Ольга Степнова - Домик с крокодилами Страница 3

– Не великой, а известной, – не открывая глаз, раздражённо поправил я. – Великие у нас Лев Толстой и Пушкин. Остальные – известные…

– Ну, дела! – продолжал радоваться телохранитель. – Да я же твоё фото в журнале «Бэлль» видел! У тебя там был та-акой костюм!!! Та-акие ботинки!!! Слушай, а чего ты с такой женой, да с такими её гонорарами в придворные педагоги подался?!

– Чтобы остаться самим собой, а не быть мужем известной жены. – Я открыл глаза и хмуро посмотрел на Арно, проклиная тот день, когда согласился на фотосессию в популярном глянце.

– Ну, не знаю… – Анро посмотрел на меня как на невиданное чудище с рогами и хвостом. – Если бы у меня была та-акая жена, та-акой костюм и та-акие ботинки, я бы ни за что…

– Извини. Я прямо с дороги, а впереди рабочий день. Хотелось бы отдохнуть пятнадцать минут. Был рад знакомству. – Я резко встал и протянул ему руку.

Он пожал её с некоторым подобострастием и ушёл.

Я уехал от Элки за тысячи километров, а шлейф её звёздности преследовал меня, словно тень… Выхватив из сумки мобильный, я позвонил жене.

– А? – сонно спросила она.

Я успел забыть, что раньше полудня Беда не встаёт.

– Прости, что разбудил. Скажи, в каких ещё популярных изданиях появится моя рожа в этом месяце?

– В «Домашнем камине», в «Космополите», в «Кролике», – перечислила Элка. – А что?!

– Ужас. И я везде в льняном пиджаке?

– Ты везде рядом со мной, – ледяным тоном ответила Элка.

– Слушай, а ведь нас с тобой ещё для какой-то телепередачи снимали, – вспомнил я.

– Для программы «Домашний любимец», – напомнила Элка.

– Домашний любимец – это я?!! – ужаснулся я.

– Нет, это наша собака.

– Фу, слава богу. В чём я там был, напомни.

– В халате от Валентино и тапочках от Юдашкина.

– Эти ребята не гнушаются тапочками и халатами?!

– Слушай, Бизя, что ты от меня хочешь?

– Я хочу понять, как долго меня будет узнавать каждая собака на улице.

– Думаю, бесконечно долго, – зевнула на том конце Элка. – Ты, что называется, засветился. Может, бороду отрастишь для конспирации?

– Поздно. Я без бороды уже на работу устроился.

– Ну, дело хозяйское. Мне не спрашивать, в какой город ты улетел?

– Нет.

– А куда устроился на работу?

– Тоже нет.

– Может, тебе нужны деньги?

– Мне нужно, чтобы от меня все отстали.

– Все – это я?!

Я нажал на отбой.

Все разговоры с Бедой для меня в последнее время стали большим испытанием. Даже если нужно было всего лишь спросить, вскипел ли чайник, выяснялось, что я уделяю ей слишком мало внимания и не хочу прислушиваться к её мнению. Когда чайник всё же вскипал, я уже не очень хорошо помнил его предназначение, зато успевать дать Элке согласие поехать на выходные в Куршевель, а до этого молчать три дня, ходить на цыпочках и спать в прихожей на раскладушке, чтобы она успела дописать свой новый роман.

Я помассировал виски, чтобы снять напряжение после разговора с Бедой.

Едва я почувствовал себя сносно, как зазвонил мобильный телефон на дисплее которого высветилось «Беда».

– Слушаю, – сухо сказал я.

– А можно, я скажу журналистам, что ты изменил мне с Ксюшей Собчак, и поэтому мы решили пожить отдельно? – заискивающе пропела Элка.

– Только не с Собчак, – испугался я. – Она мне как сестра.

– Тогда с кем из знаменитостей ты хотел бы мне изменить? Пресса не отстанет, пока не узнает причину, по которой я осталась одна! Не могу же я на весь мир заявить, что мы просто друг от друга устали!

– Почему не можешь? – задал я наиглупейший вопрос.

– Потому что от звезды устать невозможно! Её можно только променять на другую звезду!!! – заорала мне в ухо Элка. – Немедленно говори, с кем ты хочешь мне изменить!

– Ладно, тогда с Собчак, – вздохнул я. – Она хоть книжки не так часто пишет как все остальные.

– Я всегда знала, что ты никогда меня не любил, – трагически прошептала Беда и отключилась.

Я опять помассировал виски, обследовал дом на наличие камер, и, не найдя ни одной, спокойно направился в душ. Через пятнадцать минут предстояло знакомство с Прохором.

Я побрился, переоделся в спортивный костюм и лёгкой трусцой побежал на лужайку перед бассейном.

Он не пришёл ни через десять, ни через двадцать минут.

Я занервничал, обежал лужайку по периметру и даже заглянул в бирюзовую глубину бассейна. Что делать, если воспитанник в богатом доме не является на занятия, я не знал. В школе я бы пригрозил ему отчислением, двойками, отрицательной характеристикой, а тут…

Я тоскливо посмотрел на окна хозяйского дома. Вокруг не было ни души.

