Алексей Пронин - Территория войны Страница 28

Я заложил еще вираж и крутанул вблизи борта вокруг корабля. Рык движка, отражаясь от белой упругой стены, буквально глушил меня. Вверху на палубе меня тоже наверняка было слышно. Крутанул, отплыл и оглянулся: они опять смотрели на меня, но позы были уже другими. Что ж, так лучше, заметили, но помешал...

Перекрывая рев мотора, я крикнул им:

– Мне нужен депутат! Срочно!

Они переглянулись, и мне стало ясно – никто ничего не услышал из-за грохота.

– Кто из вас депутат? – прокричал я несколько раз.

Теперь некоторые вообще отвернулись от меня, а две дамы показали на свои уши и зажали их ладонями. Я им мешал. Что делать, один из них мешал мне еще больше. Но вырубить этот адский мотор я не решался: застрять тут, на середине водохранилища, без весел, и ковыряться на глубине с незнакомым мотором было бы еще глупее. Что ж, жаль портить им праздник, но ничего иного не оставалось. Не мытьем, так катаньем, – и я опять врубил сцеплением винт, или что там было у него под днищем. Вокруг меня опять вспенилась вода.

Я снова проделал тот же маневр вокруг яхты, и еще раз, для верности. На поворотах я мог их видеть: они стали перебегать с борта на борт, скрываясь от меня, вернее, от грохота «Бомбардье». Но я заметил и новые фигуры: несколько одетых в морские костюмы человек появились на борту с моей стороны, махая мне руками, вовсе не дружественно. Это были не «морячки» из команды, это были ряженые под морячков – передовой отряд охраны олигарха, таких я узнавал за километр, им платили за то, чтобы у него был покой, и вдруг, на глазах у гостей, такой грохот и конфуз... Я отжал сцепление, посудина моя клюнула носом и подчалила под высокий борт. Рев движка оглушал, утроенный эхом от высоченной белой стены. Отсюда я мог видеть только перегнувшихся через поручни охранников, кричавших мне что-то сверху. Но орать я тоже умел:

– Эй, вы, козлы ряженые, где ваш депутат хренов! Вызови мне его сюда, говорить с ним буду! Слышали, холуи? Депутата! В рожу ему хочу плюнуть! Олигарху вашему дерьмовому! – Я знал, что орал недостойную чепуху, знал, что депутата так не увижу, но я не нарушал закона, имел полное конституционное право выражать свое мнение о нем, мог бы сейчас даже плавать вокруг его яхты с плакатами и мегафоном и орать в него что хочу, и попробуй меня кто-нибудь тронуть пальцем за это! Вода вокруг этой дерьмовой яхты – общенародное достояние.

По тому, как те опять замахали на меня, я понял, что они все прекрасно слышали. Я врубил сцепление, вспенил воду около борта, чуть не ударив его подножкой, газанул, заложил вираж на другой борт и снова отжал сцепление. Итак, первая часть представления заканчивалась, половина моего послания олигарху худо-бедно отослана. Если он сейчас на яхте, то теперь знал, что кто-то на него очень зол и найдет способ добраться до него, какую бы охрану он ни выставил.

– Последний раз требую: вызовите депутата! Через минуту проломлю ваш борт этой хреновиной!

Ничего из моей затеи не получалось, я уже заметил активность под кормой, где стояли два катера, оттуда донесся треск заводимых мощных моторов, и скоро произойдет физический контакт, или начнутся гонки по акватории, на развлечение этой гладкой публике на палубе.

– Считаю до трех! И я проломлю ваш фанерный борт! Все слышали?

Я отвернул в сторону руль и прыжком отлетел от борта метров на тридцать. Развернулся и рассмотрел, что теперь делалось на палубе. Праздник, видимо, закончился, фигурки бестолково двигались, будто что-то искали, быть может, выход. Я отвернул ручку газа до упора, «Бомбардье» чуть не выпрыгнул из воды и, как торпеда на последних метрах жизни, с жутким воем пошел на таран. Но погибать я вовсе не собирался. Крутой вираж за несколько метров от борта, и волна от моего скутера, как маленькое цунами, стегнула гордый борт «Звезды Атлантики». Хлопок был таким, словно борт действительно был фанерным, и дрожь от него прошла до самого киля. Это было первое и последнее предупреждение, подумал я, возвращаясь на исходную позицию. Последнее – потому что ничего больше я не успевал, сбоку ко мне уже подходили катера с «морячками», вооруженными дубинками. Но только по-прежнему ни одного закона я не нарушил, и эта вода была такой же моей, как и депутата.

У меня еще оставались секунды, снова газ до упора, крепче за руль, и вперед... И в этот момент прямо передо мной распахнулся один из иллюминаторов, и в пустой медной оправе, как портрет в золоченой раме, возникло в сумерках каюты белое лицо и машущие крест-накрест белые ладони.

