Елена Арсеньева - Страшная сказка Страница 29

– Надежда Сергеевна, тут женщина вас добивается, – заюлил охранник. – Говорит, у нее к вам очень важное и срочное дело. Прикажете пропустить? – И его палец завис над кнопочкой пульта, которым открывалась дверь в подъезд.

Рыжая бросила на него такой взгляд, что диво, как не отсох у несчастного пальчик! Охранник сделался кумачового цвета и, по роже видно, уже начал прощаться с тепленьким местечком. В это время из-за спины Надежды вышел широкоплечий, рукастый парень со злым лицом закоренелого абрека.

«Руслан, Надькин цепной пес, почище любого Роджера будет!» – вспомнила Валентина описание Васьки Крутикова.

– Вы извините, – обратился к ней «пес» – вполне, впрочем, мирно, негромким, вежливым голосом, – тут охранник допустил небольшую ошибочку. Без разрешения жильцов дома во двор входить нельзя. Не затруднит ли вас выйти на улицу, и там мы выслушаем все, что вы хотели сказать Надежде Сергеевне.

Валентина от изумления впала в некий ступор и даже не заметила, как Руслан подцепил ее под локоток и повлек обратно к калитке, в которую ее так неосмотрительно впустил охранник.

Ну это уж, знаете ли… Вспыхнувшее возмущение вернуло Валентине голос.

– А что, во дворе мы поговорить не можем? – спросила она задиристо, пытаясь освободиться от руки Руслана, однако хватка у того была железная, и он так и не выпустил Валентину, пока натурально не выволок ее за ворота, куда уже выскользнула Надежда. Теперь «Снежная королева» стояла, сунув руки в карманы и зябко поводя плечами: откуда ни возьмись налетел порыв по-зимнему пронизывающего ветерка.

– Слушаю вас, – сказала она, со скучающим выражением лица глядя поверх головы Валентины.

– Я насчет квартиры, – пробормотала та, снова теряясь.

– Какой квартиры?

– Насчет квартиры Алима Абдрашитова. Я, конечно, понимаю, что мы опоздали заявить о наследстве, но у него все-таки осталось двое несовершеннолетних детей, дело даже не во мне, а в них…

Родион Заславский

Апрель 2001 года, Нижний Новгород

– Привет, Ника! – улыбнулась высокая женщина в белом халате, вешая на крючок полотенце, коим она только что вытерла вымытые, покрасневшие от холодной воды руки, и поглаживая голову изящной серой лайки, которая с унылым, но покорным видом вошла в кабинет ветеринара. – Больше не лаешь на меня? Понимаешь, что ничего плохого не сделаю? Умница! А где твоя хозяйка?

– Галина Викторовна в Новосибирске в командировке, муж ее тоже уехал срочно в Москву, Диминой няне не до походов в лечебницу, вот и пришлось помочь по-соседски, – пояснил Родион, поглядывая на докторшу исподлобья и размышляя, узнает она его сразу или немного погодя.

Хорошо, если бы попозже. А то еще разозлится и не станет мазать собачке пораженное клещом ухо. Галина Викторовна, женщина столь же решительная, сколь и обворожительная, тогда даст ему жизни!

– По-соседски – это хорошо. – Доктор бросила на Родиона рассеянный, неузнающий взгляд, и он слегка перевел дух. – По-соседски – это правильно, по-соседски надо помогать. Проходите к столу, я сейчас, минуточку, вату принесу. – И пошла было из кабинета, но на пороге вдруг резко обернулась, уставилась на Родиона расширенными серо-зелеными глазами. – Выы? Это вы?!

Так… Узнала. И не просто узнала, а исполнилась той же ненависти, которую чувствовала к нему тогда, в тот дурацкий январский день, когда сотрудник отдела по борьбе с экономическими преступлениями Мыльников превысил свои служебные полномочия и устроил грандиозную подставу на экзамене по практической ветеринарии. Но, между прочим, если она не полная дура, то уже тогда могла бы понять, что Родион был так же ошеломлен случившимся, как и она сама. Ведь Родион и отбил ее у разошедшегося Коляши, из-за нее друга, можно сказать, потерял, а она смотрит на него, как на врага народа!

– Ну, я, – сознался он вызывающим тоном. – И что? Надеюсь, недобрая память, которую наша встреча оставила по себе, не помешает Нике получить свою порцию лизола в нос и уши?

Серо-зеленые глаза прищурились.

– Вы откуда про лизол знаете? Вы… вы зачем сюда пришли?

