Николай Еремеев-Высочин - РАМ-РАМ Страница 27

— Что это он делает? — поинтересовался я.

— Едет! — просто ответил Барат Сыркар.

— Он знает, что едет по встречной полосе? Или ему можно?

— Как это можно? Это же автострада!

— Вот именно.

— Это автострада и это Индия! — глубокомысленно заключил Барат Сыркар.

Я повернулся назад. Маша сидела на заднем сидении, а я — рядом с водителем. Это был с моей стороны еще один знак признания того, что она была права, когда не хотела, чтобы я сам был за рулем. Ликовать Маша не стала, просто кивнула.

— А правила в этом ашраме были такие, вот послушайте, — продолжат наш водитель. — Чтобы попить с гуру чаю, тот брал с европейцев одиннадцать тысяч рупий. Сколько это будет, по-вашему? Больше двухсот долларов! Переспать с ним для европеек — а многие из них почему-то к этому стремятся — вообще стоило огромных денег. А этому гуру больше семидесяти лет! Но когда желающих совокупиться за большие деньги с настоящим святым не находилось, этот гуру требовал, чтобы к нему приводили молоденьких индианок. Не все дурочки, ищущие прозрения, этого хотели, но их заставляли — там никто не смел ослушаться. Ну, эта австрийка насмотрелась на все это и через две недели бежала из ашрама. Ночью, бросив там все свои вещи!

— А что это за ашрам?

Барат Сыркар покачал головой.

— Она не говорила. Мне-то самому этого и не надо знать — меня эти гуру не обманут! Я хотел узнать, что за ашрам и как зовут гуру, просто чтобы предупредить других паломников, которые захотели бы поехать туда. Но она не сказала. Она боялась, что ученики этого гуру приедут в Австрию и убьют ее.

Мы ехали так, непрерывно беседуя, и с каждым часом я понимал Барат Сыркара все лучше. Понимал в самом первоначальном смысле слова — английский у него был специфический! Я не сразу сообразил, например, что, «брис» и «виллис» означают bridge и village. А что такое «форрда» я догадался только часа через три езды: for the…

Любознательность Барат Сыркара в полной мере распространялась и на его пассажиров. Больше всего его позабавили наши три путеводителя по Индии, в которых рылась Маша, когда мы составляли план действий на завтра.

— Я буду вашей книгой! — гордо заявил наш водитель. — Я про эти места знаю все. И потом вы будете сверяться с вашими путеводителями, правда в них написана или нет. Вот это что такое?

— Амбер! — сказала Маша. Она тоже уже бывала в Джайпуре.

А дальше я уже не слушал их разговор. От вида огромной крепости, в которой в случае нужды мог укрыться целый город, у меня, как и в первый раз, захватило дух. Все видели фильмы про жизнь раджастанских набобов? Дворцы в сотни комнат, резные каменные стены, вереницы слонов с персидскими коврами на спинах, корзины с драгоценными камнями, пиры на сотни персон — весь этот китч! Считаете, что это выдумка — или давняя история? Ничего подобного! Приезжайте в Джайпур!

Вот только что мы проехали мимо этого города, огражденного стеной, как за поворотом открывается еще одно чудо. Посреди небольшого озера, отражаясь в зеленых водах, казалось, парила в воздухе огромная каменная масса с зеленой шапкой деревьев над нею.

— Это Джал Махал — Водный дворец, — обернулся к нам Барат Сыркар, вспомнив про свои обязанности живой книги. — Его построили на берегу реки, но она потом разлилась и затопила все вокруг. Этим летом дождей было очень много, поэтому сейчас там глубоко. А бывает, что озеро почти пересыхает.

— Там же вон еще плотина, — заметил я. — Уровень воды можно поддерживать.

— Наверное, — отмахнулся наш водитель. Знания, которыми не обладал он сам, его мало интересовали. — Главное, что сейчас это настоящее озеро.

— А туда водят экскурсии? — спросила Маша.

Барат Сыркар покачал головой.

— Это плохое место! Говорят, там живет стая обезьян. Они вечно голодные, и людям появляться там просто не безопасно. Плохое место!

— Я бы хотела нанять лодку и съездить туда, — мечтательно произнесла Маша. То она сидела, забившись в угол на заднем сидении, а теперь не закрывала рта.

— Это запрещено, но организовать можно! — заверил наш водитель.

— Это Индия! — процитировал его я.

Барат Сыркар одобрительно сверкнул зубами и белками глаз:

— Это Индия!

