Александр Макколл-Смит - Будьте осторожней с комплиментами Страница 28

Изабелле дал адрес Гай Пеплоу, с которым она виделась накануне, когда заглянула б галерею шотландского искусства. У них зашел разговор о Мак-Иннесе, и они еще раз взглянули на картину с изображением Джуры, которая все еще находилась у Гая. А потом он случайно упомянул, что несколько дней тому назад видел вдову Мак-Иннеса. Она по-прежнему живет в Эдинбурге, и он время от времени с ней сталкивается.

— Она вышла замуж за того человека, с которым у нее был роман? — спросила Изабелла.

Гай посмотрел в окно. Они сидели в его кабинете в галерее, и садик за домом был залит солнцем.

— Нет, — ответил он, — не вышла. Кажется, он уехал в Лондон. Он тоже был художником. У него как раз появились деньги, и, насколько мне помнится, он уехал с другой. Все сложилось просто ужасно. Она была беременна, когда умер Мак-Иннес, и у нее родился ребенок.

— От него? Или от Мак-Иннеса?

Гай пожал плечами.

— Понятия не имею. Во всяком случае, у нее маленький мальчик. Я иногда вижу ее с ним. Ему, должно быть, восемь или около того — именно столько лет Мак-Иннеса нет в живых.

Изабелла размышляла о том, как все это грустно, когда Гай сказал:

— Она живет в Колониях. Над тем человеком, который играет на скрипке на вечеринках с пением, музыкой и чтением стихов. Наверное, ты его знаешь — его все знают. Его много записывали.

— Да, я его знаю, — подтвердила Изабелла. — Он иногда играет с Дэвидом Тоддом. Весьма колоритен.

— Так вот, она живет над его домом, — повторил Гай. — Вот чем она кончила. — Он помолчал. — А если бы все обернулось иначе, то при нынешних ценах на его картины они могли бы жить… о, на юге Франции, если бы захотели.

— А у этого маленького мальчика был бы отец, — добавила Изабелла.

— Да, — согласился Гай. — И это тоже.

Сейчас, стоя перед домом на Тевиотдейл-Плейс, Изабелла смотрела на свои руки. Она так делала, когда нервничала, и это каким-то образом придавало ей мужества. Она подумала: у меня нет никакого повода, чтобы заявиться к этой особе. Я ее не знаю, и она мне ничего не должна. Я наношу визит совершенно незнакомому человеку.

Но если это не остановило ее прежде, то не остановило и сейчас, и, распахнув маленькую железную калитку, она направилась по дорожке к лестнице на стене, ведущей в верхнюю квартиру. Дверь была окрашена синей краской, и на маленькой, черной дощечке стояло имя: «МАК-ИННЕС». Изабелла нажала на круглый, тщательно начищенный медный звонок, который явно очень любили.

Дверь открыла Эйлса Мак-Иннес. Это была женщина примерно одних лет с Изабеллой, в джинсах и яркой полосатой рубашке. Она была босая.

— Эйлса?

Женщина кивнула и улыбнулась. Чувствовалось, что она дружелюбно настроена, и у Изабеллы тотчас же отлегло от сердца.

Изабелла представилась. Она выразила надежду, что Эйлса не возражает против ее визита без предупреждения, — она от Гая Пеплоу.

— Гай? О да. — Женщина жестом пригласила Изабеллу войти. — Боюсь, что тут беспорядок. Мой малыш не самый аккуратный ребенок в мире.

— Он в школе?

— Да, через дорогу. Он совсем скоро вернется. Я и несколько других матерей по очереди водим детишек в школу и обратно. Выстраиваем их в шеренгу по пять и так и ведем.

Изабелла улыбнулась:

— Их называли «крокодилами», эти шеренги. «Идти крокодилом». — И ей вспомнился детский сад, где детей связывали вместе веревкой, когда выводили на прогулку. Разумная мера, но сейчас бы ее вряд ли одобрили: сегодня государство просто запретило бы выводить детей на прогулку на том основании, что это слишком опасно.

— «Крокодил». Да.

Они уселись в гостиной. В доме чувствовалось присутствие маленького мальчика: детали конструктора были разбросаны в углу; футбольный мяч обступила пара грязных футбольных бутсов; несколько детских комиксов рассказывали о «Кошке Корки» и об «Отчаянном Дэне и его коровьем пироге». Все это был мир маленького мальчика, еще не увлеченного электроникой.

— Если вы размышляете о том, зачем я к вам пришла, — начала Изабелла, — то это имеет отношение к одной из картин Эндрю.

— Понятно. — Голос Эйлсы звучал очень ровно, и Изабелла подумала: да, ведь с тех пор прошло восемь лет.

— Не знаю, известно ли это вам, — продолжала Изабелла, — но пара картин недавно появилась на рынке.

