Дмитрий Вересов - Летний сад Страница 29

– Папа, если это действительно необходимо…

– В первую очередь – тебе, дорогая. Может быть, советские эстонцы не очень привлекательны в качестве мужей, но в других качествах, я думаю, они вполне употребимы. К тому же эта поездка поспособствует обновлению твоего гардероба, который я и наша гостья собираемся изрядно распотрошить. Лена, будь добра, мисс Джейн нужна пара сменных ансамблей, чулки, белье, туфли. А себе возместишь. Да, и где бы раздобыть все необходимое для придания светлым волосам нашей гостьи полное сходство с твоими?

– Папа, полное может дать только парик.

– Хорошо, некомпетентен. Приблизительное?

– Тогда в магазине «Болгарская роза».

– Поистине, Ленинград – чудесный город! Все под рукой!

В скором времени Елена Николаевна отправилась на Невский, в магазин болгарской косметики, находившийся неподалеку, и Джейн, пользуясь моментом, задала вопрос:

– Николай Александрович, ваша дочь знает?..

– А, вы об этом? Нет. Тут другое, мисс Джейн. Варвара Игоревна, мать Елены, умерла в шестьдесят втором, от рака. Нам тогда, вернее, Леночке, было всего три годика и, как несложно сообразить, мне пришлось выступать в обеих родительских ипостасях. Соответственно глубина нашего взаимного контакта… Что за бред, канцелярщина какая-то! Дожил до седых волос, а нормально говорить не научился. Просто однажды мы договорились с дочерью: что бы ни случилось со мной внезапного и необычного – она не должна ни о чем спрашивать и удивляться. Вот и все. Я удовлетворил ваше любопытство, мисс Болтон?

Вечером того же дня, трудного для Джейн Болтон и сотрудников группы генерала Ивлева, в тихий купчинский тупичок въехало шикарное антикварное авто – блестящая хромом самая настоящая «М-20», больше известная как «Победа». Главной деталью, которая могла бы привлечь к чудо-автомобилю внимание стороннего наблюдателя, являлся кузов – это был самый настоящий кабриолет. По ленинградским, да и вообще советским меркам описываемого периода, экипаж был настоящим раритетом.

В неспешном его движении, в утробном бархатном рокоте мотора открывались воображению возможного наблюдателя разнообразнейшие видения и картинки – от кинематографических идиллий Александрова и Рязанова до прямых аналогий с известным романом Ремарка, правда, на отечественный лад.

Бежевый, натуральной кожи, верх авто был опущен, и за невысоким V-образным стеклом невозможно было разглядеть личность водителя.

Блестящие покрышки с белыми ободами тихо прошуршали по асфальтовому покрытию тупичка, тихий баритон мотора медленно угас, и машина монументально застыла на месте.

Сколько времени ей придется ожидать Иволгина, Джейн даже предположить не могла. Она надеялась на то, что будущей маме положены продолжительные прогулки, и Вадим, так трепетно относящийся ко всему, связанному с беременностью Натальи, обязательно будет сопровождать жену на прогулке. И если эти предположения верны, то вечерний променад молодой четы не заставит себя ждать.

Удобно устроившись на сдвоенном американском сиденье «Победы», она в который уже раз мысленно выстраивала свой разговор с Вадимом. Дело даже не в сомнениях, согласится ли Домовой после всего, что он увидел на Пряжке, помочь ей. Такие моменты – сопротивление вроде бы очевидному факту – преодолимы. Это азы вербовочной работы, без обладания которыми не стоит идти в разведку. Но сможет ли добрейший и мягкий Иволгин ради спасения жизни друга (а это так!) пойти против системы, в конце концов – против собственной страны?

Ставка, сделанная Джейн, лежала на красном поле рулеточного стола, который советская пресса громко именовала «противостоянием двух систем». При таком эпическом размахе это самое «противостояние» всегда слепо и глухо к судьбе отдельного человека. Мало того, любая, походя совершенная жестокость или несправедливость, всегда будет выступать в белых одеждах политической, патриотической и прочих демагогий. Романтику Иволгину, неисправимому идеалисту, такая постановка вопроса должна быть понятна и близка. Близка – это не значит, что он постоянно переживает о судьбах «узников совести» или, борясь с зевотой, до одурения ловит в ночи би-би-сишные волны с меломанскими рассуждениями Севы Новгородцева. Близка – это значит, что она полностью совпадает с отношением Вадима к людям: каждый человек – микрокосм, каждый человек имеет право на самовыражение, и никто не вправе насильно лишать его этих даров судьбы и природы…

Иволгин почти дошел до подъезда, когда Джейн, внезапно отвлеченная от размышлений тревожным наитием, увидела и узнала его сутулую спину. Девушка резко завела мотор, одновременно надавив левой рукой на клаксон. В уличной благости раздался рев сигнала.