Вдруг в кустах кто-то чихнул.

– Эй!! – Бросившись к барбарисовым зарослям, я раздвинул колючие ветки. – Эй, кто тут?!

Кто-то мелкий и юркий прошмыгнул у меня между ног и спрятался за широким стволом раскидистого дерева.

– Прохор! – догадался я и ринулся к пацану, в надежде с ходу завоевать его доверие и понимание.

Но пацан и не подумал проникаться ко мне добрыми чувствами. Он стремительно залез на нижнюю ветку дерева и тихонько завыл.

– Слезай, – задрав голову, попросил его я.

– Ты меня бить будешь, – провыл мальчишка, забираясь выше ещё на одну ветку. Он был типичный дохляк и недотёпа – тощий, нескладный, болезненно-бледный, в круглых очках и нелепо сидящей дорогой одежонке.

– С чего ты взял, что я тебя бить буду? – удивился я, гарцуя под деревом.

– Ты бандит! – пропищал пацан. – Я по телевизору тебя видел!

– Да ну? В какой передаче?

– Домашний… домашний…

– Любимец? – обрадовался я.

– Да! – заорал Прохор. Тонкая ветка под ним сломалась, и он грохнулся на землю.

– Сам подумай, – постучал я себя по лбу, наклоняясь над ним. – Разве бандит может быть домашним любимцем?!

– А кем же он может быть? – в ужасе уставился на меня пацан, выставляя перед собой руки. – Как раз домашним любимцем! Кто его, бандита, ещё полюбит, кроме домашних?

С логикой у него всё было в порядке.

– Я твой педагог. Вставай! – Я протянул ему руку, но он ужом извернулся на зелёной траве, вскочил и побежал к бассейну.

– Я твой тренер! – побежал я за ним. – Стой! Меня твоя мама на работу взяла! Она хочет, чтобы ты стал сильным и смелым, она хочет…

– Моя мама хочет, чтобы я с вашей помощью стал домашним любимцем!

– Тьфу! – Я резко остановился. Прохор бежал вокруг бассейна, а, значит, неизбежно приближался к точке, где стоял я. – Запомни, Прохор, домашние любимцы – это кошки, собаки, попугаи, змеи, крокодилы и кролики! Это животные! Они милые, о них принято заботиться, их принято кормить и баловать. К бандитизму эта тема отношения не имеет. Меня в телепередаче показывали как хозяина большой и доброй собаки. Собаки, слышишь, трусишка?! А я – добропорядочный гражданин, который по утрам чистит зубы, есть на завтрак овсянку и зарабатывает на жизнь тем, что воспитывает таких охламонов как ты…

Прохор всё-таки прибежал по кругу ко мне, и – замер как вкопанный, поняв подвох моей неподвижности и долгой, бессмысленной речи. Он встал на кромку бассейна, и, вскинув руки, начал балансировать на краю.

– А сейчас где твоя собака? – спросил он, с ужасом глядя в воду.

– С женой.

– А жена где?

– С собакой.

– Ясно. Значит, вы разлюбили друг друга, а страдает собака.

Он был так прав, что у меня защемило сердце.

Я протянул ему руку, чтобы он не трясся на узком бортике, но Прохор от руки отшатнулся, потерял равновесие и полетел в воду. Плавать он, естественно, не умел, поэтому камнем пошёл ко дну. Я нырнул быстрее, чем он успел нахлебаться воды и прежде, чем стёкла его очков намокли.

– Ну ты и кадр! – не скрывая испуга, выдохнул я в лицо Прохору.

– Вы меня утопите? – заплакал Прохор, пытаясь вырваться из моих рук и всё-таки уйти камнем на дно.

Я схватил его за шиворот белой рубашки, выкинул на берег и выбрался сам.

Начало моих педагогических подвигов никуда не годилось. Следовало пойти к хозяйке, чтобы отказаться от должности семейного педагога и баснословной зарплаты.

Пацан был невменяемый.

Прохор попытался вырваться и удрать, но я крепко держал за ворот мокрой рубашки.

– Я вспомнил, твоя жена книжки пишет, – неожиданно сказал он, переставая дёргаться.

– Есть контакт! – выдохнул я с облегчением. – Теперь ты понял, что я не бандит?

– Так она детективы пишет! А там трупы, убийства и преступления! Где она сюжеты берёт?!!

Это был любимый вопрос журналистов, но никто из них никогда не задавал его с таким нехорошим подтекстом.

– Не у меня, – заверил я Прохора. – Я зубы чищу, овсянку ем и детей дрессирую…

Прохор дёрнулся, и, оставив у меня в руке кусок воротника, со всех ног помчался к дому. Я остался стоять как последний дурак – мокрый, растерянный, с куском детской рубашки в руке. Следовало как можно быстрее бежать к Ирме Андреевне и отказываться от места. Следовало честно признаться, что мальчику требуется психиатр, а не тренер и воспитатель.