Елена Арсеньева - Страшная сказка Страница 28

– Нет! Не получила! Надька меня убила, Надька! Сперва Алима, а потом меня!

И вслед за этим Валентина вдруг начала заваливаться на спинку сиденья, закатывать глаз и хрипеть так, словно и впрямь была убита, вернее – смертельно ранена, а теперь собралась умереть. Вот здесь, в такси, на руках у Родиона и на глазах у чрезмерно любопытного «таксиста»…

Валентина Абдрашитова

Январь 2001 года, Северо-Луцк

Валентина сразу поняла, что Надежду предупредили о ее прибытии. Конечно, жирненький, похожий на старого поросенка (именно не на заматерелого кабана, а на преждевременно состарившегося порося, еще нежно-розового, но уже изрядно морщинистого) участковый непременно должен был ее предупредить! Валентина даже удивлялась, как этот дядька отпустил ее без охраны, не сопроводил до вокзала под конвоем и не затолкал в поезд. Впрочем, даже если бы он все же ее отправил на поезде и стоял при отправлении на перроне, держа руку на кобуре, Валентина бы все равно сошла на ближней станции и вернулась в Северо-Луцк. Она ведь не только ради наследства Алима сюда ехала. Она ехала посмотреть на Надьку.

Черт знает что случилось с сердцем Валентины, когда Васька Крутиков про эту самую Надьку упомянул! Неужели она допускала, что все минувшие годы Алим не имел при себе бабы? Он ведь всегда, всю жизнь был непревзойденным юбочником, еще когда женихались с Валентиной, вечно в самые неподходящие минуты возникали какие-то заплаканные девчонки и проклинали изменщика Алимку, который разбил им сердца своими жуликоватыми миндалевидными глазками, обольстил сладкими речами, а теперь гуляет с другой. Поматросил, словом, и бросил. Да и потом, когда уже вместе жили, нет-нет да и раздавались в квартире странные звонки, причем если трубку брала Валентина, никто не отвечал, а если Алим – отвечали. И он все чаще задерживался на работе, выдумывая какие-то дурацкие объяснения, начал попивать, потом пить очень крепко и работу бросил, ну а уж когда его бабенки – все сплошь с белыми крашеными волосами (Алим, как и многие восточные джентльмены, стабильно предпочитал блондинок) – начали появляться в квартире (скажем, приходит Валентина с работы, детей из садика тащит, да еще вся сумками обвешана, а муженек сидит за столом в парадной комнате с какой-нибудь в дымину пьяной беловолосой шлюхой и квасит почем зря «коньяк-бормотель»), – ну, тут уж она не выдержала и просто выгнала Алима. Причем у нее создалось впечатление, будто он только этого и ждал.

Валентина потом локти себе кусала, но она слишком гордая была, чтобы признаться даже себе самой в тоске по мужу. Когда Алим исчез из Нижнего, ей просто ничего не оставалось делать, кроме как убеждать себя: мол, уехал, потому что знал – жена не простит, и бомжует от тоски, а если и появляются рядом с ним бабы, то какие-нибудь синявки, давалки подзаборные, а приличные женщины его за семь дворов обходят. И вдруг узнать, что любовница мужа была первая красавица Северо-Луцка, причем не из тех, что ко всем добры, а истинная Снежная королева…

Васька, конечно, уверял, что эта самая Снежная королева прежде охотно таяла в мужских объятиях, и чем больше платили, чем жарче таяла, однако ведь и Алим едва вконец не спился, прежде чем свалились на него большие и дурные деньги. Это уже потом он крепко завязал: то ли зашился, то ли закодировался, то ли у колдуна побывал, это уже потом стал совсем другим человеком – когда появилось на что кодироваться и зашиваться. Это самое «на что» было полторы сотни тысяч баксов в рублевом эквиваленте, привезенных каким-то татарским земляком (Алим был родом из Казани) в двух больших клетчатых сумках, с которыми объездили полмира российские «челноки».

Земляк оставил набитые деньгами баулы в развалюхе, которую снимал Алим на окраине Северо-Луцка, поехал куда-то по своим торговым делам, а назад не вернулся: сшиб его грузовик, да сразу насмерть. Земляк был одинокий, и Алим законно счел себя его наследником. Слава богу, эта огромная сумма не сбила его с ног окончательно, а странным, мгновенным образом отрезвила и заставила взяться за ум. Уже через полгода Алим контролировал новый промтоварный рынок, открывшийся в бойком месте Северо-Луцка, сплотив вокруг себя разрозненные татарские группировки, а когда начинались разборки, всегда выходил из них победителем, бормоча при этом: «Реванш за Арскую башню!» [7] Потом он передал дела на рынке помощникам, а сам увлекся ночными клубами. И все ему удавалось, ни в чем не было провалов, даже кризис 1998 года пошел на пользу, потому что его приятель, банкир, человек Киндер-сюрприза и Чужанина, был загодя предупрежден этой сладкой парочкой подлецов о скором дефолте и успел предупредить своих, что доллар днями скакнет на непредставимые высоты. В итоге не только Чужанин и его подельник нажились на народной беде, но и мелкота провинциальная, жуки-навозники вроде Алима и иже с ним.

