Антон Леонтьев - Огненный холод Страница 32

В таком бешенстве Верочка отца еще никогда не видела. Подоспела и Вера Пантелеевна, пытавшаяся утихомирить супруга, но что у нее никак не получилось.

– Готовься, мать, бабкой скоро станешь! – вдруг заявил Чесноков.

Верочка несколько мгновений переваривала отцовскую фразу, а потом выдохнула:

– Папа, о чем ты?

Илья Ильич настаивал на своем:

– Кто этот прохвост? С кем ты якшаешься? Ну, я ему его поганую женилку с корнем-то выдеру! Он у меня попляшет, мерзавец! Да я его по стенке размажу! Говори, кто паскудник?

Верочка, заливаясь слезами, произнесла:

– Папочка, я... я разве... Нет, не может быть, чтобы я...

– Да, да, дочка, ты беременна! – воскликнул Илья Ильич. – Спасибо доктору – как только результаты пришли, он тотчас мне сообщил. И обещал, что больше никто не узнает.

Вера Пантелеевна охнула и схватилась за сердце. Верочка помогла маме сесть в кресло, принесла ей стакан воды и валерьяновых капель. Илья Ильич, расхаживавший по комнате, продолжил бушевать:

– Итак, говори начистоту! Снова с тем шофером сошлась? Или нового дружка себе раздобыла? Кто он? Имя!

Верочка, глотая слезы, прошептала:

– Папа, я не хотела... Я не знала... не думала... А точно... ну, что я беременна?

– Точнее не бывает! – заметил мрачно Чесноков. – Господи, Вера, как ты могла? Или... Признавайся, он надругался над тобой? Насилие совершил? Принудил к... мерзости?

Верочка хмыкнула про себя: никто ее не принуждал и никто над ней не измывался. Да и не мерзость это вовсе, а очень приятное занятие. Что и говорить, отец – человек старой формации. Конечно, ведь он родился еще в девятнадцатом веке. Прямо-таки герой пьесы Островского...

– Он меня любит, – важно произнесла Верочка. – И обещал жениться.

С последним она немного приврала, ничего такого от Дмитрия Евсеевича девушка не слышала. Но как только тот узнает о ребенке... Верочка подумала, что все складывается как нельзя лучше: теперь у него и повод будет, чтобы с женой расстаться. Прекрасно! Она в Москву переедет, а родители останутся тут, в глухомани. И горевать по данному поводу она совсем не будет. Ну ни капельки!

– Конечно, женится, – заявил, потирая руки, Илья Ильич. – Пускай только посмеет сопротивляться, я его на аркане в загс затащу, ирода! Или... Или аборт сделаешь – и дело с концом. Никто ни о чем не узнает. А весной выйдешь замуж за полковника!

Верочка, сцепив руки замком на животе, упрямо качнула головой:

– Ребенок мой, и мне решать, что с ним будет! Папа, мне уже девятнадцать, так что ты не имеешь права мне указывать. Я уже люблю своего малыша! И если будет мальчик, назову его, как отца, – Димой. Или, впрочем, лучше в честь дедушки по отцовской линии – Евсеем. Хотя нет, это имя мне не нравится, старомодное какое-то...

Чесноков шумно вздохнул, а Верочка беспечно продолжила:

– Тебе имя нужно? Зовут его Дмитрий Евсеевич, фамилия – Гелло. Он – министр среднего машиностроения СССР. А ты что, папочка, думал, я с каким-то сопляком стала бы встречаться?

Илья Ильич долго молчал, а потом вполне обыденным тоном сказал:

– Значит, вот так... И как все произошло? Он тебя соблазнил?

– Наоборот, я его соблазнила, если хочешь знать! – запальчиво воскликнула Верочка. – И никакой у нас не роман и не интрижка, а настоящая и глубокая любовь! Дмитрий Евсеевич мне присмотрел место в столице и обещал... Обещал, что женится на мне! Зачем мне твой полковник, папа, если сразу можно выйти замуж за маршала?

Чесноков пробормотал:

– Верочка, доченька, какая же ты глупышка... Надо делать аборт, другого выхода нет. Я обо всем договорюсь. А весной – свадьба!

Он запер дочку в комнате. Верочка была безутешна – отец такой гадкий человек, настоящий мещанин и самодур. Завидует ее счастью, старается разрушить ее жизнь. Но ничего у него не выйдет!

На следующий день, когда отец был на работе, а мама возилась по хозяйству, Верочка просто вылезла в окно. Будут знать, как запирать ее! Первым делом она отыскала телефон и заказала разговор с Москвой по номеру, который знала наизусть. Она была уверена, что трубку снимет сам Дмитрий Евсеевич, но неожиданно услышала глубокое женское контральто:

– Квартира Гелло. Слушаю вас!

Верочка растерялась и попросила пригласить к аппарату Дмитрия Евсеевича.

– Дмитрий Евсеевич сейчас в министерстве, – ответила особа. – Могу ли я узнать, кто его спрашивает?

