Эвелин Энтони - Валентина Страница 30

- Должен заметить, - говорил граф пленнице, - что вы совершенно неисправимы.

- Не понимаю, что вы ожидаете от меня, - ответила Валентина. - Вы обвиняете меня в неверности и измене. Я отрицаю и то, и другое. Если я предстану перед судом, то буду отвечать на его вопросы. Но мне непонятно, почему я должна оправдываться перед вами. Вы мой враг.

Она села, полуотвернувшись от него. С тех пор как она находилась в тюрьме, она сильно ослабла. Тюремный врач перевязал ее запястья, на которых останутся шрамы; в основном она спала день и ночь. Потоцкий был ее единственным визитером, и она благодарила Бога, что не появлялся ее муж. Он привез ее в эту тюрьму и швырнул на пол к ногам начальника. Когда он услышал, что ее не собираются бросить в темницу, то пришел в ярость, но власти были непреклонны. Ее увели, но она еще долго слышала его крики, которые неслись ей вслед. Но этим все и кончилось.

Валентина взглянула через плечо на человека, который бывал ее гостем, целовал ей руку и называл в тот вечер в Данциге патриоткой, когда она согласилась стать шпионкой. Сейчас лицо Потоцкого не выражало ничего, кроме враждебности; она не оправдала его надежд, и он не мог простить ей этого. Если бы он мог, он наказал бы ее смертью, поскольку считал, что именно этого она и заслуживает. Не было ни жалости, ни понимания того, что человеческая любовь дала ей смелость восстать против того, что он и Теодор хотели заставить ее делать. Если бы он знал, что сделал ее муж, когда она отказалась спать с Мюратом, то был бы с ним вполне солидарен.

- Пожалуйста, уходите, - холодно сказала она. - Я устала. Я уже говорила вам. Я отвечу перед трибуналом. А вам ничего говорить не буду.

Граф пристально смотрел на нее несколько мгновений, затем повернулся и постучал по двери.

- Стража! Отоприте, позвольте мне выйти! - Он задержался в дверях и сказал: - Не воображайте, что ваши французские друзья помогут вам спастись. Последние новости из России говорят о том, что они отступают. Они потеряли три четверти своего войска: без сомнения, ваш любовник мертв, графиня. Так что скоро вы соединитесь!

- Надеюсь на это, - спокойно ответила Валентина. - Я не боюсь смерти, граф Потоцкий, да и ничего другого, что вы можете сделать со мной.

"Поспешное отступление..." - Она присела на низкую кровать и закрыла лицо руками; они были холодны и дрожали. - "Они потеряли три четверти своих людей. Ваш любовник мертв". - Это сообщение было хуже пыток, она представляла, как Де Шавель лежит мертвый или медленно умирает от ран где-нибудь в ужасной российской глуши, откуда французская армия стремится уйти раньше, чем начнется зима. Стоял поздний октябрь; она знала, что за условия могут быть зимой в этой стране. Снега России были частью европейской легенды, они были так глубоки и так ужасно холодны. Ничто не могло выжить в таких условиях, не будучи защищенным. Русские строили свои дома с расчетом на зиму, тепло одевались, путешествовали лишь на короткие расстояния. И вот сейчас армия Наполеона находилась почти в центре страны без надлежащей защиты. Валентина опустилась на колени и стала молиться. Она никогда не выйдет живой из этой тюрьмы, не осталось никакой надежды на спасение, у французов уже не было прежней власти. Она умрет и никогда больше не увидит человека, которого любит, она умрет, не узнав никогда, что случилось с ним. Ее молитвы были не о ней самой, с ней было все кончено. Она молилась о Де Шавеле, о живом или мертвом, каким бы он ни был.

Князь Адам Чарторицкий был красивым мужчиной; он никогда не терял романтического ореола, благодаря которому имел успех у женщин с юности, и идеализма, который притягивал к нему польских патриотов вопреки обещаниям Наполеона. С юности он был близким другом царя Александра, любил его и питал к нему исключительное чувство дружбы, что возможно между двумя гетеросексуальными мужчинами; он также угодил Александру, уведя его жену от нездоровой привязанности одной из придворных дам, поскольку тот боялся скандала. Правда, Адам преуспел в этом деле слишком хорошо; несчастная царица влюбилась в него, да и он в нее тоже.

Впервые Адам разочаровался в друге, когда тот заставил их прекратить существование общества, группы либералов, которые провозглашали свободу и равенство всех абсолютных самодержцев на земле.

