Пьер Вери - Убийство Деда Мороза Страница 3

За дверью с надписью «Частное владение», приблизив совиное лицо как можно ближе к зеркалу с облупившейся амальгамой, адвокат быстро брился над щербатым тазом. Следя желтыми глазами за движением бритвы по коже, он думал: «Что этому священнику от меня нужно? Какое дело собирается он мне доверить?»

Накануне Просперу Лепику позвонили из архиепископства и попросили принять некоего аббата Жерома.

«Ба! Боюсь, мне придется согласиться в любом случае, хотя я и предпочел бы иметь выбор… Я уже исчерпал все возможности. Хозяин дома вчера мне прямо сказал, что я ему должен за два срока… Ну вот! Порезался!»

В соседней комнате священник читал, шевеля губами. Жюгонд, выпятив губу, писал. Послышался металлический голос адвоката:

— Ну вот, дражайший Делафре, теперь, я полагаю, вам все ясно. Как вы говорите? Вы шутите, дорогой коллега, это же пустяки. Счастлив быть вам полезным. Договорились, дорогой, договорились. Да, мэтр Делорм? Ну, разумеется. Само собой, я предоставляю вам мой кабинет на все время, пока вы не разберете ваши записи. Итак, до свидания, Делафре, всегда рад вам услужить.

Раздался стук — это Лепик за неимением двери захлопнул окно. В то же время он продолжал размышлять о деле, с которым к нему пришел священник: «В первую очередь поинтересуюсь оплатой».

В приемной комнате священник поднялся с кресла. Перед ним, слегка склонив голову набок и глядя на него желтыми глазами, стоял Лепик — высокий, стройный, гладко выбритый, с аккуратно зачесанными назад и смазанными бриллиантином волосами.

— Тысяча извинений, господин аббат… Сам того не желая, я подверг ваше терпение тяжелому испытанию.

— Это ничего… Ничего страшного, мэтр.

— Вы очень любезны.

Лепик сделал два или три шага, потер руки. «Сколько бы мне запросить?» — подумал он и резко обернулся.

— Дорогой господин аббат, мой кабинет в настоящий момент занят одним коллегой, пришедшим посоветоваться относительно сложного дела. Вы не возражаете, если я выслушаю вас здесь?

— Разумеется, мэтр.

Жюгонд удалился. Лепик вновь потер руки.

— Я слушаю вас, господин аббат.

На следующий день епископ Нанси монсеньор Жибель вертел в руках принесенную ему визитную карточку. На ней значилось:

— Маркиз де Санта-Клаус! Это все равно, что господин Синяя Борода или господин Мальчик-с-Пальчик. Как он выглядит, этот маркиз?

— Высокий и худой, монсеньор, однако, мускулистый. — Смуглый, я бы сказал, почти оливковый цвет лица. От тридцати до тридцати пяти лет. Изыскан, хотя взгляд какой-то слишком инквизиторский. В общем, красивый мужчина. Смахивает на португальского аристократа. Маркиз прекрасно говорит по-французски — с очень легким акцентом. Одет строго, но что-то в нем есть экзотическое.

Монсеньор Жибель улыбнулся:

— У вас талант к описанию деталей. Скажите одним словом — благородный он человек или авантюрист?

Секретарь прелата обладал добродетелью осторожности:

— Я не сомневаюсь, — дипломатично заметил он, — что монсеньор сам ответит на этот вопрос, если согласится на аудиенцию, о которой его просят.

Епископ пребывал в затруднении.

— Досадно, — пробормотал он, — очень досадно. Не вижу причины, по которой я мог бы отказать в аудиенции этому иностранцу, но в настоящий момент я как раз жду кое-кого… кое-кого кто опаздывает.

После того, как аббат Фюкс побывал у него и рассказал о попытке ограбления в Мортефоне, епископ Нанси решил, что необходима охрана раки святого Николая. Он отказался от мысли обратиться к полиции Нанси, частично из-за того, что боялся неуместных сплетен — Нанси находился слишком близко от Мортефона, — а главное, потому, что очень бы не хотел вмешивать в это дело полицию. Еще меньше ему улыбалось обращаться к частным детективам, которых он презирал. Своими затруднениями он поделился с архиепископом Парижа монсеньором Флореном.

В полученном с обратной почтой письме сообщалось, что из Парижа направлен человек: адвокат Проспер Лепик. «О его проницательности, ловкости и такте рассказывают чудеса, — заверял монсеньор Флорен. — Кроме того, он человек умный. Что вам еще сказать?»

Лепик прибыл в Нанси утром и обещал к трем часам явиться в епископство. Но вот уже десять минут четвертого, а от Лепика ни слуху ни духу. Зато этот неожиданный визитер, португальский аристократ с невероятным именем — маркиз де Санта-Клаус, просит принять его… Тем лучше. Лепик подождет.

— Будьте добры, пригласите маркиза де Санта-Клаус.