Родиону уже приходилось восхищаться ее сообразительностью и способностью мгновенно оценивать ситуацию. Да, эту особу на кривой козе не объедешь! А может, он переоценивает ее способности? Может быть, она вовсе не просекла с поразительной скоростью, что ни в какой Новосибирск-Москву Галина и ее муж Анатолий не уехали, а дали Родиону напрокат свою серую лайку Нику именно потому, что ему до зарезу нужен был приличный предлог явиться в ветлечебницу. Родион рассуждал так: притащись он без собаки, брякни с порога: мне-де, Ольга Михайловна, нужна ваша консультация и помощь в одном весьма щекотливом и туманном дельце, которое может обернуться семипудовым пшиком, а может позволить и вам, и мне (само собой разумеется) заработать очень немалые деньги, восстановив при этом справедливость и покарав злодейку, не исключено, даже убийцу, – так вот, брякни Родион все это с бухты-барахты, его, пожалуй, попрут восвояси, возможно, даже очень грубо. Но сердце доктора Айболита в юбке должно смягчиться при виде хорошенькой мордочки Ники, ну, а коли оно смягчится, значит, в него может закрасться и подобие сочувствия к человеческим проблемам, а не только к собачьим.

Однако выражение лица Еремеевой было очень мало похоже на сочувственное.

– Я вас спрашиваю! – Голос ее задрожал. – Зачем вы пришли?

– Да вот, собачке нос и ушки помазать, – упорно повторил Родион. – Лизолом!

Это словечко он зубрил, зубрил, вбивал в память и теперь нипочем не желал с ним расстаться.

– Ольга Михайловна, там сучку привели, которую ты посмотреть хотела. Ризеншнауцер, рак молочной железы, помнишь? Сможешь подойти? – заглянул в комнату высокий молодой человек – очень плотный, с удивительно красивыми глазами – удлиненными, словно бы нарисованными, совсем не идущими к его грубоватому лицу.

Ольга Михайловна глянула на него, очевидно, с той же яростью, которая предназначалась Родиону, и парень даже попятился. Впрочем, голос Ольги Михайловны звучал вполне спокойно:

– Рак молочной железы? Ну, у меня все-таки прием, – махнула она рукой на Родиона. – Да и что там смотреть, я еще когда сказала, что надо оперировать! Значит, решились хозяева? Когда думаешь резать? Послезавтра? Назначай часа на три, в это время народу немного, я помогу, если что.

Парень вышел, посмотрев на Ольгу Михайловну с откровенной благодарностью и облегчением. Родион почувствовал: ему очень приятно, что Ольга Михайловна такой крутой специалист, что одно ее согласие помочь на операции может осчастливить человека. Почему это было ему приятно, Родион и сам не понимал, но так уж случилось.

– Давайте вашу собаку, – с холодным выражением лица повернулась к нему врач, и Родион, вцепившись в ошейник (как научила соседка), подтащил упирающуюся Нику к столу.

Лаечке очень не хотелось, чтобы ей мазали нос и уши едкой, вонючей гадостью, она жалась к полу и пыталась закрыть длинную острую морду лапами. Заставить ее выпрямиться Родион никак не мог, и тогда Ольга Михайловна, что-то сердито буркнув, присела рядом на корточки и покрутила обмотанной ватой палочкой сначала в одном ухе Ники, потом в другом, потом провела по носу. Все это она проделала быстро, ловко, буквально за секунду, и сразу выпрямилась, но за эту секунду Родион успел под разлетевшимися полами халата заметить, какие у нее красивые худые колени, обтянутые серыми колготками, как плотно облегает бедра короткая серая юбка. В высоком вороте свитера скрывалась нежная шея. Он даже запах духов уловил, хотя это казалось нереальным в том вонизме, который распространял вокруг себя пресловутый лизол. И тем не менее Родион как-то умудрился почуять и увидеть все эти детали. А может быть, они затаились в его памяти с самой первой встречи и только ожидали момента, чтобы ожить и снова заставить его по-мужски взволноваться?

Но Ольга Михайловна, во всяком случае, ни чуточки не взволновалась при виде его как женщина. Лицо ее было по-прежнему хмурым, неприветливым, и Родион огорчился, подумав, что ни разу не видел ее другой: только озабоченной, или сердитой, или вовсе уж разгневанной, ну, в крайнем случае растерянной, ошеломленной, но отнюдь не улыбающейся, не счастливой. Снова уколола его бессонная совесть за то, что отчасти и он своими усилиями добавил этой красивой замкнутой женщине житейских неприятностей, и Родион понял, что у него не хватит наглости задать Ольге Михайловне свои вопросы. Глупо все это, до крайности глупо, он, должно быть, вовсе двинулся умом, если мог поверить измышлениям Васьки Крутикова. Если человек недавно перенес сотрясение мозга и мучается давненько приобретенной паранойей, а также мизантропией, и эта ненависть направлена на одну-единственную, отдельно взятую представительницу женского рода, то он может нести чушь на правах больного. Но зачем здоровым людям верить в эту чушь?!