Дарья Булатникова - Шеметовское болото Страница 3

Рядом послышался громкий вздох, и я обернулась. В темноте проступили два силуэта -- спутанные лошади. Тревожно жмутся друг к дугу.

-- Ромка, -- тихо окликнула я, боясь впотьмах наступить на мальчишку, -- ты спишь?

Ответом мне была тишина.

Вспомнив, где Кирилл оставил фонарик, я вернулась в палатку и на ощупь нашла его. Потом подергала супруга за пятку. Он застонал, отдернул ногу, но просыпаться не собирался. Черт!

С фонариком я сразу же отыскала пепел костровища. Ромки не было, только скомканные куртки, моя и Кирилла, отброшенные в сторону. Куда мог уйти ребенок, один, ночью, без фонарика? И что мне делать -- попытаться разбудить мужа, влезть обратно в палатку и до рассвета терзаться неизвестностью и страхом за Ромку или попробовать поискать глупого мальчишку? Я подняла глаза. Отсюда стены дома не видны, даже мощный луч фонарика не достигает их. Но одной страшно.

Я быстро сняла путы с ног Байярда, взнуздала его и вскарабкалась на теплую лошадиную спину.

Почему-то я была уверена, что искать Ромку нужно в доме.

Копыта коня ступали почти неслышно, я выключила фонарик и изо всех сил всматривалась в темноту. Вначале мы объехали луг по краю, я шепотом звала: "Ромка! Ромка!" и не получала в ответ ни звука. То есть вообще ничего -безмолвие было полным: не шелестел в кустарнике ветер, не кричали на болотах птицы. Только густой, как мазут воздух и тишина.

Один раз мне почудилось, что неподалеку кто-то движется, я дернула повод, но все тут же стихло. И тогда мои до предела напряженные нервы не выдержали, я сжала коленями лошадиные бока и послала Байярда рысью вперед, через луг. Уж лучше скакать, чем вглядываться и вслушиваться в обволакивающую тьму. Я отнюдь не такая уж папина дочка, какой привыкли меня считать. Моё детство прошло в обычном дворе и в обычной школе, где нужно было уметь постоять за себя. Это уж потом отец превратился в олигарха...

Стена выросла прямо перед нами, и Байярд коротко заржав, словно спрашивая: "Куда дальше?", напряженно затанцевал на месте и остановился. Интересно, где живет наш странный вчерашний гость? Зря мы не спросили. Господи, не о том я думаю, не о том.

Показалось мне или нет? Краем глаза в одном из провалов окон, в которые совершенно не хотелось смотреть, мелькнул тусклый огонек. Кто это может быть -- безумный писатель, нагоняющий на себя жуть для создания нужной атмосферы или отправившийся в поисках приключений мальчишка?

"Ромка?"

Тишина.

И снова мелькнул огонек.

Нужно решаться. В конце концов, это только пустой полуразвалившийся дом, руина. Я не верю в привидения, хотя тут можно бы и поверить. Похлопав коня по шее, я медленно поехала вдоль стены. Вот тут, похоже, была дверь. Луч фонарика вырвал из темноты почти сравнявшиеся с землей разрушенные ступени и черный провал. Что-то зашуршало. Крысы? Тут не может быть крыс, крысы живут около людей, а этот дом уже три четверти века мертв.

Нужно быть полной идиоткой, чтобы идти туда.

Но повернуть и уехать, не проверив, не попал ли Ромка в какую-нибудь ловушку, таящуюся в этих развалинах, я не могла. Вдруг он лежит там с разбитой головой, свалившись в какой-нибудь провал? Вдруг сломал ногу и тихо плачет от боли? Никогда потом себе не прощу!

Я спрыгнула с коня и замерла, вслушиваясь. В ушах звенело. Чудились мне или нет чьи-то вкрадчивые шаги и шорох осыпающейся земли? Проклиная собственную глупость и трусость, я шепнула Байярду "Жди!". Лошадь -- не собака. Но кое-что мой конь понимал, ткнулся мягкими губами мне в плечо, словно стараясь удержать, но я не могла остаться с ним. И взять с собой не могла.

Желтое яркое пятно света плясало передо мной. Выгнивший или выгоревший порог, за ним -- довольно хорошо сохранившийся каменный пол. Хорошо, что не деревянный, ноги бы переломала. В помещении, когда-то бывшем огромной прихожей или холлом, я высветила ещё два дверных проема и лестницу. Когда-то мраморные ступени были расколоты и угрожающе горбились.

Я обследовала правый вход -- он вел в лабиринт комнат, большинство из которых совершенно точно давно никем не посещались -- превратившийся в черную труху паркет был нетронут. Я брела по коридору, упорно освещая каждый закуток. Где-то среди черных стен терялось эхо моих шагов. Дойдя до заполненного звездным небом проема, который выходил в торец дома, я повернула обратно. Тут никого нет. Но именно с этой стороны я видела огонек в окне.

Левая дверь из холла когда-то вела в большой зал. Что это было -гостиная, где устраивали балы с танцами или столовая? А может быть, библиотека? "Ромка-а!"

