Кен Макклюр - Мутация Страница 3

За столом послышались одобрительные возгласы.

— Хорошо, тогда давайте не будем уделять слишком много внимания обязанностям остальных. Если каждый хорошо сыграет свою партию, у нас появится хороший шанс осуществить кое-что удивительное.

— А если у нас не получится? — спросил нервный мужчина.

— Предлагаю даже не думать об этом, — сказал выпускник Кембриджа ледяным тоном.

— Верно, верно, — хором сказали несколько человек, вынудив нервного ретироваться.

— Итак, джентльмены, пришло время задать главный вопрос. Все ли мы согласны, что должны помочь нашему другу в трудный час? — выпускник Кембриджа оглядел помещение. — Чарльз?

Мужчина в галстуке Итонского университета кивнул.

— Маркус? Кристофер?

Еще двое присутствующих кивнули.

— Полковник?

— Уж я точно выполню свой долг, — отозвался мужчина в галстуке гвардейских парашютно-десантных войск.

— Малькольм?

Нервный мужчина, помедлив, ответил:

— Думаю, да.

— Доктор?

Мужчина, на чьем галстуке красовался кадуцей, произнес ровным голосом:

— Мы с сэром Лоуренсом определили лучших специалистов в стране и передали их личные дела команде Джеймса, для изучения после проведения начальных переговоров.

— Что за начальные переговоры?

— Одна из адвокатских контор согласилась выполнить просьбу, как принято, полностью на свое усмотрение.

— Все кандидаты уже находятся под наблюдением, — в первый раз за все время подал голос Монк.

— Хорошо, — отозвался выпускник Кембриджа. — Мы не хотим, чтобы кто-нибудь из них оказался на конференции, проходящей на другом континенте, в тот момент, когда он нам понадобится.

Три

— Ты очень беспокойно спал сегодня ночью, — заметила Кэсси Мотрэм, когда ее муж появился в кухне к завтраку. Джон Мотрэм поплотнее завернулся в домашний халат и вскарабкался на один из новых барных стульев, которые Кэсси приобрела «для комплекта» к недавно установленной барной стойке. Джону слегка не хватало роста, чтобы проделать это с легкостью, что только усилило его раздражение.

— Я чувствую себя персонажем американского фильма, — пожаловался он. — Ради бога, чем были плохи обычные стол и стулья?

— Надо идти в ногу со временем, — хладнокровно отмела его жалобу Кэсси. — И все-таки, может быть, расскажешь?

— Кошмары снились.

— Хм… Что-то слишком часто тебе стали сниться кошмары. Что тебя тревожит?

Ее муж покосился в сторону, словно решая, стоит ли выкладывать начистоту, затем сказал:

— Подозреваю, что в следующем году мне не дадут гранты на научные исследования по истории.

— Погоди, тебе же их давали каждый год! С чего бы сейчас им менять свою политику? Или они, как и все в стране, используют ограничение государственного кредитования как оправдание?

— Ну, не совсем так. Просто в университете назревают перемены, — сказал Джон. — Стипендии уходят в прошлое. Получение знаний больше не котируется в «коридорах власти» — должен быть «конечный продукт», то, что руководство могло бы запатентовать и продать. Всем твоим действиям должно быть экономическое обоснование.

— А изучение эпидемий чумы четырнадцатого века не отвечает этим требованиям… — грустно подытожила Кэсси.

— Они и сами не выразились бы точнее, — кивнул Джон. — Хотя, конечно, они выразились не так — предпочли ходить вокруг да около, пользуясь тем забавным языком, на котором говорят в наши дни… Надо «двигаться вперед» и «совершать упреждающие шаги по налаживанию деловых контактов», поскольку мы «стоим на пороге двадцать первого века». И откуда они только набрались этой ерунды?

— Такие люди везде есть, — сочувственно сказала Кэсси. — На днях в «Женском институте»[2] выступала одна женщина, на тему детоксикации организма, как она это назвала. Я спросила у нее, какие токсины она намерена удалять, и она высокомерно поинтересовалась, являюсь ли я профессиональным диетологом. Я сказала — нет, я просто обычный врач, и не ответит ли она все-таки на вопрос, и конечно, она не смогла. Кем, интересно, является профессиональный диетолог, стоит у плиты?

— Да, сейчас происходит слияние науки и моды, в результате чего эти псевдоученые везде суют свой нос и несут всякую чушь.

— Может быть, нам стоит подумать о том, чтобы сменить профессию? — задумчиво произнесла Кэсси, принимая из рук мужа чашку с молоком.

