Лоуренс Блок - Приспосабливаясь к реальности Страница 3

Мочевой пузырь недомерка, который не опорожнился при жизни, проделал это после смерти. Оливарес, успевший отлить в последние моменты жизни, умирая, справил в штаны большую нужду. Так что мужской туалет, который и с самого начала не благоухал, как райский сад, теперь просто смердел. Келлер запихнул оба тела в одну кабинку и торопливо покинул туалет, до того как еще какой-нибудь сукин сын успеет войти и присоединиться к их компании.

Полчаса спустя он уже ехал на север по автостраде 95. К северу от Стюарта остановился на заправочной станции, залил полный бак бензина, зашел в туалет, чистенький, пустой, пахнущий сосновой отдушкой дезинфицирующего средства, уперся обеими руками в белые кафельные плитки, и его вырвало. Несколько часов спустя, в туалете площадки отдыха, расположенной сразу после границы штата Джорджия, его вырвало снова.

Он не мог винить в этом убийство. Идея спрятаться в туалете была не из лучших. Слишком часто туда заходили люди, что выпивохи, что кокаинисты. Вонь от трупов, не говоря уже запахе мочи, который и до того стоял в туалете, мог бы вывернуть наизнанку желудок, но первый раз в дороге он блеванул, когда от титти-бара его отделяло более сотни миль и произошедшее там жило лишь в памяти.

Некоторых коллег, он это знал, обязательно рвало после выполнения заказа, а среди ветеранов-актеров хватало таких, кто всегда блевал перед выходом на сцену. Келлер знавал одного мужчину, веселого хладнокровного киллера с тонюсенькими запястьями девочки-подростка и привычкой держать сигарету большим и указательным пальцами. Так вот этот мужчина мог радостно щебетать о своей работе, потом встать, извиниться, блевануть в раковину и продолжить разговор с того самого места, где он оборвался.

Психоаналитик, наверное, сказал бы, что таким образом тело выражало отвращение, которое не желал признать рассудок, и Келлер, пожалуй, согласился бы с таким выводом, но к нему это не имело отношения, потому что раньше он никогда не блевал. Даже когда только делал первые шаги в новой «профессии», желудок ни разу не давал о себе знать.

С этим конкретным заданием он справился не очень, можно сказать, топорно, но, подумав, успокоил себя тем, что при желании мог припомнить случаи, когда бывало и хуже.

Но был и еще один, самый убедительный аргумент. Да, его вырвало на окраине Стюарта, потом в Джорджии. По пути к Нью-Йорку такое могло повториться еще несколько раз. Но началось все это не после убийств.

Его рвало каждые два часа с тех самых пор, как он, усевшись перед телевизором, увидел рушащиеся башни.

Через неделю после возвращения он нашел сообщение на автоответчике. Дот просила его позвонить. Келлер посмотрел на часы, решил, что еще слишком рано. Налил себе чашку кофе, а когда выпил, набрал номер в Уайт-Плейнс.

— Келлер, — ответила она, — поскольку ты не перезвонил, я решила, что ты вернулся поздно. А теперь ты поднялся рано.

— И что?

— Почему бы тебе не сесть на поезд, Келлер? У меня болят глаза, а ты для них как бальзам.

— Что с твоими глазами?

— Ничего. Я просто старалась оригинально выразить свою мысль и такой ошибки больше не повторю. Есть у тебя желание приехать, чтобы повидаться со мной?

— Сейчас?

— Почему нет?

— Я без сил. Всю ночь не сомкнул глаз, мне нужно выспаться.

— А где ты… не важно, мне это знать не обязательно. Хорошо, вот что я тебе скажу. Отоспись и приезжай на обед. Я что-нибудь закажу в китайском ресторане. Келлер? Ты мне не отвечаешь.

— Я приеду во второй половине дня.

Он поспал и вскоре после полудня уже сидел в электричке. На станции в Уайт-Плейнс взял такси.

Она встретила его на крыльце большого дома, построенного в викторианском стиле. На столике стояли большой графин чая со льдом и два стакана.

— Посмотри. — Она взмахнула рукой. — Могу поклясться, в этом году деревья раньше сбрасывают листву. В Нью-Йорке такая же история?

— Честно говоря, не обращал внимания.

— Раньше сюда приходил один юноша, сгребал листья, но в этом году, должно быть, уехал в колледж. Что будет, если не сгребать листья, Келлер? Не знаешь? И тебе это совершенно неинтересно, я вижу. У тебя в голове что-то другое, и, мне кажется, я знаю, что именно. Ты не влюбился, а?

— Влюбился?

— Так я не ошиблась? Ночью тебя нет дома, а по возвращении ты можешь только спать. Кто эта счастливица, Келлер?

Он покачал головой:

— Счастливицы нет. Я работаю по ночам.

