Оксана Обухова - Садовник для дьявола Страница 28

Как тут не загордиться! Не раздуться!

Ан нет. «Конечно», «но» висели жерновами. Мешали жить спокойно и повторялись. «Конечно», «но» заставили смотреть по сторонам, сравнивать, пыжиться, рваться, вылезать из кожи вон.

И тщетно, тщетно, тщетно. Человек, вечно живущий в сравнениях, обязательно становится желчным завистником. Особенно если сравнения эти всегда перед глазами и не в твою пользу.

Катарина.

Вначале Елену поражало невнимание невестки к больной свекрови и лежачему брату мужа.

Катарина почти не заходила к Вере Анатольевне, практически не проведывала Гену, а если приходила, то старалась не оставаться с ним наедине – Елена это быстро отметила, – всегда бывала при свидетелях.

«Как?! – поражалась первое время сиделка. – Как можно быть такой заледенелой стервой?! Не приходить к больным, почти не помогать осиротевшим детям?!» Потом, с течением времени обратила внимание, как напрягается, мертвеет лицо Веры Анатольевны, едва Катарина появляется поблизости. У этих женщин не могло быть близости. Они два антипода. Земля и небо. Лед и пламя. Тайна. В усадьбе жила какая-то старая тайна, разделившая двух родственниц по лагерям.

Елена попыталась ненавязчиво разгадать эту загадку еще до свадьбы. Спросила Веру Анатольевну, как ей казалось, просто и весьма оправданно:

– Вам чем-то не нравится Катарина?.. Вы всегда так напрягаетесь при ее появлении.

Элементарный вопрос, довольно разумный для бдительной сиделки, заставил Веру Анатольевну заледенеть не хуже Катарины. «В моей семье не сплетничают» – сказали не слова, а взгляд.

И тайна эта раскрылась гораздо позже. К большому сожалению, через несколько лет после женитьбы Елены и Геннадия. Первый год жизни в загородном доме, еще в сиделках, Лена пробежала, как призовая лошадь к финишу, – в шорах, не замечая ничего вокруг, поставив все на карту и выбрав единственную цель – торжественную роспись под звуки Мендельсона. Заставила себя не обращать внимания на отвлекающие от финальной цели мелочи.

А зря. Жизнь состоит из мелочей, призы же редки. Цели единичны. И мелочи, как рытвины, попадают под копыта призовых лошадей и калечат ноги. А в случае Елены – душу.

Однажды на каком-то ненужном, шумном, пьяном банкете Елена вышла из дамской комнаты, заметила в темном углу шушукающуюся парочку, подошла поближе.

– Господи, как долго я тебя не обнимал!

Голос мужа сделал ноги ватными.

– Отстань! – Пьяное хихиканье Катарины. – Ты женатый мужчина, я с такими не целуюсь!

– Не ври, не ври. – Едва слышное бормотание, губы мужа застряли в ямке между обнаженным плечом и шеей Катарины. – Я схожу с ума.

– Нас Лена увидит.

– Пусть! Мне все осточертело!

Тихий голос мужа наждаком прошелся по коже, содрал защитный слой эпидермиса и сделал «осточертевшую жену» чувствительной к каждому звуку: Елена каждой кровоточащей мышцейощутила трение их тел, скользящие мазки губ, влажное дыхание.

Она ушла на шум пьяной вечеринки не замеченной двумя любовниками. Веселый гомон забивал ватой уши, сплетался в дикую издевательскую какофонию. Елена добрела до столика с напитками и, обливая грудь и шею шампанским, выпила залпом фужер.

Потом еще, потом еще…

Геннадий и Катарина появились в зале только спустя час.

Первым желанием было – устроить скандал. Рассказать свекрови, поставить в известность Павла…

Но к счастью, не хватило сил, зато остался разум. Геннадий вернулся к столикам с таким лицом, что не осталось никаких сомнений: она проиграет. Мужчины с такими лицами не идут на попятный, они грызутся за свою женщину до полной победы.

И не важно, что драться придется с родным братом и женой.

Не время.

Елена вспомнила совет из книги, предложенной как-то свекровью для чтения, – Андре Моруа «Письма незнакомке», несколько раз перечитала главу «О другой женщине» и карандашом подчеркнула предложение: «Влюбленного мужчину не оторвать от его избранницы, плохо о ней отзываясь». Подчеркнула жирно, стараясь вбить в голову мысль далекую от реального, домашне-бетонного воспитания. В подъездах ее хрущевки ревнивые бабенки сходились врукопашную, царапали друг другу физиономии и рвали волосы. По крайней мере, громогласно доводили факт до сведения общественности.

