчика, еще со времен Петровки, который по роду деятельности был судебно-медицинским экспертом, а по призванию – философом. Дмитрий Львович давно вышел на пенсию, но Кис знал, что на его знания и опыт можно полностью положиться.

Говорить с ним по телефону о деле было бы неуважением. Дмитрий Львович не принял бы ни денег, ни подарка за свои советы, и минимум вежливости и почтения к нему Алексей мог выказать лишь самоличным визитом, даже если вопрос был на две минуты.

К счастью, Дмитрий Львович оказался свободен и согласился уделить сыщику «две минуты». Алексей купил в булочной ванильные сухарики, которые старый судебный эксперт всегда любил, и отправился в гости.

Разумеется, «две минуты» – это две минуты о деле, но беседа со старым судебным медиком имела свой ритуал, куда более долгий, и ему необходимо было следовать.

Алексей не часто беспокоил его своими вопросами, а стало быть, не часто с ним и виделся. И теперь ему предстояло дать подробный отчет обо всей своей жизни, протекшей со времени их последней встречи.

– Женился? Это дело хорошее! – говорил Дмитрий Львович, обмакивая ванильный сухарик в чай. – А помнишь, я всегда говорил тебе, Леша: такого парня, как ты, бабы на руках носить должны! А ты все спорил со мной!

– Да я не спорил.

– Ну, не верил… А я тебе говорил: найдется та, которая тебя оценит так, как ты того достоин. А ты ведь не верил, признай!

– Было дело, – соглашался Кис.

– А видишь, прав я оказался… И деток у вас двое, ты сказал?

– Двое, близнецы. Мальчик и девочка.

– Еще парочку нужно!

Алексей не возражал. Пустое это дело, он давно усвоил, – возражать Дмитрию Львовичу.

– Я через эти вот руки, – Дмитрий Львович вытянул вперед кисти, которые, постарев, не потеряли своей красоты: крупные, сильные ладони с длинными и мощными пальцами, – столько смертей пропустил! Столько детей безвинных, столько женщин красивых в детородном возрасте, которые могли бы украсить население Земли своим потомством… Никто так не чувствует таинство жизни, чтоб ты знал, как прозектор! Вскрывая человеческое тело, ты постигаешь его совершенство! Знаешь, Леша, если б я, когда молодой был, понимал то, что понял только с долгим опытом, я бы сам не меньше чем с пяток деток в этот мир пустил… Надо его восстанавливать, чинить его надо! Но я тогда не знал, и одну только мы с супругой моей дочь родили… Неправильно это! Ты, Леша, пока молодой, делай детей! У тебя хорошее потомство будет, твои гены!

«Молодой». Алексей, которому перевалило за сорок пять, для ударного плана по деторождению полагал свой возраст не самым подходящим.

…Прошло с полчаса, не меньше, прежде чем Дмитрий Львович позволил Алексею заговорить о деле. Сыщик изложил суть вопроса: что может выглядеть похоже на инфаркт, естественную смерть, но при этом быть спровоцировано чем-то?

Дмитрий Львович с ходу выдал перечень веществ – Алексей едва поспевал записывать, – которые могут очень быстро разлагаться в крови, через час-два.