Сэйтё Мацумото - Черное евангелие Страница 31

В семинарии было тихо. Праздник уже кончился, и все разошлись. Торбэк прошел в зал, где еще недавно царило веселье.

Послушники расставляли мебель, подметали пол.

— Господин епископ еще здесь? — спросил Торбэк.

— Что вы, его преосвященство давно изволили уехать.

Завтра в этом зале новый священник будет служить свою первую мессу. Он тоже должен присутствовать на богослужении. Сумеет ли он?

— Торбэк-сан, где это вы пропадали! — Перед ним неожиданно появилась Ясуко. — Вас здесь искали.

Торбэк от неожиданности вздрогнул, но ответил как-то безучастно:

— Я уходил по делу.

— Что же вы никого не предупредили? А мы тут фотографировались.

Торбэк молчал.

Вслед за Ясуко в зал вошел каноник Билье. Каноник тоже упрекнул его за долгое отсутствие.

— Извините, я уходил по делу.

— Епископ был очень недоволен. Надо было все-таки предупредить.

Торбэк ничего не ответил. Он смотрел растерянно по сторонам, будучи не в силах собраться с мыслями.

Ясуко и отец Билье переглянулись, словно они знали, чем озабочен Торбэк.

А он стоял бледный, подавленный и какой-то отрешенный…

28

Торбэк заехал к себе, в церковь святого Гильома. Было около десяти часов вечера. Украдкой пробрался он в свою комнату. Все святые отцы уже заперлись в своих кельях, готовясь ко сну. Он впервые за весь вечер попробовал собраться с мыслями.

Итак, через час он должен отправиться к Сэцуко, чтобы исполнить приказ господина Ланкастера. Глаза его блуждали по сторонам. Вот взгляд задержался на библии.

Он взял книгу и стал читать. Господи, что он собирается совершить! Огненные слова библии жгли его насквозь.

А время бежало с невероятной быстротой. Через полчаса — одиннадцать.

Перед его глазами вдруг встала Сэцуко. Он хотел отогнать видение, по оно неотступно преследовало его.

Он опустился на колени и стал молиться. Но молитва не принесла успокоения. Ему стало трудно дышать. Он вскочил и, схватившись за голову, начал метаться по комнате.

Прошло еще десять минут.

— Святый боже, впери очи своя в этот дом и отведи от него злые помыслы… Свягый боже, ниспошли в этот дом слугу своего и усмири души наши! Да будет вечно благословение твое над нами, господи!..

Покоя, покоя просила его душа, а покой не приходил.

Только сейчас он понял, каким чудным временем были дни, когда он учился в семинарии. Никаких забот, никаких страданий! А сейчас? Боже, какой он жалкий, несчастный и преступный! Но как теперь убежать от своей беспощадной судьбы? Ведь он служил еще одному владыке — Ланкастеру.

И Торбэк взмолился:

— Огче наш! Ты велик и всемогущ! Ты даже врагам своим не желаешь смерти. Внемли моей мольбе, протяни длань свою погибающей душе! Окажи свое покровительство, охрани раба твоего, прибегающего к твоему милосердию. Огради его от соблазна и наставь на путь истинный! И да будет он служить тебе вечно! Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный…

Торбэк молил небесного владыку, чтобы он освободил его от дурных помыслов и ниспослал на него свою благодать. Однако молитва не могла аннулировать приказ земного владыки Торбэка — Ланкастера. Это мог сделать не всевышний, а только сам Ланкастер. Но он этого не сделает.

Прошло еще десять минут.

Что, если убежать? Но куда? Все его родные далеко. Чем они могут помочь?

Торбэк посмотрел в окно. За окном по-прежнему стеной стоял черный лес. Вокруг ни души. И в церкви мертвая тишина, будто все вымерло.

Он снова зашагал по комнате. Где-то раздался кашель. Он остановился. Казалось, сейчас сам воздух раздавит его. Он слышал стук собственного сердца. Все труднее становилось дышать. Он хотел было распахнуть окно, но передумал.

Он опустился на стул. Сидел неподвижно, будто в обмороке.

Еще три минуты…

Он открыл глаза. В его ушах звучал голос Ланкастера. Он вскочил и вышел в коридор. По коридору крался, словно вор; вот и наружная дверь. Перед ним простиралась черная ночь.

Он выскользнул из дома и вывел из гаража «рено».

Он выехал через задние ворота. Фары окрасили в белый цвет выхваченную у обочины траву. Одиннадцать часов.

До Окамура двадцать минут езды.

Он осторожно нажал кнопку звонка. Он не знал, что за ним уже наблюдают.

Загорелся свет, дверь открыл сам Окамура.

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, — ответил Окамура и, пропустив Торбэка вперед, запер дверь и погасил свет.

Окамура, как показалось Торбэку, на этот раз вел себя сдержанно. Неужели что-нибудь произошло?

