Чингиз Абдуллаев - И возьми мою боль Страница 26

— Не было у нее хозяина, — зло сказал Стольников, — это дочка Исмаила Махмудбекова.

— Вон оно что, — понял хозяин дома. — Значит, поэтому его чеченцы с утра по городу бегают. Это не его два дня назад пощипали немного на даче?

— Его. Но он еще живой. И хочет найти свою дочь.

— Сложное дело, — ухмыльнулся Филипп, — очень сложное дело. И часики дорогие. Такие могут вместе с девочкой сгинуть.

— Мы установили награду, — сдерживаясь, сказал Стольников. — Тому, кто найдет девушку, мы выплатим сто тысяч долларов. И часики оставим на память.

— Сто тысяч долларов, — почти пропел сумму хозяин дома, — большие деньги. Очень большие. И часики красивые. Я думаю, что девочку найдут. За такие деньги вся братва на ноги поднимется, повсюду искать будут. Не волнуйся, девочку обязательно найдут.

— Если что-нибудь узнаешь, позвони нам. Ты знаешь, как нас найти, — поднялся Стольников.

— Найду, — кивнул Филипп. — Только у вас, по-моему, проблемы будут, Слава Стольников. И большие проблемы.

— Какие проблемы? — нахмурился Стольников.

— Кроме вас, еще и другие девочку ищут. Они ведь ее могут и раньше вас найти.

— Это мы знаем, — махнул рукой Стольников, — они нам не помеха. Милиция тоже про часы знает и девочку ищет. Девочка ни в чем не виновата, и если ее раньше нас найдут сотрудники милиции, то мы им только спасибо скажем.

Он повернулся, чтобы уходить. И вдруг услышал вопрос Кривого, продолжавшего сидеть за столом:

— А если не милиция? Про часики и другие знают.

Стольников резко обернулся. Его глаза сузились. Он тяжело задышал.

— Что ты сказал?

— Что слышал. Про ваши часики и другие ребята знают. Сегодня ко мне приходили, еще до тебя. Спрашивали про часики. Стольников рванулся к нему.

— Говори.

— Ты сядь, водички попей и успокойся, — холодно посоветовал Филипп, — ты меня еще не арестовывал, а я у тебя не на допросе. Сядь и успокойся. И послушай, что я тебе скажу. Стольников заставил себя успокоиться и снова сел на стул. — Значит, так, — начал хозяин, — за девочку мне заплатите двести тысяч. И часики оставите для компенсации. А я вам постараюсь ее найти.

— Почему двести? — спросил Стольников.

— За срочный заказ, — снова закашлялся Филипп. — Ты, видимо, не понял, что я тебе сказал. Девочку ищете не только вы. И не только твои друзья из милиции, которых ты, видимо, не боишься. Ее ищут и те, кого ты боишься. И если они найдут девочку раньше вас, то, боюсь, у твоих друзей не хватит денег заплатить по счетчику, чтобы помочь ей.

— Они знают про часы? — тихо спросил Стольников.

— Вот именно, — кивнул хозяин дома, — все знают. И про часики. И про девочку. И будут ее искать так же настойчиво, как и вы.

— Когда они приходили?

— Сегодня, — тихо сказал Филипп, — два часа назад. У Стольникова потемнело лицо. Он закусил губу, но больше не стал ничего спрашивать. Он молчал около минуты. Потом сказал:

— Хорошо, я передам твое предложение родственникам девушки. Я думаю, двести тысяч они найдут. Но ты должен гарантировать, что с ее головы не упадет ни один волосок.

— Это уже мое дело, — кивнул Филипп, — можешь не беспокоиться. Я обычно свою работу делаю аккуратно.

— Договорились, — снова поднялся со стула Стольников. — Если узнаешь что-нибудь, сразу позвони. Я тут же приеду.

— До свидания, — кивнул его опасный собеседник, не вставая со стула и с некоторым любопытством глядя на стоявшего перед ним человека.

Только когда Стольников вышел из дома, он почувствовал, как там было душно. Ему не хватало воздуха. Его разозлило и испугало не то, что девушку искали боевики Жеребякина. В конце концов, этого можно и нужно было ожидать.

Хуже было другое. Они узнали про часы. Успели узнать так быстро, что приехали к старику сегодня днем. А это значит, что утечка информации произошла не из милиции, которая узнала о часах только после двенадцати. Он хорошо знал по милицейским каналам, как передается информация. Сотрудники милиции просто не могли успеть так быстро сообщить о часах бандитам. Значит, людям Жеребякина сообщил о них кто-то из его людей. Он сел в автомобиль.

— Включи кондиционер, — попросил он сидевшего за рулем боевика.

