Наталья Андреева - Самая коварная богиня, или Все оттенки красного Страница 25

– Да, конечно. Я сыт. – Красавец отложил салфетку и встал.

Разговор все равно не клеился, Егорушка злился, Вера Федоровна заметно нервничала, остальные чувствовали напряжение, словно воздух был наполнен летающим порохом. Того и гляди, кто-то опять взорвется.

– Тогда мне хотелось бы с тобой поговорить.

– Прямо как в сериале! – усмехнулся Эдик. – Папочка-миллионер трагическим голосом заявляет своему наследнику: «Мне надо с тобой поговорить». Ничего приятного от такого разговора не жди. Что ж, папа, поговорим.

– Тогда пройдем в мой кабинет.

– Вот как? Он уже твой? А что скажет по этому поводу еще одна наша наследница?

Майя невольно сжалась. Одно только слово Эдика, и все повскакивают и закричат, показывая на нее пальцами: «Мошенница! Авантюристка!» А дальше начнется! Выгонят ее с позором, еще и в полицию заявят! Но Эдик почему-то молчал.

– С Марусей мы поговорим потом, – хмуро сказал Георгий Эдуардович. – Сначала я хочу объясниться с тобой. Окончательно.

– Ого! – Черная, словно нарисованная, бровь удивленно приподнялась. – Тон серьезный! Я готов.

– Я думаю, сейчас тебе будет не до шуток, – угрожающе сказал отец.

И оба ушли. Вера Федоровна схватилась ледяными ладонями за дрожащие щеки:

– Что же будет? Что теперь будет? А?

– Не надо так переживать, ма шер, – язвительно усмехнулась Олимпиада Серафимовна, тряхнув огромными серьгами. – Если только, говоря вашим языком, здесь не замешаны ваши альковные тайны.

При этих словах Вера Федоровна смертельно побледнела, Нелли Робертовна не выдержала и поднялась из-за стола с криком:

– Ольга Сергеевна! Что же вы стоите? Дайте ей воды! Она сейчас в обморок упадет!

– Ничего с ней не сделается, – отмахнулась Олимпиада Серафимовна. – Она крепче, чем вы думаете. А вот моему любимому внуку сейчас не поздоровится…

Кабинет

Это было любимое место художника Эдуарда Листова, здесь он проводил долгие часы за чтением и осмыслением прочитанного. Одна дверь вела в общий коридор, другая – в маленькую студию. Листов не любил больших помещений. В студии имелась стеклянная дверь, через которую можно было выйти на кольцевую веранду, а оттуда, никого не беспокоя, спуститься в сад. На зиму эта дверь обычно наглухо запиралась и утеплялась, а вот летом практически всегда оставалась распахнутой настежь.

Георгий Эдуардович в студию никогда не заходил и вообще старался не вспоминать о ее существовании. А вот кабинет полюбил. Здесь они с отцом были на равных, в то время как в студии Георгий Эдуардович чувствовал себя ущербным. Отец не раз называл его «книжный червь», и в этих словах сквозило презрение.

«А почему, собственно, я должен быть художником? – мучился Георгий Эдуардович. – Может, я – гениальный писатель? Да мало ли какие у меня таланты!» В кабинете отца он как раз и старался это доказать, быть может, даже чересчур.

Теперь сюда вторгся Эдик, и уже через пять минут хозяин дома пожалел, что для серьезного разговора со старшим сыном выбрал именно кабинет. Эдик, где бы он ни появлялся, нарушал гармонию.

– Зачем ты приехал? – в упор спросил Георгий Эдуардович. – Тебя, кажется, никто не звал.

– Это дом моего деда. И пока еще не твой. – Эдик вальяжно развалился в кресле и наугад взял со стола книгу.

– Положи! – не выдержал отец. – Ты в этом все равно ничего не понимаешь!

– Напрасно ты так думаешь. Маман дала мне прекрасное образование. Это, кажется, по-английски написано? Очень интересно!

– Если ты знаешь языки, это еще не означает, что поймешь прочитанное, – поморщился Георгий Эдуардович. – Так что тебе здесь нужно?

– К маме приехал. Соскучился.

– Что, деньги кончились?

– Хочешь дать мне взаймы?

– Напротив, хочу сказать, что мое терпение лопнуло. Ты и твоя мать-авантюристка… Не надо на меня так смотреть! Авантюристка, если не сказать хуже! – сорвался на крик Георгий Эдуардович. – Да-да, я все знаю! Всю правду!

– И давно?

– Давно! Потому и развелся! А она все еще думает, что из-за скандалов, которые постоянно случались в нашей семье. Да я способен и не такое выдержать! Я почти девятнадцать лет прожил с Натальей, а уж она-то никогда кротостью не отличалась. Впрочем, это к делу не относится. Ты, вероятно, знаешь, каковы обстоятельства. Мы все папино наследство делим с Марусей пополам. Так вот: едва вступив в права, я тут же передам все Егору. Оформлю все документы так, чтобы ни тебе, ни Вере не досталось ни копейки ни при каких обстоятельствах. Я знаю, на что вы способны, и не хочу постоянно опасаться за свою жизнь. Можете не суетиться: ничего не получите. А если я умру до того, как вступлю в свои права, ничего не получите тем более.

