Наталья Солнцева - Полуденный демон Страница 29

ГЛАВА 18

«Принцесса Мафальда»,

27 октября 1927 года

Шли третьи сутки плаванья, а Росси все еще не выполнил поручения патрона.

Он потерял покой и сон. Обычная находчивость и сверхъестественная ловкость как будто покинули его. Майер не выходил из своей каюты. Он будто заточил себя в ней, прикидываясь страдающим от морской болезни. Стюарды носили ему то одно, то другое. Его даже посещал доктор.

Росси не сомневался, что бывший управляющий здоров. Он просто караулит бочонок, который, видимо, представляет для него особую ценность. Ходить с саквояжем в ресторан или прогуливаться по палубе, не выпуская его из рук, Майер не решался. Это могло вызвать подозрения. Оставлять же бочонок в каюте он боялся. Опасения управляющего имели под собой почву. По крайней мере один человек на «Принцессе» вынашивает план похищения бочонка. Это Росси. Кто знает, нет ли среди пассажиров еще желающих завладеть сей вещицей.

Утром он пытался поговорить со старшим механиком, но того не было видно ни на палубе, ни в баре, ни в ресторане, ни в курительной. Несколько раз в коридорах и переходах лайнера Росси натыкался на угрюмых, замотанных членов команды. Рейс, по-видимому, выдался не из легких. Он и сам ощущал несвойственное ему внутреннее напряжение и ломоту в костях.

Послеобеденный сон не принес ему облегчения. Ювелирная коллекция Мими Бушерер мирно покоилась в корабельном сейфе, бочонок находился у Майера. А измученный мозг Росси, как назло, не порождал ни одной стоящей идеи.

В полудреме ему явилась Клод. Она смотрела на любовника и улыбалась, словно говоря: «Не стоит беспокоиться о том, что само плывет тебе в руки! Но помни о цене, Пьер… Помни о цене!»

Росси поднялся с постели, умылся холодной водой и начал мерить шагами каюту. Качка усиливалась. Фляжка с вином перевернулась, серебряный стаканчик упал и с надоедливым звоном катался по полу.

«Должно быть, я ошибся по поводу Клод, – досадовал Росси. – Никакая она не дочь фрау Шнайдер, никакая она не колдунья. Ее пророчество не сбылось. Скоро лайнер прибудет в порт назначения, а предсказанный кошмар не осуществился. Час Черной Луны так и не настал… Да, вокруг парохода много воды, что совершенно естественно. А вот с кровью Клод явно промахнулась. Может, она принимала за кровь багровые океанские закаты?»

Если Клод что и угадала, так это касалось только его, Пьетро Росси. Он действительно не итальянец, не француз… и не коммерсант. Его настоящее имя – Петр Исленьев, он русский, хотя свободно владеет несколькими языками. Такой уж у него дар. Он с детства хватал знания на лету. Жаль, наука впрок не пошла.

Авантюрист по натуре, Исленьев участвовал в белом движении, потом примкнул к банде из недобитых белоказаков, потом… прихватив с собой богатую добычу, бежал. Заметая следы, добрался до Гомеля, где его приютила тетка по матери. При переходе польской границы потерял все похищенное в банде, остался гол как сокол.

В Польше у него началась новая жизнь, полная риска и лишений. Считая себя дворянином, аристократом, он чурался грязной работы. Приходилось перебиваться малым. Для Исленьева, привыкшего к сытости и комфорту, прозябание в бедности казалось невыносимым. Он любил легкие деньги, роскошь, красивых женщин и… приключения.

Нужда и скука подталкивали его к опасной черте, и однажды он решился на дерзкое ограбление. Его сообщниками стали двое русских – таких же нищих эмигрантов, как он сам, – и один обиженный на своих господ поляк.

Благодаря отточенному уму Исленьева, первый куш удалось сорвать без особых хлопот. После раздела фамильных драгоценностей графов Ржевусских, которые тянули на баснословную сумму, компания разделилась. Поляк, получив свою долю, уехал в неизвестном направлении, а эмигранты задумались над сбытом краденого.

Продать уникальные вещи оказалось труднее, чем завладеть ими.

«Один неверный шаг, и мы попадемся, – предостерег сообщников Исленьев. – Нельзя торопиться. Я не собираюсь гнить в тюрьме. А вы?»

Разумеется, никого не прельщала перспектива угодить за решетку. И троица легла на дно. Когда историю громкого ограбления вытеснили с газетных полос новые сенсации и скандалы, Исленьев начал осторожно искать нужного ему человека.