Портрет, набросанный секретарем, отвечал действительности.

У маркиза был необычайно живой взгляд.

— Вы, без сомнения, только проездом в нашем городе?

Угол рта и бровь знатного португальца чуть заметно приподнялись:

— Действительно проездом, монсеньор. Я рассчитываю вечером быть в Мортефоне.

Прелат вздрогнул.

Могу я спросить, чем привлекает вас это место? Для туристов оно малоинтересно…

Рот маркиза де Санта-Клаус дернулся чуть сильнее.

— Меня очень интересует церковь Мортефона, монсеньор. Если верить туристическому проспекту Жоанн, рака святого Николая имеет большую ценность.

Епископ изучал лицо посетителя.

— Ваши слова меня радуют, маркиз! Действительно… — он прервался на полуслове — посетитель подскочил.

— Маркиз?! Извините, ваше преосвященство, я, видимо, спутал визитки. Непростительная рассеянность! — Он вынул бумажник, извлек из него и подал епископу карточку. На лице монсеньера Жибеля отразилось глубокое удивление:

— Как? Вы…

Маркиз быстро поднес палец к губам:

— Я… маркиз де Санта-Клаус, — сказал он.

II. ЗОЛОТАЯ РУКА

Две вороны, усевшиеся на соседних кочках, важно изучали друг друга. Группа из семи или восьми ребят устроилась на траве на берегу Везузы. Временами видно было, как рыбы подплывали к поверхности воды.

— Сегодня ночью будет дождь, — сказала одна из девочек. — В полдень кот Матушки Мишель тер ухо лапой.

— Да нет, — мягко возразила Катрин Арно, красивая девушка, которую подростки и дети Мортефона звали Золушкой. — Послушай…

Раздался треск — это в близлежащем лесу ломались мелкие ветки.

— Это признак мороза, — сказала Катрин. — Вы хоть не замерзли?

На луг легли первые вечерние тени. В прозрачной воде четко отражалась арка моста. Посреди реки был небольшой островок зелени с тополем на нем. В таком пустынном месте дерево напоминало мудреца, уединившегося для размышлений. На мост вступил какой-то человек.

— Эй, эй! — крикнул он, дружески замахав рукой.

— Эй! Эй! — откликнулись ребята.

— Это Блэз Каппель, — заявила маленькая Мадлен Небах. — А я знаю, куда он идет!

— Ну и куда, ты, всезнайка? — бросил толстощекий мальчуган, единственный в этой группке.

— В аббатство Гондранж!

— Зачем?

— А вот этого я и не скажу.

— Не скажешь, потому что не знаешь!

— Нет, знаю, толстый поросенок!

Мальчик скорчил рожу, малышка показала язык.

— Чтобы доказать, что знаю, я скажу. Блэз Каппель ищет Золотую Руку.

— Золушка, Золушка, расскажи нам историю Золотой Руки!

— Так вы же ее знаете!

— Все равно расскажи.

По мосту в направлении Мортефона медленно проехал велосипедист, за которым бежала собака.

— Ну ладно, — сказала Катрин Арно. — Больше тысячи лет назад…

Дети задумались. Тысяча лет — это ничего не говорило их воображению. Это было слишком много.

— Золушка, это было при сотворении мира?

— Да нет, глупышка, мир уже давно был миром. В те времена один господин из Варанжевиля…

— О, я знаю! — воскликнула Мадлен Небах. — Я однажды была в Варанжевиле с мамой. Это рядом с Сен-Николя-дю-Пор, около Нанси.

— Да. Но если ты не замолчишь, я не смогу рассказывать! Этот господин из Варанжевиля привез из Италии реликвию святого Николая — кончик пальца. Много лет спустя король Рено Анжуйский заказал для этой реликвии чудесную раку в форме руки.

— Она была даже красивее, чем рака Мортефона?

— О, намного!

— А как намного?

— Не знаю, как описать. Это была рака из золота, с жемчужинами, бриллиантами, блестящими драгоценными камнями, представляете?

— Такими камнями, как в витрине ювелира Тюрнера?

— Намного красивее! И много людей приходило в Сен-Николя полюбоваться Золотой Рукой. Рассказывают, что однажды на Духов день собрались двести тысяч человек.

— Двести тысяч? А где же они все жили, и кто их кормил?

— Ну, — ответила Катрин, — они принесли в котомках хлеб и ветчину, и спали на берегу Мерты.

Катрин Арно было двадцать лет, но она была такой миниатюрной, что казалась не старше пятнадцати. Ее синие, очень большие глаза на смеющемся личике сохранили детское выражение. И у нее были чудесные волосы серебристо-пепельного цвета. На солнце эти длинные тонкие волосы отливали серебром, когда девочки, играя, причесывали, вернее, спутывали их. На лугу, среди этих маленьких дьяволят, она напоминала фею в окружении эльфов.