Он позволил ей все из него вытянуть. Через день или два после того, как вернулся из Майами и сдал взятый напрокат автомобиль, он что-то услышал в «Новостях» и пришел на причал на Гудзоне, где набирали добровольцев для работы в столовой, обслуживавшей спасателей, которые круглосуточно разбирали завалы на месте обрушения башен. И с тех пор они собирались на причале в десять вечера, плыли вниз по реке, поднимались на борт другого корабля, который стоял на якоре рядом с ВТЦ. Еду готовили шеф-повара лучших нью-йоркских ресторанов, а Келлер и другие раздавали ее рабочим, которые после смены в дымящихся развалинах демонстрировали отменный аппетит.

— Господи, Келлер, я пытаюсь это представить. — В голосе Дот слышалось изумление. — Ты стоишь с большим половником и наполняешь их тарелки? В фартуке?

— Там все в фартуках.

— Готова спорить, ты в своем смотришься клево. Только не думай, что я над тобой насмехаюсь, Келлер. Ты делаешь нужное дело и, конечно, должен быть в фартуке. Ты же не хочешь залить рубашку соусом. Но мне это кажется странным, вот и все.

— Нормальная работа.

— Это героизм.

Он покачал головой:

— Ничего героического здесь нет. Все равно что в столовой раскладываешь по тарелкам еду. Люди, которых мы кормим, долгие часы выполняют тяжелую физическую работу и дышат дымом. Вот это героизм. Хотя я не уверен, что в этом есть смысл.

— Что ты хочешь сказать?

— Видишь ли, они называют себя спасателями, но они никого не спасают, потому что спасать-то некого. Все мертвы.

Она что-то сказала, но он не услышал.

— Та же история с кровью. В первый день все бросились в больницы, сдавали кровь для раненых. Но, как выяснилось, раненых не было. Люди или покинули здание, или остались там. Если вышли — им повезло. Если нет, то погибли. А кровь, которую пожертвовали люди? Ее выбросили.

— То есть она пропала зря.

— Все зря. — Он нахмурился. — В общем, этим я и занимаюсь по ночам. Раскладываю по тарелкам еду, а они стараются спасти мертвых. Этим мы и занимаемся.

— Чем дольше я тебя знаю, тем больше убеждаюсь, что не знаю совсем. Ты не перестаешь удивлять меня, Келлер. Как-то не могу представить тебя Флоренс Найтингейл.

— Я никого не спасаю на поле боя, не перевязываю. Только их кормлю.

— Тогда Бетти Крокер.[3] В любом случае странная роль для социопата.

— Ты считаешь, я социопат?

— А разве не так, Келлер? Ты киллер, наемный убийца, работаешь по контракту. Приезжаешь в чужой город, убиваешь незнакомцев, получаешь за это деньги. Как такое можно делать, не будучи социопатом? Послушай, я не собиралась затрагивать эту тему. Это всего лишь слово… Давай поговорим о чем-то другом, скажем, по какому поводу я позвонила и попросила тебя приехать.

— Хорошо.

— На самом деле поводов два. Во-первых, пришли деньги. Майами, помнишь?

— Само собой.

Она протянула ему конверт.

— Я думала, они тебе нужны, хотя, похоже, не так сильно, раз ты ни разу про них не спросил.

— Я о них и не думал.

— Естественно, кто будет думать о деньгах, работая добровольцем? Но ты, несомненно, найдешь им применение.

— Безусловно.

— Ты всегда сможешь купить на них марки. Для своей коллекции.

— Конечно.

— У тебя, должно быть, уже большая коллекция.

— Она пополняется.

— Не сомневаюсь. Теперь второй повод, Келлер. Мне позвонили.

— И что?

Она добавила в стакан чаю, отпила.

— Есть работа. Если ты хочешь. В Портленде, что-то связанное с профсоюзами.

— В каком Портленде?

— Ты знаешь. Я забываю, что есть еще один, в штате Мэн. Там наверняка свои проблемы с профсоюзами, но я говорю про тот Портленд, что в Орегоне. Речь даже не о самом Портленде, а о Бивертоне, это пригород. Но почтовый индекс такой же, как и в Портленде.

— На другом конце страны, — заметил он.

— Несколько часов на самолете.

Они переглянулись.

— Я помню времена, — первым заговорил Келлер, — когда можно было лишь подойти к стойке и сказать, куда хочешь лететь. Потом отсчитать купюры. И они радовались, получая наличные. Называешь имя и фамилию, какие придумал прямо у стойки. Документы, удостоверяющие личность, требовались, только когда ты пытался расплатиться чеком.

— С тех пор мир изменился, Келлер.

— Тогда даже не было металлоискателей, — вспомнил он, — или сканеров. Потом они приобрели металлоискатели, но самые первые зону у пола не сканировали. Я знал человека, который засовывал пистолет в носок и спокойно проходил в самолет. А если его все же поймали, я об этом не слышал.