Конечно, Алим Минибаевич не трепался на всех углах, откуда у него взялся стартовый капитал, а скромно шутил: Аллах-де послал. Знали историю его внезапного обогащения только два человека, а если точно: старинный приятель Васька Крутиков и, конечно, Надька.

Как бы Васька ни относился к любовнице Алима, какими бы словами ни костерил ее (некоторые, типа «прошмандовка», Валентина услышала впервые в жизни), даже и он не мог не признать: с тех пор как Алим и Надька стали жить вместе, девочка-стриптизерша превратилась из Золушки в настоящую принцессу. Холодноватая, чеканная красота и ледяные манеры придавали ей вид настоящей леди – по меркам Северо-Луцка, понятное дело, однако и у высоких гостей Алима частенько отвисали челюсти, когда она появлялась. Фигура точеная, темно-рыжие волосы годятся для рекламы какого угодно шампуня, глаза бьют насмерть, одета великолепно – словом, умри, Голливуд! Алим по ней сначала просто сходил с ума и даже потом, когда чувства поостыли и превратились больше в партнерские отношения, ни за что не отпускал Надьку от себя. Единственное, из-за чего они ссорились, так это из-за Веселого Роджера (Надька пса с трудом терпела, да и тот держал по отношению к ней этакий вооруженный до зубов – в полном смысле слова! – нейтралитет, позволяя кормить себя и выгуливать в отсутствие Алима, но боже упаси погладить!) и из-за некоторых пристрастий Алима.

Валентина поняла, что Васька имеет в виду какие-то сексуальные выверты. Да, Алим всегда был большим баловником на сей счет, пожив с ним, Валентине и Камасутру читать не надо было. Другое дело, что она по жизни оказалась женщиной очень скромной, чуть не до фригидности, была уверена, что в койку надо ложиться, только если хочешь ребеночка заделать, а если дети уже есть, то спать можно и отдельно. Но, выходит, и женский секс-символ Северо-Луцка, эту самую Надьку, Алим в конце концов тоже достал своими штучками… В чем эти самые штучки заключались, Васька не говорил: молчал, как Кочубей на пытке, сколько ни лезла к нему с расспросами Томка – и по Валентининой просьбе, и по собственному неуемному любопытству. Все-таки к нему, Алиму, у Васьки не было никаких претензий, тот помог старинному дружку вылезти из непролазной совдеповской нищеты, кое-как обжиться, ну а если потом Надька кинула Крутикова, так ведь Алимовой вины в том нет. Значит, и трепать о нем языком избыточно не стоит. Вот хаять Надьку – это пожалуйста, это сколько душе угодно!

Васька ее хаял с утра до вечера, поэтому Валентина, казалось, знала каждую ее черточку наизусть: и цвет глаз, и походку, и манеру вздергивать брови, глядя на тебя сверху вниз, словно ты самое пустое место в мире.

И когда перед чугунными воротами, за которыми в живописном беспорядке возвышались черные, словно бы тоже из чугуна отлитые, старые, ветвистые, пока еще голые яблони, остановился черный «мерс» и из него вышла высокая рыжеволосая женщина в скромненьком жакетике, Валентина ее узнала сразу. Но только она не ожидала, что Надька окажется такой красивой и совершенно не вульгарной. Даже язык не поворачивался назвать ее просто Надькой. Надежда, вернее, Надежда Сергеевна – и никак иначе. И в самом деле – настоящая леди! Это было как удар, как открытие, что ее черненький жакетик только на первый взгляд кажется скромненьким, а ведь это серебристая норка, и не лапки-хвостики какие-нибудь, а цельные пластины: не жакетик – целое состояние. Да и сама Надькина красота стоила, конечно, целое состояние: всякие там капсулы от «Элизабет Арденн» для век и лица, то-се…

Охранник сиреневого дома, который только что вовсю демонстрировал плохо одетой, истерически взвинченной, заплаканной женщине то самое мурло мещанина, о котором еще Маяковский писал в поры незапамятные, теперь вдруг превратился в интеллигентного и рыцарственного секьюрити – ну ни дать ни взять благородный телохранитель Кевин Костнер! Разлетелся к приближающейся даме на полусогнутых, аж оскальзываясь от усердия на слишком гладкой плитке, которой был вымощен двор. Такой пол в ванной или туалете можно выложить, а они – двор вымостили. Деньжищ небось угрохали!