— Получается, что все совпадает, — закрыл глаза Стольников, — все точно совпадает. Нападавшие заранее отсекли меня и Кязима от дачи, решив убрать двух самых опасных людей Исмаила Махмудбекова. Потом напали на дачу, явно зная расположение внутренних помещений. И, наконец, так быстро узнали о часах.

Кто-то их информировал. В этом никакого сомнения.

Кто мог им рассказать обо всем? Кязим? Он встречал вместе со Стольниковым хозяина. Но он отвечал за склады. Если он предатель, то почему в него стреляли? Почему едва не убили на складах? Правда, он упал, испуганно прячась от нападавших. Но это еще не доказательство его вины. Он был одним из самых верных людей Махмудбекова.

Тогда Джафар. Он единственный, кто уцелел на даче. Если это он, то тогда вполне логично, что перед штурмом отозвали Стольникова и Кязима, чтобы за главного остался Джафар. И он же организовал нападение. Но если это так, то как могло получиться, что Исмаил Махмудбеков остался жив? И почему тогда удалось бежать его дочери? Ведь если все организовал Джафар, то он должен был предусмотреть и варианты полной блокировки дачи. А может, он предусмотрел, и девочка сейчас в руках нападавших? Нет, подумал про себя Стольников. На такую многоходовую комбинацию бандиты просто не способны. Провести девушку по лесу, чтобы там остались ее следы. Убить Светлану Михайловну у калитки, создавая видимость бегства Ирады. Не добить Исмаила Махмудбекова. Нет, это слишком сложно для боевиков. Они привыкли орудовать автоматом, а не мозгами.

Тогда кто? Кто мог знать все так подробно? И кто мог раньше всех узнать о часах? Он сам позвонил Цапову. Костя не знал ничего ни про дачу, ни про склады. Кто еще? Кому он позвонил после Цапова? После? А если до? Он ведь говорил с Адалятом Махмудбековым. Тот хорошо знал вей систему охраны, знал, где находятся склады. И первым узнал о часах. Стольников покачал головой.

Получается, что младший брат просто подставил старшего. У чеченцев так не бывает. За такое предательство от него отвернутся все родственники. И хотя в последние годы он насмотрелся на многочисленные случаи предательства, когда жена сдавала мужа, муж заказывал убийство жены, и некий подонок даже осуществил убийство собственных родителей, тем не менее поверить в виновность младшего брата Исмаила было невозможно. У чеченцев понятие чести выше понятия жизни.

Честь не продавалась ни за какие деньги. Человек мог быть убийцей, грабителем, но не предателем. Предать собственного брата — это невероятный грех, страшный, невозможный для человека чести. Это настолько кощунственно, что человек просто не сможет после этого жить. Стольников вздохнул. Кто еще мог знать о часах? И как люди Жеребякина сумели узнать обо всем так быстро?

— Поехали, ребята, к ресторану «Серебряное копье», — предложил он. В ресторане сейчас располагался своеобразный штаб по поискам Ирады. Где она пропадала две ночи, с тревогой подумал Стольников. Если, не дай бог, с ней действительно что-нибудь случится, то в городе начнется такая вакханалия, что лучше об этом не думать.

…Сидевший за столом Филипп приказал принести ему телефон. Медленно набрал номер и прохрипел:

— Гриша, это ты? Мне нужна твоя помощь. Приезжай скорее. Есть очень крупное дело.

Потом положил трубку и задумчиво уставился в окно. Двести тысяч долларов, подумал он. Так дорого в Москве не стоила еще ни одна девочка. Может, он продешевил и нужно было попросить триста?

Глава 15

Эту ночь она провела в доме Наума Киршбаума. Старик был не просто ювелиром. Он был живой легендой Москвы. И, увидев часы, он понял, что молодая девушка не могла сама приобрести такую вещь. И не могла украсть, так как просила за них всего двести долларов. Поэтому он справедливо рассудил, что нельзя оставлять ее ночью на улице одну. Он привел ее к себе домой, дав время Сыроежкину собрать деньги.

У того тоже возникли проблемы. Нужно было собрать оглушительную сумму, которой не было ни у кого из его знакомых. Бегая в поисках денег, Сыроежкин с нарастающей злостью думал о старике, который установил такую непомерную цену.

— Проклятый еврей, — ругался Сыроежкин, — специально назвал такую сумму, чтобы я не мог ее собрать. Он нарочно сказал при девушке, сколько стоят часы. Кто это вот так, запросто, даст мне пять тысяч долларов?

И чем больше он старался, как правило, натыкаясь на отказ, тем сильнее нарастало в нем раздражение против старого друга его отца. Было уже около одиннадцати вечера, когда он позвонил Науму Киршбауму.

— У меня только полторы тысячи, — сказал он. — Что мне делать?