Я убрал газ, отжал сцепление, но руль оставил прямо, и моя посудина, замедляя ход, но продолжая оглушительно трещать, пошла прямиком на открытый люк.

– Стой! Стой! – услыхал я сквозь треск. – Что хулиганите! Стой!

Он махал белыми ладонями, отгоняя меня прочь, как муху. Посудина подошла под блестящую медь распахнутого люка и легко ткнулась резиновым носом в белый борт.

– Что? Что нужно? – Тот даже перегнулся, чтобы увидеть, что стукнулось о его драгоценный борт.

– Депутата! Депутата мне! – орал я сквозь грохот.

– Я депутат, я! У меня дни для этого есть! Записывайтесь!

Я по-иному взглянул на это обозленное и орущее на меня белое лицо в медной оправе и ухватился рукой за раму открытого иллюминатора. Теперь его я узнал, но в телевизоре он был лучше, добрее. Движок напоследок чихнул, стал слышен нежный плеск воды между моей посудиной и высоким бортом. А еще стали слышны грубые голоса за спиной и треск подвесных моторов с каждой стороны.

– Не смог записаться – лето... Но мне срочно. – Я уже не кричал и старался быть вежливым.

– В полицию сейчас сдам! Вон отсюда!

– В полицию меня не надо, законов я не нарушал. А ты, шкура, со своими бандитами, вообще этими законами подтираешься!

– Что?!

– Сейчас я разгонюсь и потоплю твою скорлупу со всеми твоими гостями! Ну!

– Что тебе, говори, что! – Он махнул рукой, но теперь не мне, а тем, кто был сзади меня. Я вгляделся в то, что виднелось за его головой: верстак в желтых стружках, рубанок, стамески, и на особом столике – полуметровый парусник из тонких реечек, почти готовый. Стало понятно, почему на нем кожаный фартук, – он еще и любитель-моделист. Что ж, жить красиво не запретишь. Я перехватился рукой с качающейся на шарнирах рамы на блестящую медь оправы, и тот опасливо отступил от меня на полшага. Отсюда было видно еще больше интересного: стены красного дерева, и на одной – овальный портрет императора Петра Великого.

– Да говори, говори, наконец, что тебе нужно! Ты в своем уме?

– Не в своем! – Изливать ему свои просьбы и горести через это окошко я не собирался. – Запомни! Я – Коля Соколов! Если твои бандиты или твой Портной еще разок заикнутся о моей дочери, я тебе...

– Ваше высокоблагородие, взять его? – услыхал я сзади себя. О резиновые подножки моей посудины уже терлись сзади носы двух катеров.

«Бог ты мой, он совсем подсел на морской тематике, у него и охрана на царском флотском уставе...» Не знаю, был он бледным сейчас или красным, только он не отвечал ни мне, ни своим орлам, только неподвижно глядел на меня в упор.

– Вы поняли меня, господин депутат? Запомнили фамилию? Так и передайте по команде, ваше высокоблагородие. И никто меня не остановит...

– Какая чушь! Не знаю, о чем вы...

– Так узнайте! Войдите в курс, разберитесь, вы депутат!

– Вы испортили праздник моей дочери... Уберите руку, я закрываю!

– Ах, у дочери праздник! Так если что с моей дочерью случится, я тогда твою дочку...

– Пальцы! Отрублю!

Я отдернул в последний момент руку, и тяжелая медь лязгнула у самых моих пальцев. В черном стекле иллюминатора, как в зеркале, на меня теперь глядела разъяренная по-глупому собственная физиономия.

– Я тогда твою дочь!.. – крикнул я снова, не представляя, чем закончить: не нужна мне его дочь, не трогаю я дочерей. Моя посудина вдруг качнулась, кто-то сзади ступил на нее ногой... – Заберу ее себе! Слышал меня?!

Вдруг отражение моей физиономии в стекле перекосилось, иллюминатор снова откинулся вбок, и опять в нем, как на экране телевизора, появилось знакомое лицо олигарха. Мы смотрели в глаза друг другу с четверть минуты. Я приходил в себя от ярости, он – не знаю от чего. Наконец он скомандовал через мое плечо:

– Отставить! Не трогать его. Он уплывает отсюда. Мы поняли друг друга?

– Не знаю...

Я нажал на кнопку стартера, ожидая чего угодно, только не рева мотора, но движок завелся с пол-оборота и опять оглушил нас. Ай, хитрый дед, опять обманул! Я врубил задний ход, отжал сцепление. Сзади скрипнули о мою резину носы катеров, и, оттолкнув их в стороны, я отпрыгнул от яхты. Заложил вираж и, не оглядываясь, подался к берегу. Теперь можно поваляться и на пляже. С олигархом я уже познакомился.

Я искупался, послонялся по берегу, поиграл в волейбол с веселой компанией. На шесть было назначено липовое «параллельное» собрание акционеров в воинской части, но ехать туда мне расхотелось.