Алёна Белозерская - Один вечер в Амстердаме Страница 25

Ирма вышла в кухню и через минуту вернулась с бутылкой виски.

– Выпей, – сказала она.

Войтович принял из ее рук стакан, но пить не стал. Он задумчиво смотрел на напиток и молчал. Наконец произнес:

– Марина – жена Генриха. Теперь ее зовут Эльза ван дер Ассен.

Ирма замерла на месте, потом сделала несколько глотков виски прямо из бутылки.

– Как такое могло случиться?! – вскричал Войтович. – Как?! Почему именно Генрих? Как она оказалась в Голландии? Я не понимаю, что за чертовщина происходит!

Он подошел к Ирме, схватил ее за плечи и с силой сжал.

– Отпусти, – сказала она, и он быстро убрал руки. – Жена Генриха? – переспросила она. – Ты не ошибся?

– Думаешь, я не узнал бы Марину? – криво усмехнулся Войтович. – Я помню каждую черточку ее лица, как она улыбается, как смотрит…

Ирма вдруг почувствовала, как внутри ее начинает закипать ревность, чего ранее не случалось. Та страсть, которая прозвучала в его голосе, обеспокоила и разозлила. Она резко подскочила к нему и ударила в плечо. Потом нахмурилась и отвернулась, пряча набежавшие на глаза слезы.

– Ирма. – Войтович дотронулся до нее, но она отбросила руку. – Ты думаешь, что я все еще испытываю к ней чувства?

– Разве нет? – Ирма повернулась к нему, глаза ее уже были сухими.

Войтович сел на диван и устало потер лоб. Он размышлял о чувствах к жене. Нет, любви не было. Было другое. Обида, ярость, но не любовь и не радость, оттого что она жива и с ней все в порядке.

– Восемнадцать лет, – медленно проговорил он. – Марина отсутствовала восемнадцать лет. Я перевернул всю Москву, пытаясь ее отыскать. Я готов был совершить невозможное, лишь бы вернуть моей дочери мать. Столько лет Рита спрашивала у меня, почему мама бросила ее, а я не знал, что ей ответить. Как сказать ребенку, что его мама исчезла? Умерла? Но и этого я не знал наверняка, хотя всегда надеялся, что она жива. И вот теперь, когда у меня есть все доказательства, что Марина вполне счастливо живет в Амстердаме, что у нее новая семья, я понимаю, что на самом деле желаю ей только одного – смерти. Лучше бы она умерла в Москве много лет назад, я уже давно забыл бы о ней. А еще больше я бешусь оттого, каким образом она снова вошла в мою жизнь. – Войтович с болью в глазах посмотрел на Ирму, которая присела у его ног и с нежностью обхватила его колени. – Что это? Судьба? Насмешка? Или это закон притяжения? Я так отчаянно хотел ее вернуть. – Плечи его задрожали. – Так страстно мечтал, чтобы она была рядом. И вот она появилась.

Ирма пригладила его волосы и крепко обхватила за шею.

– Успокойся, – шептала она. – Все обойдется.

– Что обойдется? – с горечью спросил Войтович. – Ты же понимаешь, какую ценность она представляет? Марина, или Эльза, – с ненавистью он произнес новое имя жены, – единственный выход на Генриха. И Зеф предлагает воспользоваться ею, чтобы выманить его.

– Ты, естественно, согласишься, – сказала Ирма, не допуская мысли, что он может поступить по-другому.

Войтович поднялся и прошелся по комнате. Затем повернулся к Ирме и посмотрел на нее с такой печалью, что у нее перехватило дыхание.

– Она – мать моей дочери, – сказал он.

– И? – Ирма приподняла бровь, показывая, что не видит в этом преграды.

– Я знаю Марину очень хорошо, – покачал головой Войтович. – Она не выдаст Генриха, в этом я уверен.

– А в том, что она никогда не бросит своего ребенка, ты тоже был уверен? – с иронией спросила Ирма и пожалела, потому что лицо Войтовича потемнело от гнева. – Ответь! – Она не собиралась сдаваться, несмотря на то, что он готов был ударить ее. – В чем ты еще уверен? В том, что она все та же Марина, на которой ты когда-то был женат? Пардон, все еще женат! В том, что она дорожит и тобой, и Ритой?

– Замолчи! – Войтович сжал кулаки, но вдруг понял, что ведет себя глупо и смешно. – Прости, – сказал он, подошел к Ирме и обнял ее. – Я люблю тебя. Я так тебя люблю.

Она не отреагировала на это отчаянное признание, так как видела, что им сейчас руководят иные чувства.

– Значит, ты не позволишь Зефу использовать Эльзу?

В Ирме снова вспыхнула ревность, но она постаралась, чтобы это никак не отразилось в ее голосе и выражении лица.

– Я должен все обдумать, – сказал Войтович, но Ирма поняла, что он уже принял решение, которое навредит всем.

В работе следует руководствоваться разумом, но, похоже, Войтович забыл об этом. Им управляли эмоции, с которыми он не мог справиться. Ирма не собиралась позволить ему упустить шанс прижать к стене Генриха, но также не хотела идти против. С одной стороны стоял Генрих и власть над ним, с другой – любимый человек и его чувства. Выбрать было сложно, но, как и Войтович, который уже принял решение, Ирма с яростью поняла, что именно предпримет.