Верочка повесила трубку, а затем снова заказала разговор. На сей раз трубку взяла другая дама.

– Вам Дмитрия Евсеевича? А что ему передать? И кто говорит? Кстати, разрешите представиться, я – супруга Дмитрия Евсеевича, Вероника Андреевна. А вы кто такая?

Вера начала что-то лепетать, а жена товарища Гелло прошипела:

– Как будто я не знаю, кто ты такая! Одна из пассий Димы! Учти, тварь, еще раз сюда позвонишь, подключу КГБ! Забудь о моем муже раз и навсегда!

Там, возле телефона, Верочку и застал Илья Ильич, узнавший о том, что дочка сбежала из коттеджа. Взяв под локоть, он оттащил ее обратно домой и сообщил:

– Я обо всем договорился. Завтра с матерью в Москву и поедете.

Верочка умоляла, упрашивала, пыталась смягчить отца, но тот стоял на своем, говорил:

– Неужели ты думаешь, что нужна товарищу Гелло? И как ты поверить-то могла, что он ради тебя со своей женой разведется! Ты для него – курортный роман. А если ребенка родишь, вопросов не оберешься. Да и кому ты потом такая, со спиногрызом, нужна? Ни один приличный мужик на тебя не взглянет! Ты о нас с матерью подумала?

На следующее утро Вера Пантелеевна с Верочкой отправились в Москву – их повез на «Москвиче» один из пожилых, полностью преданных Чеснокову шоферов. Верочка была на грани отчаяния – отец хочет убить ее малыша! И все потому, что он не верит в ее любовь к Дмитрию Евсеевичу.

Больница была большой. Их встретил сутулый лысеющий врач в белом халате. Мельком взглянув на Верочку, он сказал:

– Сейчас сделаем парочку анализов, а потом приступим. Это много времени не займет, вечером сможете отправиться обратно.

Он указал Вере Пантелеевне на обтянутый дерматином диванчик в коридоре, а с Верочкой направился в один из кабинетов. Там ей пришлось взгромоздиться на гинекологическое кресло, а врач принялся за осмотр, которым остался крайне доволен.

– Что ж, никаких препятствий не вижу, – бросил он, стягивая резиновые перчатки. – Вам не стоит волноваться, все пройдет быстро и безболезненно. Пока переодевайтесь, минут через десять и приступим.

Он вышел из кабинета, оставив Верочку одну. Девушка скрылась за ширмой. Вошла сестра, принесшая балахон отвратительного зеленого цвета. Верочка чувствовала, как по ее щекам текут слезы. Родной отец, родная мать отдали ее в лапы чудовищ! Да врачи в нацистских концлагерях были намного добрее и участливее, чем советские медики! Медсестра, взяв стопку бумаг, вышла, предупредив Верочку, что вот-вот за ней зайдут. Девушка проворно натянула одежду и, открыв дверь, выглянула в коридор. Мать, как назло, сидела рядом, и миновать ее незамеченной было невозможно. Хорошо только, что Вера Пантелеевна прихватила с собой вязание и теперь стрекотала спицами. Была не была...

Верочка, понимая, что это ее последняя и единственная возможность, выскользнула из кабинета и отправилась по коридору в противоположном направлении. Она все боялась, что позади раздастся крик матери, ее остановят и потащат делать аборт. Но мать ее не заметила – Вера Пантелеевна была близорука, да и не ожидала вовсе, что дочка попытается сбежать. Быстро свернув за угол, Верочка увидела того самого гестаповского врача, разговаривавшего с коллегой, и бросилась сломя голову к лестнице, взбежала вверх, пролетела по бесконечно длинному коридору и, заметив приоткрытую дверь, нырнула туда.

Там была другая лестница. Верочка спокойно вышла из больницы, благополучно миновала «Москвич», в котором санаторный шофер разгадывал кроссворд, и, выйдя из ворот, оказалась на свободе.

Девушка хорошо ориентировалась в столице, благо училась здесь в медицинском училище. С собой у нее была сумочка, а в ней – кошелек с тремястами рублями, которые вручил ей перед отъездом товарищ Гелло. Этих денег ей за глаза хватит!

Она устремилась к ближайшей станции метрополитена. Усевшись на сиденье в вагоне поезда, Верочка звонко рассмеялась и погладила живот. Все будет хорошо, малыш! Никто не причинит тебе вреда!

На площади Трех Вокзалов Верочка отыскала бюро «Горсправки» и пожелала узнать, где проживает Гелло Дмитрий Евсеевич. Больше всего Верочка опасалась, что ей не выдадут информацию, все же Дмитрий Евсеевич не последний человек в стране, но, к счастью, ее страхи не оправдались. Дмитрий Евсеевич обитал на Котельнической набережной.

Верочка отыскала нужный дом, но входить в подъезд не стала – в холле дежурили милиционер и вахтер. Они ни за что не пропустят ее. Да к тому же товарищ Гелло сейчас наверняка на работе, а дома сидит его мегера.