Кармен Посадас - Добрые слуги дьявола Страница 30

Вот что сказали Паньягуа эти девицы, найденные им по обычному объявлению в газете и, бесспорно, выполнившие свою работу с настоящим профессионализмом. Но как же они привязались к нему с советами спать побольше, когда пришли за своими деньгами (кстати, неожиданно дешева оказалась минута, его заказчику удалось сэкономить круглую сумму!). Можно подумать, их действительно волновало его здоровье! «Отдыхайте, шеф, слышите? Вам нужно больше спать, а у нас есть потрясающие идеи относительно дальнейшего сотрудничества». Девицы так насели на Паньягуа, что тот, сославшись на плохое самочувствие, в котором они сами его и убеждали, с извинениями поскорее выпроводил обеих. Он попрощался с девушками у дверей и попросил Хасинто проводить их до дома. «Берегите себя», — были последние слова одной из них. «Спите, Паньягуа, дружище, спите», — повторила другая. Но Паньягуа давным-давно страдал хронической бессонницей, сегодня же он и вовсе не ложился. Несмотря на то что работа, которой он посвятил последние несколько недель, была успешно завершена и сейчас было почти шесть утра, Паньягуа решил продолжить чтение. «Очень любопытная концепция… на чем же я остановился? Ах да, вот здесь». Прочитав утверждение о том, что дьявол достоин сострадания, Паньягуа дошел до объяснения причин его предполагаемого предательства Бога, превращения Люцифера в падшего ангела.

В книге Захария Пеля перечислялись несколько всем известных причин: гордыня, зависть, ненависть — в общем, ничего нового. «Однако вот этого я не помнил», — сказал себе Паньягуа, прочитав последние слова, с которыми Люцифер обратился к Господу, прежде чем быть низвергнутым вместе со свитой демонов во мрак. Представим себе эту сцену: с одной стороны — Бог, с другой — прекраснейший из ангелов, самое совершенное из его творений, предавшее его. Однако по какой причине он поступил так в действительности и каковы были его последние слова?

22. NON SERVIAM

«Все, — прочитал Паньягуа (на этот раз — в книге Патени), — вменяют Люциферу в вину его знаменитую фразу non serviam, «Не стану служить» (имеется в виду, Богу). Однако были ли эти слова действительно произнесены Князем Ангелов? Можно отказаться служить тирану, деспоту, диктатору. Однако им не был Бог, предоставивший своим творениям, и прежде всего ангелам, свободу в любви. Бог — не земной властелин и не нуждается в слугах. Он всеобъемлющ и всемогущ, ему не нужны рабы, и у него их нет. Он прежде всего Любовь, и поэтому он хочет быть любимым. А любовью может быть только свободное и спонтанное движение души. Иисус Христос, истинный Бог, разве не говорил людям: «Истина сделает вас свободными?» А разве не был свободен Люцифер, которого Господь создал совершенным? Если бы он не был абсолютно свободен, как бы он мог восстать против Творца?»

Прочитав это, Паньягуа обратился к другой книжке. Она еще меньшего объема, чем работа Патени, но столь же, если не более, интригующая:

«К сожалению, — писал Захарий Пель, — объясняя, что дьявол воспользовался своей свободой, чтобы отдалиться от Бога, Патени не принял во внимание, что начиная с V века теология признавала, что все тварные существа не могут не подчиняться воле Всевышнего, потому что он всемогущ. Как же согласовывается свобода всех божьих творений, в том числе и дьявола, с невозможностью не покоряться? В случае с сатаной герменевтика дает ясный ответ: дьявол исполняет божью волю (у него нет выбора, Бог всемогущ), однако, будучи свободным (обратите внимание на противоречие), он делает это притворно. Иными словами, дьявол, несмотря ни на что, служит своему Создателю, но… по-своему. Вот несколько примеров».

Паньягуа прервался. Его отвлек какой-то неприятный резкий звук, похожий на звонок. Он подождал, прислушался: действительно звонил телефон. Черт возьми, кто мог звонить в такой час? Паньягуа поглядел на аппарат, который, так же как и всегда открытый ноутбук, совсем не гармонировал с аскетическим интерьером квартиры. Это телефон последней модели с жидкокристаллическим дисплеем, на котором теперь появился длинный номер — по меньшей мере из двенадцати цифр. «Как я сразу не догадался», — и он заговорил в трубку:

— Да? Паньягуа у телефона. Да, да, сеньора Руано, слушаю, да, донья Беатрис, я понял, что это вы. Сколько времени сейчас в Мадриде? Десять минут седьмого. Да-да, понятно, вы не сообразили. Да, я все понимаю, в Гонконге сейчас больше одиннадцати. Понятно, вы предпочли подождать несколько дней и теперь жаждете узнать, как прошла наша операция?.. Что ж, подождите еще секунду, сейчас я возьму свои записи и отчитаюсь.