Но Адам нашел извинения; ему пришлось найти их, поскольку привязанность царя была его единственной надеждой сохранить свободу и единство своей угнетенной страны. Польша и ее суверенитет были единственной страстью в его жизни, которая руководила всеми его помыслами и действиями.

Он оставался тверд в своем доверии, отвергая попытки французского императора поддержать русских в Польше. У него было много приверженцев, которые считали, что в европейском конфликте Польша должна принять сторону царя Александра, и отвергали Францию; они придавали особое значение личной дружбе Адама Чарторицкого с царем Александром и верили, что он исправит политическую несправедливость в отношении Польши. В первой половине 1812 года на группировку Чарторицкого не обращали внимания, но теперь, поскольку французское влияние контролировалось Россией, к нему пытались приблизиться многие влиятельные люди, а агенты царя настаивали на политическом альянсе за счет Франции. Краков посещали многие важные люди, поскольку там находился князь.

Александре была дана аудиенция через день после ее приезда из-за ее фамилии. Он выслушал ее со спокойным вниманием; когда она закончила, то была уверена, что он на ее стороне, тронутый любовным безрассудством ее сестры.

- Они убьют ее, ваше высочество, - сказала она. - Возможно, она уже мертва. Я и сама скрываюсь, иначе меня тоже схватят. Как я вам уже говорила, французы не сделают ничего, чтобы выполнить гарантии, данные Де Шавелем. Она подумала об этом бесчувственном Де Ламбале и нахмурилась. - Вы моя последняя надежда. Я умоляю вас, сделайте что-нибудь, чтобы помочь ей!

Князь помолчал немного перед тем, как ответить, поскольку просительница была наполовину русская и являлась представительницей одной из самых влиятельных и прославленных русских фамилий. История тронула его, хотя и была профранцузской. Она, должно быть, замечательная женщина, эта Валентина Груновская, если рискует своей жизнью ради любви. Он чувствовал отчаяние женщины, которая была перед ним; несмотря на ее резкие манеры, она явно страдала. Она ждала, и ее сильные руки наездницы теребили перчатки, которые, казалось, разорвутся.

- Я думаю, что есть выход, - произнес он в конце концов. - Я могу представить это парламенту как антирусское действие, которое направлено на то, чтобы оскорбить царя. Вы Суворова, княжна, если вам или вашей сестре будет причинен вред, я могу пригрозить им личной местью царя. Думаю, они освободят вашу сестру. Но новости из России плохи - плохи для Франции, по крайней мере. Если мы не вызволим вашу сестру до того, как поступят сведения из России о судьбе Наполена, - они немедленно расправятся с ней без всякого страха перед репрессиями французов.

- А какие новости? - поинтересовалась Александра.

- Наступила зима, - ответил Адам Чарторицкий, - у французов нет убежища - Москва была сожжена без их ведома, им приходится отступать - да вы, возможно, все это знаете? - спросил он.

- Я знакома с этими слухами.

- Это все правда, - продолжал он. - Они погибнут - все. Снег пошел две недели назад. Бог знает, выживет ли хоть кто-нибудь из них.

- Тогда он, возможно, умер, - сказала она, - этот полковник Де Шавель.

- Почти наверняка, - подтвердил князь. - Я скоро буду в Варшаве, чтобы передать эти новости членам парламента. Но я дам вам письмо к графу Потоцкому. Оно обеспечит вам неприкосновенность и уведомит его о том, что следует немедленно освободить вашу сестру. Я уверен, что он подчинится. Через несколько месяцев армия царя войдет в Польшу, преследуя Наполеона. Он не осмелится причинить зло личному агенту царя. Я сделаю так, чтобы ему это было ясно.

- Спасибо, - воскликнула Александра. - Благодарю вас от всего сердца. Я никогда не смогу отплатить вам.

- Я лишь надеюсь, что еще не слишком поздно, - заметил он, - спасать вашу сестру, княжна, так же, как и вас.

Часом позже она уже была на пути в столицу с письмом Чарторицкого.

В маленькой пустой комнате за длинным столом сидели десять человек. На стенах с двух сторон были зажжены свечи; они коптили, и в комнате сильно пахло свечным салом.

Валентина вошла в сопровождении двух польских офицеров, один из которых поставил для нее деревянный стул. На мгновение она остановилась, чтобы вглядеться в лица судей; трех из них она узнала как друзей своего мужа, четвертым был сам Потоцкий. Она села, расправив юбки, и устремила взгляд в точку поверх их голов.

Леджинский, отставной генерал с пушистыми белыми усами и яркими голубыми глазами, встал, и процедура началась. Он читал бумагу, которая была перед ним.