Под неодобрительным взглядом подполковника Наумова Авилов выпил две рюмки водки и налил еще.

– Сергей, – Наумов отставил графинчик в сторону, – ты закусывай. А еще лучше – не пей. Впервые вижу, чтобы ты налегал на горячительное.

– Да мы с тобой никогда и не обедали вместе, – ответил Авилов и послушно съел несколько вилок салата. – Не могу прийти в себя после разговора с этой дрянью.

– Думаешь, алкоголь поможет? – спросил Наумов и наморщил нос, глядя на запотевший графин с водкой.

Уже много лет он жил без выпивки и очень радовался этому. Вспоминая свою молодость, Наумов понимал, что на почве алкоголя совершил много глупостей, которые сейчас уже не было возможности исправить. Избивал первую жену, из-за чего она ушла от него и забрала сына. С мальчишкой, который в этом году окончил школу, отношения так и не наладились, хотя Наумов многое отдал бы, чтобы тот называл его отцом. Однако бывшая жена повторно вышла замуж, и у мальчика появился новый папа, который в отличие от Наумова с нежностью относился к супруге и нашел подход к пасынку.

Ко второму браку Наумов пришел с другой жизненной философией. На первое место он поставил семью и ее благополучие, полностью исключил спиртное и проявлял себя с наилучшей стороны как муж и отец. Дочери обожали его, и именно для того, чтобы обеспечить им будущее, он ввязался в дела с Авиловым. Наумов уже сейчас видел, как его маленькие барышни учатся в Оксфорде, путешествуют по всему миру. В общем, ни в чем себе не отказывают. Хотя иногда ему приходила в голову мысль, что дочери являются лишь предлогом, и, являясь пособником Авилова и его хозяина, Наумов в первую очередь удовлетворяет свое чувство важности. Каждый раз, когда его счета увеличивались, он испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие, понимая, что больше всего в этой жизни любит деньги. Купит дом где-нибудь на Мадейре и забудет, что был когда-то знаком с Авиловым и какие преступления совершал, чтобы иметь возможность жить с комфортом.

Наумов прищелкнул языком, заметив, что Авилов снова потянулся к графину.

– Ирма окончательно разошлась? – спросил он.

– Стерва! – Авилов стукнул ладонью по столу. – Говорила со мной, как с мальчишкой! А Павел ни слова не произнес, чтобы успокоить ее.

– Чувствует мое сердце, что тебя в ближайшее время понизят в должности, а может, и вовсе уволят, – с сарказмом произнес он и пошевелил бровями, показывая, что именно имеет в виду под словом «уволить».

– А ты не скалься! Тебя это тоже коснется.

Авилов в раздражении передернул плечами и огляделся по сторонам. Если бы они не были в ресторане, он давно бы уже выплеснул свою злость, но вместо этого он вынужден был удерживать ее внутри. Авилов откровенно не понимал, отчего Войтович позволяет Ирме вмешиваться в вопросы, к которым она ранее не имела доступа. Девица за последние четыре года взлетела слишком высоко. Гораздо выше, чем сам Авилов, хотя на это ему понадобилось почти двадцать лет.

Начинал он с Амином Нагаевым и был уверен, что после его смерти получит место управляющего. Однако вместо него секцией стал руководить Войтович. Авилов воспринял это спокойно, так как понимал, что выше головы не прыгнешь. Если Генрих пожелал видеть во главе Войтовича, то спорить с его решением было бесполезно. Можно было возмутиться, однако это стало бы последним, что он сделал в своей жизни. Поэтому Авилов предпочел смириться и действительно стал хорошим партнером Войтовичу. Со временем он даже проникся к нему дружескими чувствами. Впрочем, дружить с Войтовичем было несложно: он ничего не требовал, ни в чем не ограничивал, лишь выдвинул одно условие – максимальная честность в вопросах бизнеса.

Все изменилось, когда появилась Ирма. Авилов знал, что в их сектор она попала благодаря протекции Габи Тасман – управляющей британской секции. Спокойная и ни во что не вмешивающаяся, Ирма не показалась Авилову помехой. Она была хорошим исполнителем, на большее не замахивалась. А потом девица осмелела: утопила в заливе подручного Шерера за то, что тот вздумал ей хамить при всех, уничтожила двух крупных дилеров, которые мешали работе, присоединила к секции азербайджанскую группировку, занимающую весь Правобережный рынок. Тихо и без скандалов Ирма заставила прибалтийские лаборатории, производящие «синтетику», работать на них, разобралась с «казанс-кими», которые теперь у нее с руки готовы были есть, лишь бы она оставила их в деле. В общем, Ирму знали все и боялись. Наумов видел, как мужчины опускают перед ней головы и беспрекословно выполняют любой приказ. Вместе с тем он знал, что ее авторитет базируется не только на страхе, который она внушала. Ирму уважали исключительно потому, что чувствовали в ней силу, а подобное нельзя было купить ни за какие деньги.