Эйлет Уолдман - Смерть берет тайм-аут Страница 25

— Привет, — сказала я, подходя к ней.

— Привет.

— Сядем, поговорим?

Она кивнула и пошла к столику, спрятанному за высокими растениями.

Я сделала свой заказ и подождала несколько минут, пока принесут латте.

— Семь семьдесят пять, — сказала девушка за барной стойкой, протягивая мне две чашки.

Я уставилась на нее:

— За чашку кофе?

Она округлила глаза:

— За две порции латте. Вам и вашей подруге.

Лили всучила мне чек. Опять. Когда мы с Лили ходили куда-нибудь посидеть, платила неизменно я. Не потому, что она скупая. Корзинка с булочками, сыром и вином, которую моя подруга присылает каждое Рождество, стоит, наверное, столько же, сколько месяц детского сада Исаака. Я думаю, что Лили, как и все кинозвезды, не сталкивается с такими бытовыми мелочами, как плата за кофе. Всегда находился тот, кто брал на себя эту обязанность — директор студии, талантливый менеджер, личный помощник. Маленькая пухлая подруга.

Я размешала сахар, от души насыпала в чашку шоколада, чтобы компенсировать отсутствие кофеина, и подсела к Лили за столик.

— Как ты нашла меня? — спросила она, когда я подвинула ей чашку. — Ты что, следила за мной?

Говорила она совсем не раздраженно, наоборот, как-то вяло и без эмоций.

— Можно сказать и так. Хотя не совсем. Я уже подъехала к Церкви, когда твоя машина на бешеной скорости выехала оттуда. Я поехала за тобой.

Она кивнула и вздохнула. Ее плечи слегка вздрогнули.

— Что случилось, Лили? Что ты там делала?

— Я хотела увидеть его.

— Зачем?

Лили дрожащими руками поднесла чашку ко рту, сделала маленький глоток и слизнула с губ пену:

— Чтобы убедить его помочь Юпитеру.

— И что он сказал?

— Он вышвырнул меня. Вернее, не он, сам он трус. За него это делают тупицы в банных халатах.

В ее голосе слышались едва уловимые нотки юношеской дерзости, которая всегда была ее козырной картой.

— Как тебе вообще туда удалось проехать? Разве охранник тебя не остановил?

— Он попросил мой автограф.

Было видно, что она совсем не рада тому, с какой легкостью слава открывает замки и запоры, скорее наоборот. Лили, конечно, злилась на охранника, но больше на себя, за то, что воспользовалась этой ситуацией.

— Чем ты собиралась убеждать Полариса?

— Я могла бы сказать, почему Юпитер убил его жену.

В этот момент я как раз отпила из чашки, и кофе обжег мне рот. Я проглотила напиток и аккуратно поставила чашку на стол.

— И почему? — спросила я.

Силы покинули ее, и она изменилась в лице:

— Юпитер сделал это из-за меня. Я во всем виновата. Он умрет из-за меня.

Она заплакала, все ее тело тряслось от беззвучных рыданий. Каждый раз, видя на экране ее голубые глаза, полные слез, я завидовала ее способности так мило плакать. Оказывается, когда Лили Грин плачет в реальной жизни, ее лицо становится измученным, красным и некрасивым, как у всех. Она закрылась руками. Я потянулась через стол и погладила ежик коротких волос Лили, затем поставила стул рядом и обняла ее. Она прижалась ко мне, продолжая плакать. Я была очень рада, что цветы скрывают нас от остальных посетителей кафе. Лили не хватало только прочитать в «Муви-лайн» статью о своей истерике в кофейне в Пасадене.

Наконец она подняла голову, громко шмыгнула носом и утерлась рукой.

— Все нормально, — прошептала она.

Я кивнула:

— Ну а теперь расскажи мне, что происходит.

Лили прерывисто задышала:

— Юпитер убил Хло, чтобы защитить меня.

— Защитить тебя?

— Это я выписывала Хло чеки. Она шантажировала меня.

Хотя в глубине души я со страхом ожидала такого поворота, все равно это известие оказалось неожиданным. Я откинулась на стуле и уставилась на подругу:

— Почему? Почему она шантажировала тебя?

Лили горько засмеялась:

— Почему? Потому что она была подлая маленькая стерва.

— Я не об этом.

— Я знаю.

— Чем она шантажировала тебя, Лили? — спросила я практически шепотом.

Глаза Лили снова наполнились слезами, и она судорожно вздохнула.

— Хло пригрозила, что если я не заплачу ей, она расскажет газетчикам, будто это я убила свою мать.

Глава 12

Питер впервые не стал возражать, когда я позвонила и попросила забрать детей из школы. Должно быть он услышал что-то в моем голосе — далекое эхо выстрела, раздавшегося в Сан-Мигель-Альенде тридцать лет назад.

