Дарья Булатникова - Шеметовское болото Страница 4

Они стоят друг против друга -- мой муж и Николай, оба с ног до головы в черном. И только теперь я замечаю в чертах нашего вечернего гостя что-то неуловимо напоминающее мне того, кого я так бесконечно и отчаянно любила. Его лицо тоньше и бледнее, но глаза... Как я могла не заметить тот же разрез глаз, со слегка опущенными наружными уголками, росчерк бровей?! Я зажмуриваюсь и одновременно пытаюсь рукавом отереть со щеки кровь.

-- Собираешься застрелить меня?

-- А почему нет? Ты напал на мою жену, а я убил тебя, борясь за её спасение. Жаль, не удалось, -- в голосе Кирилла откровенная насмешка и злорадство.

-- Значит, на этот раз захотел стать богатым вдовцом?

-- Я практически им уже стал, любезнейший!

Николай не успевает ответить. Выстрел звучит коротко и сухо. Потом второй, третий. Сколько патронов в обойме -- шесть или семь? Кирилл стреляет до тех пор, пока они не заканчиваются, и пистолет начинает издавать бессильные щелчки. И только тогда я открываю глаза. Кровь на черной рубашке Николая не заметна. Но почему он, как ни в чем не бывало, продолжает стоять и смотреть на Кирилла с печальной улыбкой?

-- Ты забыл, брат, что однажды уже застрелил меня? Помнишь, что ты тогда мне сказал? Впрочем, неважно, твоя черная душа могла и забыть такие подробности.

-- Тварь! -- муж отшвыривает бесполезное оружие и делает шаг к Николаю. -- Я давно забыл, кем был когда-то! Для того, чтобы продолжать жить, душа должна уметь забывать. Я забывал и возрождался, так было и будет!

Николай покачал головой:

-- Но ты не забыл, как убивать... Мы знали, что ты вернешься. Нам надоели твои перерождения и бесчинства. Кому как не нам остановить тебя, Павел?

Павел?!

Николай, продолжая улыбаться, отступает в сторону, и за его спиной в холодном сиянии проступает угол комнаты. Стены, оклеенные бежевыми шпалерами, по которым разбросаны букеты чайных роз, изящный венский диванчик с гнутыми белыми ножками и желтой обивкой. На нем сидит сухощавый пожилой мужчина в светлом полотняном костюме. Рядом стоят полноватая дама с седыми волосами, уложенными в причудливую прическу, и.. У меня перехватывает дыхание. Потому что мальчик в длинной рубахе и синих штанишках -- это Ромка. Все трое молча смотрят на Кирилла и не двигаются. И одежда у них на груди опалена, продырявлена и покрыта кровавыми пятнами.

-- Папа... маман... -- голос моего мужа переходит в хриплый стон.

-- Мы решили не звать остальных, это дело семейное, -- густым низким голосом произносит дама, поднося к глазам лорнет. -- Хватит тебе, Павлуша, скитаться и убивать. Не дело это. Пора!

-- Упокойся, выродок! -- резко бросает мужчина и отворачивается.

Мальчик молчит и только смотрит. И под этим взглядом Кирилл начинает шататься, потом хватается за грудь и валится ничком на гнилые черные доски. И я вижу, как сверху с треском начинают медленно рушиться обгорелые балки, погребая под собой неподвижное тело. В меркнущем свете лица старика, дамы и мальчика сереют, покрываются трупными пятнами, и истлевающая на глазах плоть опадает с костей, открывая пустые глазницы черепов. Кто-то хватает меня за руку, тянет за собой и кричит: "Скорее!" Мы бежим, спотыкаясь, и едва не падая, по бесконечным коридорам, вниз по лестнице, вон из страшного, окончательно гибнущего дома. Сильные руки хватают меня и поднимают на спину Байярда.

-- А Ромка?! -- успеваю крикнуть я до того, как он хлестнет лошадь.

-- А Роман, отцовский казачок, был убит тогда же, -- печально отвечает Николай и резко хлопает ладонью по крупу Байярда. -- Быстрей!

Непривычный к такому обращению конь срывается в карьер, и мы успеваем. Последние метры он преодолевает, с трудом вырывая копыта из густой болотной жижи и, наконец, храпя, вылетает на тропу. Нам навстречу несется кем-то расстреноженный перепуганный Брайан.

Я натягиваю повод и оборачиваюсь.

Прекрасный белостенный дом, освещенный и украшенный гирляндами цветов, словно сегодня в нем устраивают роскошный бал, медленно опускается в заросли камыша и осоки. И прежде чем над его крышей смыкается покрытый ряской ил, до меня доносятся отзвуки веселой музыки и человеческие голоса.

Последнее, что я вижу вдалеке -- широкоплечая стройная фигура в черном, растворяющаяся в болотном тумане. Прощальный наклон головы...

Где-то высоко, среди гаснущих звезд, летает Лунная Сова, которую я уже вряд ли когда-нибудь увижу.

Робкая полоска рассвета появляется над Шеметовским болотом.