В тот самый момент, когда вздрогнувший Иволгин обернулся, шикарный автомобиль рванул с места. Через мгновение «Победа» взвизгнула тормозами, и Джейн, чьи действия были стремительны, широко распахнула правую дверцу:

– Садись, быстро!

– …?! – обалдевший Вадим послушно и быстро исполнил приказание.

И лишь когда машина развернулась и на большой скорости устремилась прочь из тупичка, Домовой спросил:

– Извините, вы не ошиблись?

– Импоссибл, Райка! Итс ми, Джейн Болтон!

– Джейн?!

– Собственной персоной. Мне нужно с тобой поговорить, обстоятельно и серьезно.

Взволнованный Иволгин мертвой хваткой вцепился в потолочный поручень салона.

– Допустимая скорость в пределах городской черты – шестьдесят километров, – машинально, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил он.

– На спидометре всего пятьдесят девять, ты просто волнуешься и не привык к автомобильной езде! Успокойся.

– Я спокоен. Внутренне… Джейн, куда мы едем?

– Туда, где мы сможем спокойно поговорить.

– Это касается КГБ?

Джейн снова усмехнулась. Жестко и зло:

– Уже успели?

– Да, я только что с Литейного.

– Тебя вызывали?

Вадим усмехнулся:

– Некоторым образом. Шел по улице некто Иволгин, и вдруг рядом с ним затормозила черная «Волга». Так что, похоже, все разведки мира обеспокоились нынче желанием выработать у меня привычку к автомобильной езде.

– У тебя хорошее чувство юмора.

– Благодарю вас, мисс Болтон! Но разрешите напомнить о своем вопросе.

– Мы едем за город. Или? – Джейн отвлеклась от дороги, тревожно и вопросительно посмотрев на Домового.

– Следите за трассой, пожалуйста, меня ждет дома молодая жена.

– Не волнуйтесь, барин. Может быть, пока расскажете, о чем беседовали с вами господа опричники?

– Это вы зря, сударыня. На опричников эти товарищи не похожи, а вот на знаменитые «голубые мундиры» – вполне.

– Они – на «мундиры голубые», а ты – на кого? На «им преданный народ»?

– Это из курса русской литературы?

– Нет. Специальный семинар «История русских спецслужб». Читал, кстати, самый настоящий князь Оболенский.

Машина давно выскочила из города и петляла по серпантину прибрежного шоссе. Стремительно проехав по Сестрорецку, Джейн притормозила у вокзального переезда и после секундного раздумья свернула налево.

Мелькнули кованые ворота посаженных Петром Алексеевичем «Дубков», и после непродолжительного пробега по прямой, как стрела, аллее автомобиль выскочил на безлюдный пляж. К самой воде.

Они немного посидели молча. Джейн вышла первой, обошла автораритет и оперлась на капот. Усталым жестом сняла очки.

– Превращение резидента, – Иволгин присоединился к англичанке.

– Что, раньше я была лучше?

– Лучше в смысле красивее?

Девушка утвердительно кивнула.

Домовой неопределенно пожал плечами.

– Вадим, мне нужна твоя помощь.

– Это я уже понял.

– Дело касается Кирилла, поверь мне…

– Джейн! Я не могу верить тебе.

– После разговора с гэбистами?

– Да.

– Ну, что же…

– Ты не дослушала меня. «Не верить» в данном случае совсем не значит, что я отказываюсь помочь тебе, точнее – тебе и Кириллу. Времена непроходимой темноты среди коренного русского населения преодолены в результате всеобщей кампании по ликвидации неграмотности. Так что ты можешь опустить многочисленные объяснения и просто рассказать, что я могу и должен сделать.

– Ты уверен?

– От улицы Каляева до Витебского вокзала пешком сорок минут. Четверть часа на электричке и заключительная двадцатиминутка к дому. Как видишь, у меня было достаточно времени…

– А если ничего не выйдет?

Иволгин некоторое время молча чертил носком ботинка что-то на рыжем песке пляжа. Наконец тяжело вздохнул:

– Тогда я буду знать: я сделал все, что мог. Все, что должен был сделать.

– И тебя не будут смущать действия по чужой указке?

– Я был в больнице и видел Кирилла. Я разговаривал с его отцом и главврачом. Везде мне приходилось просить, ждать, почти унижаться. Значит, самостоятельно я не могу ничего сделать. И хватит об этом, давай ближе к делу!