Грегорио Паньягуа не пыхтел от неудовольствия и даже не чертыхался. По всему было видно, что он очень серьезно относится к своей работе. На столе лежала красная папка с именем Инес Руано, написанным на обложке красивым готическим почерком.

— Донья Беатрис? Да, да, я готов… Конечно, конечно, безусловный успех: вышло именно так, как вы и хотели. Оригинальнейший подарок к сорокапятилетию. О да, в этом можете не сомневаться: вы подарили своей дочери самого прекрасного в мире мужчину, это бог, вы даже представить себе не можете… А видели бы вы, какую я организовал постановку, чтобы их познакомить! Она достойна Пиранделло, настоящее произведение искусства! Вы же знаете, какое внимание я всегда уделяю деталям, поэтому я нанял двух ассистенток. Они называют себя актрисами, но на деле все оказалось еще лучше — это маленькая самостоятельная фирма. Нет, нет, не стоит переживать, тайна останется между нами, как и в прошлый раз. Да, да, конечно, первоклассная работа, незабываемые впечатления, сеньора. Уверяю вас, Инес и тому юноше будет что рассказать вашим внукам. Что? Как? Про внуков я просто так сказал… Конечно, я прекрасно понял ваши указания: грандиозная встряска, «пятно ежевики скроет только новое, и забыть одно тело можно, только обнимая другое», — таковы были ваши слова. Все ясно, все: вы хотели дать вашей дочери противоядие от некой неподходящей любви, но никаких новых романов. О да, я знаю, что вы не глупы и вовсе не романтичны… «Свежая плоть», — прекрасно помню эти ваши слова. Как бы я мог забыть? Спрашиваете, сколько лет юноше? — Грегорио Паньягуа заглянул в свою красную папку. Он не знал ответа, эта деталь как-то ускользнула от его внимания. В общем-то даже и не то чтобы ускользнула: просто он доверил выбор девушкам, Кар и Ро, но ведь они доказали, что очень ответственно отнеслись к работе, конечно же, они выбрали очень молодого человека — восемнадцати, самое большее девятнадцати лет, как того требовала сеньора… Хотя в те две встречи Мартин Обес показался Паньягуа намного старше — по меньшей мере лет тридцати. Он заколебался, стоит ли сообщать об этом недочете сеньоре Руано, и в то же время ему пришло в голову: «Какое совпадение, ведь я нанял Кар и Ро как раз в тот день, когда Вагнер привязался ко мне на улице… Нет, конечно же, между этими двумя событиями нет никакой связи».

— Да-а-а-а? Да, донья Беатрис, конечно, я вас слушаю. Я уже сказал вам, что предприятие увенчалось полным успехом, и они даже снова встретились в «Кризисе 40»… Можете не сомневаться, ваша дочь уже и думать забыла о своем любовнике-старикашке, как вы говорите, об этом писателе. А насчет того, что она влюбится, можете не переживать — зная вашу дочь, могу с уверенностью сказать, что это совершенно исключено: этот юноша не для нее… он годится разве что для встряски. Сами посудите: молодой латиноамериканец, бедный, безработный к тому же… Черный и низенький, вы говорите? Нет, я бы не сказал… Но можете быть спокойны: все получилось как нельзя лучше… что? Я до сих пор не сказал, сколько лет юноше? Сколько вы хотели, конечно же, сколько хотели… Малолетка? Ну нет, не до такой степени, но будьте спокойны — юнец, совсем юнец. Кроме того, вы ведь хотели противоядие, а лучшего противоядия, чем он, не сыскать, уверяю вас. Да нет, нет, это не любовь, уж я-то знаю наверняка… А вы когда возвращаетесь? Хорошо, тогда я и перешлю вам пленку. Конечно, разумеется, снял все на видео, чтобы вы могли посмотреть… Что? Вы сами заедете за пленкой? Нет, это невозможно, вспомните, ведь мы с вами договорились: никогда больше не видеться, что бы ни произошло. Да-да, возможно, вам кажется это странным капризом, но ведь таким было единственное мое условие. Не так ли, сеньора?

После этого разговора Грегорио Паньягуа выглядел несколько удрученным. Он мог бы продолжить чтение и узнать, что пишет Пель о том, как сатана умудряется покоряться и одновременно не покоряться Богу, однако что-то в этом разговоре с матерью Инес, по-видимому, разбередило ему старую рану. «Может быть, спуститься вниз, вдруг попадется малышка Лили с ее карамельным взглядом?» — сказал себе Паньягуа, как взрослый, звенящий погремушкой перед глазами ребенка, чтобы отвлечь его внимание от чего-то страшного. Красавица Лили с ее старомодными манерами и улыбкой-безе… Он уже и в самом деле собрался выйти (эх, Паньягуа, пора забыть «это», зачем ворошить прошлое…), как вдруг снова зазвонил телефон.