Эйлса пожала плечами:

— Да, они попадаются время от времени. Должна сказать, что не особенно слежу за тем, что происходит. У меня самой около десяти его картин. Я держу их главным образом не здесь, а в доме у моей матери. Возможно, позже я продам одну-две — в зависимости от того, нужны ли нам будут деньги. — Она обвела взглядом комнату. Несмотря на весь беспорядок, здесь было уютно. — В данный момент дела обстоят совсем неплохо. Я работаю несколько часов в день, и мне очень прилично платят, и у меня есть этот дом. — Она вопросительно взглянула на Изабеллу: — Вы хотите купить одну из моих картин? Дело в этом?

Изабелла заверила, что это не так.

— Наверное, у вас много предложений, — заметила она.

— Есть несколько, — ответила Эйлса. — Особенно теперь, когда работы Энди так популярны. На днях приезжал один коллекционер из Нью-Йорка. Шикарный господин. У него три картины Энди, и он сказал, что предпочитает их Кэделлу. Упомянул, что одна из них висит у него рядом с Уайетом.

— Хорошая компания, — сказала Изабелла. — У меня, знаете, есть одна его картина — маленькая. Она висит у меня на лестнице, но, боюсь, не соседствует с кем-нибудь из знаменитостей.

— Значит, вы не собираетесь покупать одну из моих?

— Нет. Но мне предложил одну его картину человек, купивший ее на аукционе. Это одна из тех картин, на которых изображена Джура. — Изабелла достала из кармана сложенную страницу из каталога «Лайон энд Тёрнбулл». — Вот ее фотография из каталога аукциона. Интересно, знаете ли вы эту работу.

Эйлса взяла в руки страницу и всмотрелась в фотографию.

— Нет. Я ее совсем не помню. Но если она написана на Джуре, то это, возможно, одна из тех… — Она не докончила фразу. — Это может быть одна из его последних работ. Тех, которые он написал там после того, как уехал.

До этого Эйлса говорила будничным тоном, но теперь в голосе слышалось сожаление. И раскаяние, как показалось Изабелле.

— Конечно, — сказала Изабелла. — Но я думала, что, быть может, вам известно что-нибудь еще об этой картине.

— Нет, не известно. Но знаете, это его работа. Определенно его. Только взгляните на нее.

Изабелла взяла у нее страницу каталога и снова сложила. В эту минуту распахнулась входная дверь, и в комнату вошел мальчик. На ходу он снимал синий свитер, который швырнул на пол.

— Только не на пол, Магнус, — укорила его Эйлса. — Не следует бросать одежду на пол.

Но мы все равно ее бросаем, подумала Изабелла. Чарли, несомненно, будет делать то же самое.

Магнус смотрел на Изабеллу с неприкрытым любопытством, как это свойственно детям.

— Этой даме нравятся папины картины, — объяснила ему Эйлса. — Она пришла поговорить со мной о них. А ты можешь пойти на кухню и съесть шоколадное печенье. Одно шоколадное печенье.

И Магнус устремился на кухню, а Изабелла подумала: «Папины» — вот и ответ, по крайней мере, на один вопрос. Кто бы ни был на самом деле отцом мальчика, он воспитан в сознании, что он — сын Эндрю Мак-Иннеса, которого никогда не знал. Отец, который был лишь именем и кем он мог гордиться. Однако какая это слабая замена отцу из плоти и крови, который помог бы маленькому мальчику собирать конструктор, и играл бы с сыном в футбол, и растил бы его.

Глава двенадцатая

Зеленый шведский автомобиль Изабеллы Дэлхаузи, нагруженный до отказа вещами, которые необходимы младенцу, осторожно вползал на палубу парома. Чарли бодрствовал в своем откидном автомобильном кресле, как зачарованный глядя на потолок автомобиля. По-видимому, ему понравилось предшествовавшее морское путешествие, предпринятое ими из Малл-Кинтайра на остров Ислэй. А теперь предстояла пятиминутная поездка на Джуру. Малыш размахивал ручонками, в восторге от покачивания парома и шума моторов.

— Это напоминает ему утробу матери, — сказала Изабелла. — Движение, шум.

Джейми смотрел через ветровое стекло на холмы Джуры. Они круто поднимались от самого побережья, переходя затем в вересковые пустоши, тянувшиеся до плавной линии горизонта на вершине. Вереск нес в себе характерное для Шотландии смешение мягкой зелени и пурпурных тонов. Краски потускнели из-за соленых атлантических шквалов и дождей.

С рычанием моторов маленький паром, вспенивая воду, наконец пристал к берегу, и три-четыре автомобиля, которые он перевез, съезжали сейчас по пандусу на Джуру. Тут была всего одна дорога, которая вела в единственном направлении.

— Нам нужно ехать по этой дороге, как я полагаю, — сказал Джейми. И добавил: — Я так думаю.