Каникулы - Николай Иванович Хрипков Страница 28

это никогда не закончится. И всё же заканчивается. Сначала самой не верится. Неужели всё? Я всё сделала? Постой! А может быть, я чего-то забыла? Прокручиваешь всю операцию. По телу разливается свинцовая тяжесть. Даже языком пошевелить не можешь. Отвечаешь на вопросы односложными словами: «Да! Угу! Ну! Вот! Ага!» Да головой киваешь. Потом достаются пробирочки, такие длинные узкие пробирочки. И как я поняла у хирургов и их помощников это стало традицией. По крайней мере, в той поликлинике, где я работала. Наливают неразведенный медицинский спирт. Пьют, всё выше закидывая голову. Спирт медленно вытекает из пробирки. Вот сначала язык обжигает. Потом гортань, потом желудок. Как будто вылила в себя огонь. И первая мысль — в первый раз это точно — зачем я это сделала, я сошла с ума. Помню, слезы фонтаном брызнули, как у клоуна на арене. Думала, задохнусь. Широко раскрыла рот и глотаю воздух и не могу его захватить. Сердце учащенно бьется. Тебе уже предусмотрительно протягивают стакан с водой. И взгляды всех присутствующих обращены к тебе, а на лицах играют улыбки. Неофитка! Глотаешь судорожно воду. Сначала какое-то оцепенение. Внутри тебя начинает разливаться теплота, такая приятная теплота. Она идет волнами снизу вверх до самой макушки. Вот становится легко и весело. Начинаешь болтать и смеяться. Хотя в первое время даже не понимаешь смысла того, что говорят. Но все смеются, и ты смеешься. Даже запоешь иногда. Смешно? Ведь правда?

— Да! — восхитился Пахом. — Лучшей рекламы алкоголя я не слышал. Плохо, что ее сейчас запретили. При такой рекламе все твои пациенты со временем станут закоренелыми алкоголиками. Браво! Рита! Ты чудо!

Бутылка была пуста. Рита кивнула. Они засмеялись. У Пахома была добрая улыбка.

— Так! Ребята! Спать! — скомандовала Рита. — Завтра у нас напряженный день. И силы нам — ой! как понадобятся. Я сказала баиньки!

Как-то незаметно она взяла на себя роль командира, хотя вроде никто ее на это не уполномачивал. Они беспрекословно подчинились ей и стали укладываться. Рите, как даме, отдали панцирную кровать, которая громко скрипела каждый раз, когда она переворачивалась. Пахом слушал скрип и улыбался.

26. ЕЩЕ ОДИН КОМПАНЬОН

С утра в дачном домике закипела работа. Они готовили операционный стол из панцирной кровати, проводили к нему яркое освещение. Рита проверила, весь ли инструмент. Оборудовали стационар, куда отправят пациентов после операции, где они, как выразилась Рита, будут реабилитироваться, на что Пахом заявил, что реабилитироваться могут только невинно осужденные. Рита консультировала Серегу, как и что. Тот кивал головой. Согласно кивал и безропотно выполнял ее приказания.

— Заруби себе на носу! В операции нет мелочей. Здесь всё важно! Работать надо быстро, но без спешки. Если поспешишь, не только людей насмешишь, а загонишь пациента в могилу, — менторским голосом поучала она Серегу.

Пахом не мог слышать без какого-то естественного отвращения медицинские подробности, а потому то и дело выходил из комнаты на крыльцо покурить или просто посидеть. Несколько раз ему пришлось съездить в аптеку и по магазинам прикупить необходимое. Даже самый предусмотрительный не может всё предвидеть. Не хватало то одного, то другого. «Миниоперационная» для принятия больных на всю голову была готова. Она еще раз осмотрела всё и осталась довольной. На дачке запахло больницей.

— Очень хорошо, плотно кушаем! — сказала Рита, когда они сели за стол. На этот раз Серега порадовал обжаренной курочкой. Корочка была хорошо прожарена и хрустела на зубах. — Дальше у нас не будет ни одной свободной минуты не то, что перекусить, но и перекурить. Не расслабляемся, ребята!

Она строго поглядела на юношей. Они выпрямили спины.

— Сто грамм для смелости позволяется? — с робкой надеждой спросил Пахом, хотя вчера ополовиненную бутылку они прикончили. Кто же ему разрешит сейчас бежать в магазин? Спросил так, для бравады.

— Пока всё ни закончим, ни миллиграмма! Ни капли! Ни маковой росинки!

Рита так глянула на него, что он понял, всякое непослушание недопустимо и наказуемо. Наигранно тяжело вздохнул.

— Главное, ребята, никакого сомнения, колебаний, волнения и самодеятельности. Действуем строго по плану. Всё выполняем быстро и четко. Рефлексия и угрызения совести недопустимы. Вы уже не люди, а роботы, в которых заложена программа. Малейший сбой программы ставит под угрозу выполнение плана. Надеюсь, это понятно? Действуете чисто механистически! — голос ее был сух.

— Но могут же возникнуть непредвиденные обстоятельства, — сказал Серега. Но как-то нерешительно. — В боевой обстановке поощряется инициатива и самостоятельность. Об этом даже Суворов говорил своим чудо-богатырям. Вроде бы так! Мол, солдат должен и сам шевелить рогом.

— Моя рука должна лежать на пульсе. Если возникнет нештатная ситуация, немедленно ставьте меня в известность и действуйте только после моего распоряжения, — твердо произнесла Рита. — Вы не служили в армии, но думаю, что вам известно, что приказы командира не обсуждайте. О моих достоинствах будете злословить после завершения операции.

Она взглянула каждому в глаза. Серега заморгал ресницами.

— Здесь командир я. А вы рядовые! Или вы не согласны с чем-то? — она переводила взгляд с одного на другого.

И снова каждому заглядывает в глаза. Серега тяжело вздыхает. А Пахом отводит взгляд. Куда ж ему деваться?

— Откуда такая железобетонная уверенность, что на этот раз, то есть сегодня, у нас всё непременно получится? — спрашивает он. Хотя уверен, что получится.

Ему так хочется, чтобы она была права. И он верит, что она не может быть не права.

— Откуда? А? Ну, откуда?

— От верблюда! Я понятно объясняю?

— Ответ лаконичный и исчерпывающий. Больше вопросов не имеется, товарищ генералиссимус! — чеканит Пахом.

— Товарищ генерал! Пардон! Генералиссимус! А можно щелкнуть каблуками? — спрашивает Серега. Он подскакивает с тупым лицом.

Стоит на вытяжку. Не дрогнет ни одни мускул.

— Нащелкаешься еще сегодня! Ладно, ребята! Доедайте, допевайте свой кофе! — распоряжается она, уже не сомневаясь в их исполнительности. Бунта на корабле она не допустит. — Я звоню Филиппу Филиппову. Такое ощущение, что мне сейчас придется звонить другому Филиппу. Киркорову! Это было бы не лучше.

Она морщится. Может, вспомнила знаменитую конференцию и журналистку в розовой кофточке.

— Откуда у тебя его номер? — спрашивает Пахом. Хотя современные технологии…

— Оттуда, откуда и моя уверенность. Удовлетворен моим ответом?

Всё понятно. Вышла. Как-то у нее получается бесшумно закрывать за собой двери.

— Нет, Серега! Она сделала неправильный выбор, — весело сказал он.

Серега непонимающе глядит на него. Какой еще выбор?

— Надо было ей идти в военную академию. Вот только НАТО жалко. И так их запугали своими ракетами, запусками из Каспийского моря ажно чуть не до Африки. А тут еще и Рита!