Ольга Тарасевич - Альбом страсти Пикассо Страница 32

Лена позвонила с утра пораньше и сказала, что у нее есть какая-то важная информация. Видимо, соседка Лики Вронской в момент разговора уже находилась недалеко от прокуратуры, ей понадобилось не более двадцати минут, чтобы появится в кабинете.

В джинсах и маечке, она казалась совсем худенькой, к тому же волновалась, как школьница: покраснела, чуть не приземлилась мимо стула, кусала губы.

«Важная информация» пока касалась почему-то перечисления невероятного количества собак, которые жили у Лены, с подробным описанием их расчудесной внешности и трагической судьбы. Похоже, девица даже явно намекала, что готова передать пару-тройку своих подопечных в надежные следовательские руки!

Слушать весь этот бред Володе было совершенно не интересно.

Подумаешь, собаки страдают!.. Конечно, их немного жаль, но куда больше жалости вызывают дети, растущие в семьях алкоголиков, брошенные старики, тяжелобольные люди. На службе тут такого насмотришься – волосы дыбом встают от человеческой глупости и жестокости! Проблемы животных по логике надо разруливать после того, когда решатся все проблемы людские. Ну или если уж так велика потребность в зверье – заведи себе котика (песика) в скромном единичном количестве. И заботься о своем звереныше, думая, что спасаешь мир, – хотя на самом деле речь идет просто о невозможности хозяина животного найти среди членов своей семьи подходящий объект для приложения любви, ласки, внимания. Этой бы самой Леночке – мужика хорошего заиметь и двоих деток. Тогда у нее ни времени, ни желания бы не осталось псарней заниматься…

– …собачек у меня много, поэтому выгуливаю я их в несколько этапов, – звенел тоненький Ленин голосок. – Сначала вывожу самых маленьких собачек – им побыстрее надо писи-каки вывалить, потому что у них мочевой пузырь слабее, а в вольере они у меня свои дела не делают, терпят.

Услышав про «писи-каки», Седов скрипнул зубами. И уже собирался намекнуть барышне, что ее «важная информация», конечно, безумно важна и интересна. Но выслушать ее он готов, по крайней мере, в нерабочее время, а в настоящий момент – дел выше крыши!

Но только… эти Ленины ключицы торчащие, ранние морщинки у красивых глаз, а руки такие тонкие – как прутики…

«Ладно, хрен с ней, пусть посидит тут пока», – решил Володя, поворачиваясь к железному чуть облезшему сейфу. Там кроме материалов находящихся в производстве дел стояла «дежурная» бутылка водки, к которой совсем недавно присоединилась большая коробка шоколадных конфет, врученная ненормальной мамашей свидетеля. Парень тот был совершенно непричастен ни к какой криминальной крамоле, однако, похоже, у граждан уже (не на пустом месте, разумеется) начал формироваться рефлекс профилактической взятки-презента.

«Кофе девочке сделаю, конфетами накормлю, – продолжал рассуждать Седов. – Пусть хоть отдохнет тут пару минут, перекусит. Все-таки летела из своей деревни в Москву, устала. Красивая ведь девушка, на американскую актрису похожа – жаль только, больная на всю голову с этой многочисленной псарней».

– … и вот иду я со своими малышами. Сложно, конечно, их всех на поводке вести, да еще и убирать за ними. Тут когда одна собачка накакает, люди возмущаются. А у меня собачек много, и вы можете представить, что приходится выслушивать. «Ваши собаки загадили весь поселок» – это еще самое нейтральное. Но я же никогда без совка и пакета не выхожу, всегда убираю. Потому что и сама безо всяких напоминаний знаю: ну не дело это, когда вдоль обочин кучки лежат…

«Нет, спасибо, нам такого добра не надо, – мрачно решил Володя, водружая перед девушкой чашку ароматного кофе. Он ловко открыл коробку конфет, пододвинул ее поближе к гостье. – Красота – это, конечно, очень хорошо. Но упоминание в речи собачьих экскрементов явно превышает максимально возможную норму для моей психики».

– … тебе не жить. Так и написано, прямым текстом!

Володя сразу очнулся от своих мыслей:

– Где написано? Что написано?

– Я же говорю: «Вронская, тебе не жить». Написано в записке. А записка была приклеена к забору дома Лики и Андрея.

– Как приклеена?

Она пожала плечами:

– Клеем, наверное. По крайней мере, скотча я что-то там не заметила.

– Лика знает?