— Возможно, мне и придется, если иссякнут и другие гранты. Знаешь… — Джон замолчал, пытаясь справиться с банкой мармелада. — Я, наверное, стану мастером по маникюру и педикюру для знаменитостей.

Кэсси чуть не подавилась кукурузными хлопьями.

— Где ты такое услышал? — выдохнула она.

— Как-то по телевизору видел передачу, где одну женщину представили таким образом, и подумал, что это как раз для меня… Джон Мотрэм, мастер по маникюру и педикюру… К черту высшее образование, надо заняться чем-то действительно важным — например, полировать ногти богатым и известным людям. А как насчет тебя?

— Мастер по окраске волос международного класса, наверное, — отозвалась Кэсси, секунду подумав. — Источник тот же.

— Ну вот, мы фактически устроены, — сказал Джон. — Нас ждет новая жизнь.

— Жаль только, что нам уже за пятьдесят. И у меня полная приемная хирургических пациентов.

— А от меня второкурсники ждут лекцию по медицинской микробиологии, их души наполнены благоговейным страхом или даже восхищением, — улыбнулся Джон. — Эх, а я так мечтаю улететь в Лос-Анджелес, или куда там ездят эти люди на выходные…

В этот момент звякнул висевший на двери почтовый ящик и послышался звук падающего на пол письма. Кэсси сползла со стула и прошлепала в одних чулках к двери. Вскоре она вернулась и, склонив голову на бок, принялась перебирать пачку конвертов, шутливо объявляя их содержимое.

— Счет… счет… Мусор… мусор… Открытка от Билла и Дженет из Барселоны — нужно туда съездить, мы об этом сто лет говорим уже — и одно для тебя из Оксфордского университета. Бейллиол-Колледж, не иначе!

— Правда? — Джон взял конверт и в нетерпении вскрыл его большим пальцем. С полминуты он внимательно читал, затем выдохнул:

— О господи!

— Ну же? Не говори загадками!

— Это от мастера Бейллиол-Колледжа. Он хочет видеть меня на следующей неделе.

— По поводу чего?

— Не говорит. — Джон протянул жене письмо.

— Как странно. Ты поедешь?

— А что мне терять?

— Может быть, он прослышал, что ты хочешь сменить профессию, и предлагает тебе должность мастера по маникюру и педикюру?

— Не исключено, — глубокомысленно кивнул Джон. — Но я соглашусь только в том случае, если тебе предложат работу мастера по окраске волос международного класса.

— Договорились, — сказала Кэсси, надевая туфли. — А пока мне надо лечить грыжи и отправлять лентяев на работу… Удачного дня, как говорим мы, мастера по окраске волос!

— Тебе тоже. Может быть, мне стоит творчески подойти к этому вопросу…

— Абсолютно… Отбрось все сомнения!

Кэсси отправилась в больницу, а Джон принялся убирать со стола, удивленно размышляя о письме из Оксфорда. Будучи старшим преподавателем клеточной биологии в Ньюкаслском университете, он почти не имел дела с Оксфордским и Кембриджским университетами, хотя все эти годы бывал в обоих городах на различных конференциях и встречах, и любил оба эти заведения. Эта любовь была почти неизбежной: он был прирожденным ученым, а в обоих университетах очень ценились образованность и эрудиция. Когда-то Джон очень сожалел, что после окончания школы не смог принять предложение работы в Кембридже. Но в тот период чтение научных лекций в университете неподалеку от дома было предпочтительнее, поскольку давало ему возможность вносить вклад в доходы семьи — весьма существенный момент для молодого специалиста, чья мать зарабатывала на жизнь уборкой в зажиточных домах, а отец-шахтер получил инвалидность за тридцать лет, проведенные под землей.

Хотя родители Джона давно скончались, вид случайного прохожего с одышкой и кашлем до сих пор запускал цепь воспоминаний о том, какие страдания причиняли отцу в последние годы больные легкие. Его родители дожили до того момента, когда он на «отлично» закончил Даремский университет, но отец умер раньше, чем Джон получил степень доктора философии, и не смог разделить гордость, с которой его жена называла своего сына «доктором».

То, что Мотрэм не попал в Кембридж, не стало помехой его научной карьере. Блестящие способности позволили Джону после получения докторской степени стать научным сотрудником в двух престижных университетах Америки, где он проявил себя ученым международного уровня в области механизмов передачи вирусных инфекций. Однако больше всего его интересовала эпидемиология чумы прошлых столетий, хотя эта тема обычно отодвигалась на задний план, уступая место более современным проблемам, для изучения которых легче было привлечь источники финансирования.