– Ошибаешься. Вот тут ты ошибаешься.

– Что такое? Неужели ты собираешься обольстить и эту невинную девушку? Несмотря на ваше родство?! Впрочем, о чем это я? Для тебя же нет ничего святого! Но хоть на что-то я могу повлиять! Ты уберешься отсюда немедленно, понял? Хватит того, что Настя стала твоей шпионкой в этом доме. Чем ты их берешь, ну чем? Ведь хуже тебя человека нет! Ты же прожженый циник! Ты – негодяй! Правильно говорил отец, надо было давно гнать тебя отсюда, а я все терпел, глупец. Какой глупец! А теперь ты вошел в раж, затеял какую-то игру, смысла которой я пока не понимаю. Знаю только, что это нечестная игра, потому что честь и ты – понятия несовместимые. Немедленно уезжай, Эдуард. Немедленно!

– Даже переночевать нельзя? Я устал.

– Я не хочу, чтобы ты здесь оставался.

– Тогда я у бабушки спрошу. Ты же любишь свою маму, папа? – усмехнулся Эдик. – Ты же ей не откажешь? Что касается невинной девушки… Не дай бог, я на нее дурно повлияю! Да она же врет вам всем! С того момента, как очнулась в больнице, врет! Нет, обидно, в конце концов, а? Я, по-твоему, олицетворение зла, а эта врушка – просто ангел! Папа, ты совершенно не разбираешься в людях, вот что я тебе скажу!

– Не смей! Слышишь? Прекрати! Ни единому слову твоему не верю!

– Зря!

– Убирайся!

– И не подумаю!

Оба вскочили и стояли друг против друга, тяжело дыша. Было такое ощущение, что Георгий Эдуардович собирается отвесить сыну пощечину.

– Остынь, отец, – невольно попятился Эдик.

– Извинись немедленно!

– Еще чего! Она самозванка. На самом деле эту молодую особу зовут Майей, и к семье Листовых она имеет такое же отношение, как я к папе римскому.

– Откуда… откуда ты знаешь? – рванул ворот рубахи Георгий Эдуардович.

– Потому что я встретил в поезде настоящую Марию Кирсанову, и поверь, они с этой врушкой похожи так же, как огонь и вода.

– И где она, настоящая Маруся?

– А вот этого, папа, я тебе не скажу. У меня свои планы. Тебя ждет сюрприз. А, кстати, ты уверен, что действительно являешься моим отцом? Я тут нашел пару интересных писем…

– Вон!

– Как хочешь. Но я тебя предупредил.

– Постой…

– Да? – Эдик задержался в дверях.

– Что ты задумал?

– Я сделал предложение Марии Кирсановой. То есть она мне, а я согласился. Женюсь на деньгах. Давно об этом мечтал, а тут и случай подходящий подвернулся.

– Что?!

– Да уж, я знаю к женщинам подход.

– Ты… ты не можешь этого сделать. Она твоя тетя.

– А если я докажу, что не имею к тебе никакого отношения? Ты мне не отец. Мама встречалась с другим мужчиной, когда была замужем за тобой. Я легко докажу, что мы с Марусей не состоим в родстве.

– Чушь! Ты мой сын!

– Откуда такая уверенность?

– Ты мой… О господи! Что-то с голосом…

– Бывает… Ничего, это скоро пройдет, папа . Хорошо, что у меня есть здравомыслящая мать. Она меня очень любит. В отличие от тебя.

– Уходи…

– Я переночую здесь.

– Ты еще не знаешь, что я тоже могу… могу быть жестоким и… и решительным.

– Да ну? Что ж, попробуй. В конце концов, по здравом размышлении, это несправедливо: почему тебе должно достаться столько денег, а мне ничего? Ты их тоже не заработал. Чем ты занимался всю жизнь? Мой дедушка , великий художник Эдуард Листов, не без помощи бабушки Липы пристроил тебя по блату в престижный институт, после которого тебя ждала непыльная работенка, а вся страна в то время, если ты помнишь, занималась в поте лица строительством социализма. А ты что делал? Копался в рухляди да писал книги, которые никому не нужны, потому что читать их – тоска смертная. Если бы ты хоть разбирался в антиквариате! Ты делаешь вид, что разбираешься, а на самом деле… На самом деле эти книжонки вкупе с кандидатской диссертацией для тебя кропала умная тетя Нелли. Вот кто – кладезь семейных тайн!

– Замолчи!

– Вот она-то в антиквариате разбирается, я у нее консультировался пару раз, прежде чем продать мамины фамильные побрякушки.

– Мамины фа… Да как ты… как ты…

– Да хватит уже! Ты бездельник, и я бездельник. Спасибо, что выучил, только время, когда можно было заниматься тем, чем ты занимаешься, и получать за это большие деньги, прошло. Кандидаты наук нынче не особо в цене. То-то ты бросил преподавать в институте. Как же! Мало платят. Так почему не поделиться наследством? Хватило бы на всех.