– Думаю, нет. Она со Снапом поздно гуляет. А я записку как увидела, сразу про вас вспомнила, ну, что вы – следователь. Собак отвела, села на маршрутку и в Москву поехала. А разве Лике можно было про записку говорить? А вдруг она заодно с этими, преступниками? Хотя, наверное, я глупости говорю, вы же с Ликой и Андреем дружите, правда? Вы кажетесь хорошим человеком, а у таких и друзья обычно хорошие, – выпалила Лена, краснея, как свекла, до кончиков маленьких аккуратных ушек. – Знаете, все жители нашего поселка меня ненавидят. У меня домик совсем простой, и собаки эти, и даже машины нет. Я – вроде белой вороны, со мной никто не общается. А вот Лика с Андреем наплевали на то, что о них подумают. И меня к себе пригласили. Поэтому я, когда записку нашла, – сразу к вам бросилась. Чтобы им помочь, как-то вот так…

Противоречит самой себе.

Переигрывает.

Симпатичная худенькая блондиночка определенно переигрывает, у нее есть какие-то свои интересы – это очевидно.

Но со всем этим можно будет разобраться позднее.

Одной рукой закрывая сейф с уголовными делами на ключ, другой Володя нащупал на столе мобильник и пулей вылетел из кабинета.

Куда там она задевалась?

Что же Лика так долго не снимает трубку?..

Когда в динамике раздался голос Вронской, судя по бодрой интонации, живой и невредимой, он с облегчением выдохнул:

– Где тебя носит!

– Э, не наезжай. Мне тут угрожают, похоже. Ты легок на помине, кстати; собиралась тебя набирать и плакаться в жилетку.

Со слов Вронской выходило, что она все делала правильно. Сообщила о странной находке бойфренду, осторожно упаковала записку, осмотрела дом и участок – ничего подозрительного больше обнаружить не удалось.

– Понимаешь, самое забавное – я-то и рассказать никому ничего не успела, только с Андреем накануне обсуждала свои предположения. Мы даже спугнуть еще никого не могли, потому что ни с кем не успели пообщаться, – рассказывала Лика.

А Седов пытался понять какие-то собственные интуитивные предчувствия.

Этот ее Андрей… Вронская совершенно не умеет разбираться в мужчинах. Вечно ее романы какой-нибудь фигней заканчиваются…. Ну да, этот новый избранник не идеален. Но как говорится – кто без греха… Как-то все-таки не похоже, чтобы он был замешан в этом преступлении. Да, пожалуй, уже определенно: следовательская интуиция молчит. Андрей не вызывает большой симпатии, но и негатива против него нет; обычный мужик, возможно, имеющий в своем прошлом пару темных страниц, но пытающийся жить теперь без особой грязи…

– Мы собирались поехать к Вадиму, – продолжила тем временем Лика. – Хочу поговорить с ним и с Марией Дмитриевной. Андрей будет со мной. Мне кажется, поездку можно не отменять. А на обратной дороге мы заедем к тебе. Знаешь, я здорово перепугалась.

– Понимаю, жду, – коротко бросил Седов и отключился.

Но возвращаться в свой кабинет не стал, прошел мимо знакомой двери.

Когда шагаешь – легче думать.

Итак, информацию об убийстве Лена восприняла истерически – плакала, кричала. Прямо скажем: из всех гостей, присутствовавших на вечеринке, любительница собачек расклеилась больше всех. Можно предположить: это нежное создание со слабыми нервами предпочитает держаться подальше от всего, связанного с криминалом.

Однако через пару дней она уже бодренько прибегает сюда, в прокуратуру, с информацией о какой-то записке.

Допустим, все было так, как она рассказывает: шла барышня со своей стаей, собаки валили вдоль соседских заборов эти писи-каки (блин, и придумала же словечко, прямо стошнить хочется!) и вдруг видит – записка с угрозами.

Сама записка, страшная и роковая – отдельный разговор. Пусть Вронская в своих книжках про такую фигню пишет – а в реальной жизни по-другому угрожают. Никакой письменности – по телефону позвонят, через знакомых передадут. А тут – бумажка на заборе. Смешно, для тех, кто в теме, – обхохочешься.

Но ладно, про это – позже. А пока – за скобками.

Итак, барышня видит записку. У нее ведь визитка некоего В. Седова имелась, а там не только адрес следственного отдела, там телефон. Лена им и воспользовалась! Когда уточняла, можно ли встретиться, какой номер кабинета, ну и сказала бы в телефонном разговоре – так и так, записка. Зачем ей было подрываться, утруждаться и из деревни своей в город ехать? Да может она вообще эту записку сама на забор Вронской и приклеила! Чтобы иметь повод здесь объявиться…

«А вот об этом мы теперь с девочкой и поговорим, – решил Володя, направляясь, наконец, в свой кабинет. – По-человечески мне Лена симпатична, я ей сочувствую, я бы даже роман с ней закрутил. Но первым делом – самолеты. И если я нутром чую – здесь что-то не стыкуется, не вижу никаких причин не прислушиваться к своей интуиции…»