На ловца и зверь бежит. Как-то раз мальчишка-посыльный принес Исленьеву записку. В ней некто предлагал русскому встретиться в краковских торговых рядах.

«Я сам подойду к вам», – заключил свое послание неизвестный. Внизу стояла подпись: «Тот, кого вы ищете».

Так судьба свела Исленьева с человеком по имени Вацлав, который на долгие годы стал его работодателем и неисчерпаемым источником дохода.

Исленьев, как ни старался, не смог узнать о патроне ничего, кроме имени. Да и то, пожалуй, было вымышленным. Вацлав внезапно появлялся и так же внезапно пропадал. Выглядел он скромным и незаметным, но никогда не испытывал нужды в деньгах и не торговался. Если вещь того стоила, платил без колебаний. Встречи патрон назначал в самых неожиданных местах.

Спустя год он предложил Исленьеву долговременное сотрудничество.

«Мне нравится твой ум, – на безукоризненном польском заявил Вацлав. – И твое хладнокровие. Ты не жаден, а значит, не зарвешься. Тебе хочется красиво пожить и при этом не трудиться. Похвально! Однако тебе все же придется поработать. На меня. Я буду делать заказ, а ты – исполнять его. Не всякая вещь заслуживает быть похищенной. Нужно учитывать спрос. Положись на меня. Серьезные покупатели предпочитают не светиться и иметь дело только с проверенными людьми. Ты еще новичок в нашей игре…»

Исленьев подозревал, что польский – не родной язык Вацлава. Но угадать национальную принадлежность патрона не мог. Тот с одинаковым успехом сошел бы за француза, англичанина или немца. В нем бродил тот же дух авантюризма, что и в Исленьеве. Они сошлись.

Вскоре патрон посоветовал Исленьеву перебраться из Кракова во Францию. Он ни на чем не настаивал, но его рекомендации исполнялись беспрекословно.

«У тебя есть помощники, Петр?» – как-то спросил он.

«Да, – не осмелился солгать Исленьев. – Двое».

«Избавься от них!»

«Как? Убить? Нет… на такое я не подписывался… Я не могу!»

«Ты воевал, был в банде…»

Исленьев не рассказывал Вацлаву о себе. Откуда тот все про него знает?

«На войне я убивал врагов…»

«Эти двое – не друзья тебе!»

Патрон был прав. Сообщники Исленьеву попались случайные и все чаще роптали, недовольные своим положением. Им хотелось бросить опасный промысел и махнуть на морское побережье… тратить деньги, целовать женщин, пить вино, предаваться приятной лени.

Европа вступила в эпоху роскоши. Дамы сбросили корсеты, укоротили юбки и волосы. Они курили сигареты с длинными мундштуками, носили прозрачные шелковые чулки, маленькие шляпки и часики с бриллиантами. Мода стала смелой, экстравагантной. В людях проснулась тяга к путешествиям. Океанские лайнеры украшали, словно царские дворцы. Богатство безумствовало, бедность молчала.

«Тебе лучше действовать в одиночку, – обронил Вацлав. – Попробуй. Ты оценишь мой совет».

Исленьев прислушался к патрону. И не пожалел. Он отпустил своих сообщников на все четыре стороны и ощутил себя свободным и полным сил. Теперь у них – свой путь, а у него – свой.

Не то чтобы Исленьеву не хватало денег. Его увлекала трудность задачи. Он любил поломать голову и придумать хитрую комбинацию, которая принесет удачу. Корысть отступила, на смену обогащению пришла иная страсть.

Если бы Исленьева спросили, зачем он совершает ограбления, ответ был бы прост. Это развлекает его. У него появилась вредная привычка. Кто-то не может отказаться от табака или абсента, кто-то от рулетки… а он не способен жить пресно, обыденно. Чувство опасности, риск возбуждают его гораздо сильнее, чем секс. Впрочем, сексу он тоже отдает должное.

Сделав круг, мысли Исленьева – или Росси, как он именовал себя, – вернулись к Клод. Таинственная и неуловимая, словно лунный свет, она обманывала его даже во сне.

– Ты обещала мне удачу, – вслух вымолвил он, как будто Клод могла услышать его.

«Я напомнила тебе о цене… – прошептала она. – Ложись спать, милый! Черная Луна вступает в силу этой ночью…»

Москва. Наше время

Морозов не мог отказать Тоне в очередной встрече. Она сильно изменилась. Он смотрел на нее сквозь призму воспоминаний о первой любви, и этот взгляд отзывался в его душе тоскливой болью.