3

В прошлый раз, когда я был в Джайпуре с семейством одного торговца недвижимостью из Атлантик-Сити, мы жили в «Джайпур Хаус». Это небольшой дворец на склоне горы, который нынешний магараджа превратил в эсклюзивный отель. С его террасы, обдуваемой ветрами, виден весь Розовый город — так называют Джайпур из-за старинных зданий, построенных из красного песчаника, и современных, покрашенных в тот же цвет. С высоты холма, особенно в розовых вечерних лучах солнца, это действительно дивное зрелище. Желтые крепостные укрепления на противоположной горе, а под ними — розовая, в дымке, столица раджастанских магараджей: пересекающиеся под прямым углом улицы, ворота Старого города, башенки дворцов и храмов, ровный гул уличного движения с далеким хором клаксонов и стрекочущие цикады за спиной.

Внизу — и мы сейчас это ощутили с Машей — все выглядело менее романтично. Густые смрадные струйки дыма из сотен выхлопных труб. Коровы с туго обтянутым кожей скелетом, жующие клочки бумаги у кучи мусора. Волосатая, как кабан, серая свинья на мокрых ступеньках храма, усеянных цветами календулы. Нищие беззубые женщины и сопливые дети, прижимающие умоляющие лица к стеклам нашей машины, когда мы останавливались в пробках.

Было уже начало седьмого, то есть практически темно, когда Барат Сыркар высадил нас у подъезда «Хава Махал Отеля». Сам он ночевал в каком-то гостевом доме для водителей. Мы договорились, что он заедет за нами в восемь утра.

Номер оказался неожиданно чистым, простыни свежими, кондиционер работал — может быть, как раз потому, что никакой нужды в этом не было. С заходом солнца температура быстро падала, и уже хотелось накинуть на спину пуловер.

Мы с Машей сидели в гостиничном ресторане, где кроме нас, ужинали индийская супружеская пара с маленькой дочкой и трое пожилых немцев. Я, убедившись, что мой организм отчаянно в этом уже не нуждается, потягивал из запотевшего стакана свой первый Кинг Фишер на индийской земле.

Зазвонил мой мобильный. Полифония звонков совершенствуется с каждой моделью, а вот классический репертуар постоянно сокращается. Я с трудом сумел скачать с какого-то сайта отрывок из «Волшебной флейты» Моцарта.

— Солнышко, это я, — услышал я в трубке голос своей жены Джессики. — Я тебя не бужу?

— Нет, что ты, я еще только собираюсь ужинать.

— А сколько у тебя сейчас времени?

О господи! Ну, почему общение с моим самым близким человеком обязательно должно быть отравлено враньем и паническими подсчетами?

— Я не знаю. Я оставил часы в номере.

— Свой Патек Филипп?

— Нет, эти я положил в сейф на ресепшене. Я купил себе здесь электронные.

Все это время я лихорадочно просчитываю время. В Тель-Авиве, где я якобы нахожусь, с Индией разница три с половиной часа. Лешкины Касио показывают почти половину восьмого. Отнимаем три с половиной, получается четыре. Рановато для ужина!

Похоже, Джессика занята теми же подсчетами.

— Подожди, время у тебя европейское, значит, получается три часа, да?

— Восточноевропейское — сейчас четыре, — поправляю я. — Для ужина все равно рановато, но пообедать вовремя не получилось, так что…

Маша с интересом наблюдает, удастся мне выкрутиться или нет.

— Ну, то есть и пообедать, и поужинать сразу, — говорю я в трубку.

— Я догадалась, — говорит Джессика.

Она действительно умная, да и со мной живет уже давно.

— Ты мне лучше скажи, как Пэгги?

Я не переводил разговор на другую тему — я действительно беспокоился.

— Мы только что от нее. Так странно видеть ее в постели!

В этом вся Джессика! Последние впечатления ослепляют ее, как фары едущей навстречу машины. И только через какое-то время она обнаруживает, что едет по дороге.

— У нее по-прежнему боли? — нетерпеливо спросил я. — Врачи-то что говорят?

— Нет, Пэгги чувствует себя нормально. Хочет сбежать отсюда поскорее.

— А врачи?

— А врачи пока еще не определились, что это было. Думали на почечную колику, но томограф ничего не показал.

— Так ее отпускают домой?

— Как бы не так! Боюсь, ей теперь придется пройти полное обследование, пока не будет полной ясности.

С одной стороны, логично. С другой, когда в больницах видят сумму вашей — ее — страховки, они раскручивают вас по полной программе. Это как с машиной — вы приезжаете поменять масло, а после диагностики забираете ее через полдня и платите тысячи полторы, не меньше. Ну, ничего! Главное, что с Пэгги все в порядке.

Мы болтаем с Джессикой, потом с нашим сыном Бобби. Ему уже шестнадцать, у него завершилась мутация голоса, выросли стопы 44 размера и несколько щетинок на подбородке, которые он время от времени любовно поглаживает. Но ума у него прибавилось совсем ненамного: Бобби сообщает мне в качестве главной новость про нашего кокер-спаниэля Мистера Куилпа. У пса выпал зуб, который был ему настолько дорог, что он его подобрал и проглотил.