В книге Моруа женщина мыслила другими категориями: «.чего я этим добьюсь? В глазах мужа я окажусь тем, чем уже была для него накануне вечером: досадной помехой, докукой, пожалуй, даже мегерой».

Изящные советы французского острослова Елена приняла как рекомендации к действию.

И прежде всего перестала сторониться Катарины. С самых первых дней, учуяв отношение Веры Анатольевны к невестке, она, как ей казалось, мудро выбрала отстраненную позицию. Не набивалась в друзья к женщине, живущей в доме по соседству, – знала, Веру Анатольевну их близость станет раздражать, – не осуждала поведение Катарины, но и не пыталась навязаться в наперсницы потенциальной свекрови. Она во всем держала дистанцию, отмеренную не ею. Подчинялась правилам игры. Катарина встречалась со своими друзьями, ездила с ними в театры и магазины, устраивала приватные вечеринки. Елена жила обособленно, общаясь в основном с друзьями мужа, детьми, свекровью.

Теперь настала пора внимательнее приглядеться к сопернице.

И, упаси боже, начать наушничать! Желание поделиться общей бедой с Павлом Елена удушила в себе нешуточным усилием!

Он, Павел, не поверит! Катарина отопрется! Слезами, истерикой, гневными репликами. Елена останется в этом доме, презираемая всеми. Вера Анатольевна не простит скандала, – «Мудрая женщина, голубушка, никогда не выносит сор из избы, подобные переживания проживают в достойном молчании», – муж возненавидит (возможно, до полного разрыва), Катарина. С Катарины как с гуся вода. Разведя на разговоры пожилую соседку по улице, Елена узнала, что когда-то давно, еще в юности, у Гены и Кати действительно был довольно бурный роман, и, кроме всего прочего, соседка искренне не могла понять, почему Катарина все же остановила выбор на Павле? По ней такие мальчики с ума сходили.

Пожилая кумушка не понимала. Елена тоже не сразу, тоже не вдруг, но догадалась: Катарина сделала сногсшибательно правильный выбор. Выйди она замуж, к примеру, за Геннадия, тот ни за что не позволил бы ей проказничать. Одолевал бы ревностью, следил за расходами, требовал отчета. Неистово влюбленный муж – не радость, наказание!

Другое дело Павел. В привычках, в недостатках Катарины не видит никакой угрозы. Посмеивается над ветреностью жены, не упрекает в мотовстве, он по большому счету — мило невнимателен и щедро близорук. Он – идеальный муж. Он – зрелый выбор молодой распутницы.

Как жаль, что он достался Катарине…

Несколько недель понадобилось бывшей сиделке, чтобы сделаться подругой. Немного лести сквозь стиснутые от ненависти зубы: «Ах, Катарина, твоя прическа – просто чудо! Твои духи, помада, платья. А где ты покупаешь обувь? А можно записаться к твоему парикмахеру?..»

По правде говоря, было заметно, что вначале Катарина чуть ли не опешила. Родственница – синий чулок и аптекарская клизма – вдруг начала рассыпаться в комплиментах. С чего-то вдругоценила и начала просить советов.

(Вряд ли, конечно, Катарине требовалось одобрение аптекарской клизмы, но все-таки приятно. Умелая лесть творит чудеса с самыми завзятыми гордячками.)

Примерно через месяц Елену допустили в ближний круг. Начали приглашать на те самые приватные девичники и вечеринки. Брать в гости и на выезды.

Какой сюрприз там ожидал «бетонную» сиделку! На выездах девичник отрывался по полной программе! Мужской стриптиз – лучший подарок подруге в день рождения!

Слегка обалдевшая от атмосферы стрип-бара аптекарская клизма сидела, зажатая разгоряченными бабенками, мечтала: сюда бы мужа Пашу, посмотреть, как его жена запихивает в потные мужские трусы стодолларовые бумажки! Как визжит, когда ее лапает какой-то перекачанный бугай. Вернувшись с вечеринки, Елена ощутила нечто сродни радостной брезгливости: подумать только, Катюша – стерва надменная – превращается в очумевшую самку, срывает трусы с облитого шампанским негра!

Кошмар.

На следующее утро после «выездной сессии» не удержалась от сарказма. Надулась немного от осознания «непорочности», добавила в речь укоризны. И получила в ответ словесную оплеуху:

– Дура. Что ты понимаешь?

(Надо сказать, только в отношении Елены Катарина допускала это уничижительное ругательство – дура. Своих «девчонок» она могла припечатать как угодно, но более изобретательно, Елене доставалось безыскусно и просто – дура.)

– Тут есть что понимать? – высокомерно, еще не оставляя надежду на хотя бы моральный реванш, сказала Лена.