Эхо заметалось и вернулось ко мне: "А-а..." Или это было не эхо? Я бежала вперед, рискуя не заметить какую-нибудь яму или выпавший из стены камень, которые во множестве валялись повсюду. Мечущийся круг света, и в нем, словно в калейдоскопе: лепнина расколотой коринфской капители, обломки скульптуры -- рука, сжимающая что-то, удивленный глаз на половине лица, какие-то железки, трубы. Только бы не зацепиться, тогда придется разыскивать уже меня.

Лестницу, ведущую вниз, я едва не пропустила, её скрывала полуразрушенная стена. Эти ступени выглядели куда прочнее, но спускаться вниз было жутко. Наверху хотя бы звезды иногда видны. А тут - могильная темень и запах сырости. Что если там вода? Мне стало тошно. Лезть в заболоченный подвал, одной... "А-у-уу!" -- заорала я вниз. Ни ответа, ни эха. Вместо этого я услышала позади вкрадчивые шаги и шелест, словно чья-то одежда задела стену. Не в силах обернуться, я медленно покрывалась гусиной кожей -- от кончиков мизинцев до пяток, именно в такой последовательности. Если кто-то подойдет сзади и столкнет меня вниз, то это будет конец. Всё стихло. Или ничего и не было?

Я шарахнулась от лестницы и на цыпочках пошла обратно. Нет, тут никого нет, это просто обман слуха. Но в подвал я отправлюсь в последнюю очередь, когда буду уверена, что Ромки нет и на втором этаже.

По широкой парадной лестнице приходилось подниматься с осторожностью -после того, как кусок мрамора опасно вывернулся у меня из-под ноги, я полезла вверх, хватаясь обеими руками за металлическую решетку, к которой когда-то крепились перила. Фонарик пришлось держать в зубах, рискуя выронить. Когда я, наконец, поднялась, смогла перевести дыхание и оглядеться, то поняла, что тут уже не побегаешь -- под ногами и над головой обугленные балки. Каждый шаг приходилось рассчитывать и пробовать опору на прочность, прежде чем ступить на неё.

И вот я, балансируя, иду по скользкому черному брусу, стараясь не думать о том, выдержит ли он мой вес, иду в неизвестность, туда, где ждет меня дрожащий безжизненный отсвет. Приходится выключить фонарик, чтобы не потерять из вида этот едва заметный ориентир. Я дойду. Впереди кусок довольно хорошо сохранившегося пола. Ступив на него, я понимаю, что ничего хорошего меня не ждет -- слишком мертвенно сияние впереди, оно разгорается, но в нем нет тепла. Нет. Совсем.

И, повернув за угол, я вижу, что служит источником света. Это груда гнилушек, источающих тусклое зеленоватое свечение.

-- Стой! -- раздается позади. И я, так и не успев ничего понять, чувствую сильный и жесткий толчок в спину и лечу вперед и вниз, в провал, где меня ждет смерть.

В последний момент я всё-таки успеваю ухватиться руками за края досок, но они начинают крошиться под моими пальцами, и мне приходится вновь и вновь искать, за что уцепиться. Надежды нет. Наконец попадается что-то прочное, и я замираю, чтобы поднять голову и глянуть в глаза своему убийце.

Он стоит, наклонившись надо мной, уперевшись ладонями в колени и улыбается. Мой любимый, мой самый добрый и нежный... Как долго он ждал этого момента, как, наверное, не терпелось ему покончить с необходимостью притворяться и унижаться. И сейчас на его лице, подсвеченным зеленым гнилостным светом, выражение настоящего, неподдельного счастья и торжества. Оно не было таким даже в день нашей свадьбы, хотя он наверняка очень старался.

Заметив, что я смотрю на него, он улыбается ещё шире. И выпрямляется. Ему нужно только наступить каблуком на мои отчаянно цепляющиеся за балку пальцы, и я рухну вниз.

-- Стой! -- опять тот же голос.

Кирилл медленно поворачивается, и я вижу, как искажается его лицо.

-- Ты снова пришел сюда убивать?

-- Не подходи, иначе ей конец, -- голос моего мужа звучит злобно и отчаянно. Мне хочется заткнуть уши, чтобы не слышать, но я не могу.

-- Дело не в ней, а в тебе. -- Слова падают размеренно, словно капли с высоты. -- Настало время покончить со всем этим.

-- Ошибаешься!

Я слышу металлический щелчок и знаю что это. Предохранитель пистолета. Кирилл достает его из кармана, но тот, в кого он целится, всё ещё остается для меня невидимым. Одновременно я чувствую, как начинает саднить разодранная при падении щека и что-то теплое медленно стекает по ней. Ненавижу, я с детства ненавижу боль и кровь! И помимо своей воли я начинаю судорожно подтягиваться на руках, одновременно пытаясь зацепиться ногами хоть за что-то. У меня сильные, привыкшие управлять строптивыми лошадьми руки, я отчаянно карабкаюсь вверх и всё-таки умудряюсь взобраться на балку, которая удерживает непрочный остаток перекрытия. Только усевшись и прижавшись спиной к стене, я вижу их обоих.