Опустив голову и уставившись в стол, Лили сжимала чашку руками так, будто пыталась согреть уже остывший кофе, и рассказала, как она в пятилетнем возрасте нашла пистолет в спальне матери.

— Я помню очень смутно, все как в тумане, — говорила она. — Мы с Юпитером играли во дворе нашего дома в Сан-Мигель. Там был фонтан, и мы кидали туда листья. Юпитер не доставал до края, поэтому я брала его подмышки и поднимала, чтобы он мог бросить листья и посмотреть, как они плывут по воде. Я помню, что для нас листья были корабликами. Мы сажали на них муравьев — наших моряков. Но у нас не получалось усадить муравьев, не раздавив их, — Лили слабо улыбнулась. — В общем, в фонтане плавали листья с мертвыми раздавленными муравьями.

Она встряхнула головой, будто напоминая себе, что детские воспоминания не имеют отношения к делу.

— Как бы то ни было, многие годы я помнила только листья и фонтан, а потом крик. Я не знаю, кто кричал. Наверное, кто-то из прислуги. Скорее всего. Это были мои самые ясные воспоминания. Долгое время я не помнила, что входила в ее комнату, брала пистолет или стреляла. Я полностью подавила все это. Я помнила только листья, фонтан и ее… ее…

— Ее тело? — прошептала я.

— Даже не тело. Ее платье. На ней было длинное белое платье. А может, ночная рубашка. Или такое деревенское платье, — Лили говорила каким-то отсутствующим голосом и рассеянно смотрела сквозь предметы. — Я помню, что платье было белое. И красное. Везде красное, — она вздрогнула. — Фонтан и ее белое платье в крови. Я отчетливо помнила только это.

— Ты подавила все остальное? — спросила я.

Она кивнула:

— Прошли годы психотерапии, прежде чем я начала вспоминать, что произошло в той комнате.

— Из-за травмы?

Лили чуть наклонилась ко мне:

— Через некоторое время после случившегося, я впала в какое-то оцепенение. Меня переполняло чувство вины. Я ни с кем не разговаривала и почти не ела. Потом мне стало лучше, но только потому, что я все стерла из своей памяти. Но мне повезло. У меня был очень хороший врач. На протяжении многих лет он помогал мне воссоздать в памяти тот день. С его помощью я вспомнила, как играла с пистолетом, и как он выстрелил. И как она умерла.

— А Хло? — спросила я. — Она каким тут боком?

— Около четырех месяцев назад она позвонила. Я никогда не встречалась с ней раньше, но она позвонила по моему личному телефону и сказала секретарю, что она жена моего отчима. Я оказалась рядом и взяла трубку. А Хло взяла и прямо все сказала. Она знает о том, что я застрелила свою мать, и если я не хочу, чтобы об этом узнали остальные, я должна за это хорошо заплатить. Так и сказала «хорошо заплатить».

Теперь понятно, почему Артур так беспокоился о Лили. Он не хотел, чтобы я выяснила, что у нее был мотив для убийства Хло Джонс.

— Откуда Хло узнала о том, что произошло с твоей матерью?

— Понятия не имею. Юпитер клялся, что он не говорил. Скорее всего, Поларис. Больше ведь некому. Сегодня я поехала к нему, хотела сказать, что он во всем виноват. Если бы он все не разболтал, она бы не шантажировала меня, и я бы не обратилась к Юпитеру за помощью. И Хло бы не умерла.

— Ты заплатила Хло, да?

— Да.

— Но почему, Лили? Почему ты так боялась, что кто-нибудь узнает? Это же был несчастный случай. Ты была совсем маленькой. Никто бы тебя ни в чем не винил.

Она покачала головой.

— Меня бы стали воспринимать, как ненормальную. Актриса, убившая свою мать. Вот что стали бы думать обо мне. Женщине, которой за тридцать, довольно трудно получить роль в этом чертовом городе. Думаешь, что начальник актерского отдела захочет иметь дело со мной? Есть сотни других актрис, у кого за плечами нет такого ужасного прошлого.

— Но ты получила «Оскара»!

— Каждый год двоим женщинам вручают «Оскар». Двоим в год, Джулиет. По меньшей мере еще шесть номинируются каждый год. И ни одна из них не убивала свою мать.

Трудно было с этим спорить. Я знала, как много пришлось ей работать, чтобы вырваться из второсортных фильмов, с которых начиналась карьера. Я знала также, насколько она честолюбива. Это больше всего меня поражало.

— Как тебе удавалось передать деньги, чтобы никто не узнал? — поинтересовалась я. — Финансисты там, менеджеры? Они не заметили исчезновения такой большой суммы?

— Управляющая моими делами конечно заметила бы. Мне пришлось сказать ей.