— Она не волновалась? — шепотом спросил Торбэк.

— Нет, — коротко ответил Окамура.

Торбэк двигался, словно во сне. Окамура это заметил.

— Господин Торбэк, вот по этой лестнице. И не забудьте — дверь направо.

Казалось, Окамура беспокоится, что Торбэк перепутает комнаты. Но он не пошел вместе с ним, а остался на первом этаже. Раздвинулись боковые сёдзи[10], и, зябко поеживаясь, из комнаты вышла содержанка хозяина. Она тоже не стала провожать его, только как-то странно на него посмотрела.

Он поднялся на второй этаж. В коридоре было темно. Не успел он войти в комнату, как Сэцуко испуганно вскрикнула. Он застыл на месте. Сердце сильно забилось. Неужели она разгадала его намерения? Он стоял как вкопанный, не смея двинуться дальше.

Но Сэцуко молчала. Наступила гнетущая тишина. Потом послышался едва слышный шорох, очевидно, она отступила в глубь комнаты.

И опять молчание.

— Сэцуко! — выдавил из себя, наконец, Торбэк. — Ты тут?

Кажется, она что-то прошептала в ответ.

— Сэцуко!

— Бэк, это ты? — В голосе Сэцуко прозвучал страх.

— Я Сэцуко. Можно зажечь свет?

Он протянул руку, ища выключатель.

— Нет, нет, не зажигай!

Ответ прозвучал так резко, что Торбэк испугался.

— Что с тобой, Сэцуко?

В ответ она разрыдалась.

Неужели она знает, что ее ждет?..

У него подкосились ноги. Он стоял не шевелясь, не зная, что сказать. И вдруг она бросилась ему на грудь. Тело ее содрогалось от рыданий, от неожиданного толчка он потерял равновесие и упал на татами, увлекая ее за собой. Но она не разжала своих объятий, а вцепилась в него еще крепче, как бы боясь, что он уйдет.

— Что с тобой, милая? Тебе нехорошо?

Она не отвечала, продолжая рыдать. Рука Тор-бэка машинально обвилась вокруг шеи Сэцуко. Вот он, прием господина Ланкастера. Стоит ему применить силу, и беззащитная Сэцуко задохнется.

Но руки у Торбэка дрожали, и сил не было.

— Сэцуко!

Она забилась в рыданиях еще сильнее.

— Да что же случилось, Сэцуко?

Торбэк погладил ее волосы. Что это? Ее всегда уложенные в аккуратную прическу волосы сейчас были растрепаны.

— Бэк, — сквозь рыдания сказала девушка, — твой двоюродный брат… двою… брат…

Да, ведь он обещал привести «двоюродного брата», подумал Торбэк. Он еще писал ей в письме, чтобы она принарядилась и постаралась быть привлекательной. И, наверно, сейчас, ей обидно, что он не привел своего «брата».

— Очень жаль, но он занят и не смог прийти. Но не сердись, ведь я не виноват.

Тут Сэцуко заплакала еще сильнее, и он совсем растерялся. Снова попытался зажечь свет, но она резко крикнула:

— Не смей! — Она схватила его за руку. — Оставь, не надо света!

Торбэк решил, что от томительного ожидания у нее сдали нервы и нервное напряжение перешло в истерику. Он нежно обнял Сэцуко и только теперь с изумлением отметил про себя, что у нее оголены плечи.

Второй раз Торбэк вернулся в церковь святого Гильома в час ночи. Ему удалось тихо, никем не замеченным пробраться к себе. Всю ночь снились ему кошмарные сны, и он так и не смог как следует отдохнуть.

Он вернулся к себе, так ни на что и не решившись. А ведь именно этой ночью он должен был выполнить приказ Ланкастера. Рыдания Сэцуко окончательно сломили его волю.

Что с ним сделает коммерсант? Какому наказанию он его подвергнет?

Эта мысль терзала его всю ночь. Каждый нерв был натянут как струна, голова раскалывалась на части. И все же по привычке он встал в пять часов и, как всегда, совершил утреннюю молитву.

В этот день в семинарии должен был служить новый священник, и Торбэк уже в половине седьмого со всеми отправился туда.

Служба началась в десять.

Совершалась она торжественно. Но Торбэка все время мучил страх. Он еще не звонил Ланкастеру и с ужасом думал о предстоящем разговоре.

В час дня все отправились в трапезную. Торбэк почти ничего не ел, пища застревала в горле. Сидевший рядом священник удивленно посмотрел на него.

Трапеза затянулась. Когда обед кончился, было уже половина третьего. Больше оттягивать телефонный звонок было невозможно. Ведь Ланкастер ждет с самого утра. Из семинарии, конечно, нельзя было звонить, и Торбэк, вспомнив, что поблизости есть телеграф, сослался на то, что хочет послать новому священнику поздравительную телеграмму, и вышел на улицу. Отправив телеграмму, он бросился к телефону-автомату.