Евгений Сартинов - Золото на крови Страница 32

Иван повернулся к нему, ощерился в снисходительной улыбке.

- Да ты что. Если б ружьем, я бы до сих пор сидел. Рукой. Но ему мало не показалось. Главное, - он стукнул себя кулаком в грудь. - В меня же стрелял, и мне же пять лет дали! Представляешь?!

- А тот-то выжил? - поинтересовался я.

- Выжил, но как узнал, что я освобождаюсь, собрал манатки, бабу эту свою, прорву ненасытную, прихватил и слинял куда-то.

- Так ты не пять сидел?

- Нет, три. Я ж им за всю бригаду норму делал, досрочно освободили.

- А тебе вообще-то сколько лет? - поинтересовался Павел.

- Тридцать один. А загремел я в восемнадцать. Глупый был. Теперь меня к женатой бабе калачом не заманишь. На мой век в моей деревне вдов и разведенок хватит. Ну пошли, отдохнули немного, хватит.

В тот день Жереба нас просто загнал. У меня и сейчас перед глазами его гибкая, пружинистая походка. Когда он шел, не верилось, что в его рюкзаке вообще что-то есть, казалось, что он пустой. Голову Иван держал прямо, никогда не сутулился, умудрялся замечать и то, что творилось впереди, и коварный валежник у себя под ногами. При этом он никогда не пользовался посохом. Жереба не поскальзывался даже на самом крутом и мокром склоне. Поняв, что мы отстаем, частенько застревая в гуще веток поваленных деревьев, он вытащил из петли на боку свой громадный мясницкий топор с необычно длинной рукоятью и начал буквально прорубать нам дорогу.

На следующем привале я задал Ивану вопрос, мучивший меня добрых полдня.

- Слушай, а что вы с тем беглым сделали, ну... у которого нога была в рюкзаке?

Иван снова засмеялся.

- А что с ним? Чикаться, что ли? В расход его пустили. Это ведь уже не человек, любой зверь лучше его. У нас из шестерых пятеро зону топтали. Так что приговорили и прямо там хлопнули. Закон тайги.

- Как это закон тайги? - не понял Андрей.

- А так это. Не делай человеку зла, и тебе не сделают. Если в тайгу приезжают или на лодке приплывают, то никогда ни машину, ни лодку не закрывают. Не тронет никто.

- Ну, а если кто-нибудь все-таки решится? - упрямо допытывался Андрей.

Жереба улыбнулся.

- У нас без ружья не ходят. И если что такое увидят - то тут уж хозяин и прокурор, и судья.

- И что, бывали случаи? - спросил я.

- Ну, а как же. Сейчас городские везде шныряют. Понакупили техники, лодок. Частенько у них руки чешутся при виде чужой лодки. То бензин сольют, самый большой дефицит в тайге, то просто напакостят. А тут хозяева возвращаются, ну и все.

- А милиция что?

- А что милиция?! Ты сначала найди его, - Иван повернулся ко мне. Вовремя ты свой вопрос задал. Покажу я вам его.

И он снова впрягся в свой невероятный рюкзак. Мы сначала не поняли, про что он говорил, пообещав показать это нечто. Но часа через два он притормозил около громадного кедра, расщепленного молнией. Половина дерева высохла, а половина еще упрямо цеплялась за жизнь.

- Тут где-то, - пробормотал он, раздвигая ногами траву. - А, вот. Эк его мало осталось! А ведь всего два года прошло.

Подойдя поближе, мы увидели в высокой траве обглоданный зверями, дождями и временем человеческий череп. У него отсутствовала нижняя челюсть. Приглядев шись, я заметил рядом еще какие-то кости, обрывки истлевшей фуфайки, пряжку

от ремня, подошву с сапога. Все это было раскидано по всей поляне. И я понял, какой ерундой были разговоры мужиков о скелетах, охраняющих мешки со старинным золотом.

- Двух коров он съел по дороге.

- Коров? - не понял я. - Каких коров?

- Простых, - засмеялся Иван. - Таких же вот как ты, двуногих и лопоухих. Берут с собой в побег какого нибудь дурика из шелупони, он и рад. А как дело до голодухи

доходит, его ножичком по горлу - чик, и свежатинка готова. Так вот этот, - он мотнул головой в сторону черепа. - Аж двоих съел. С самого Магадана срывался. Если б не Снежка, он бы и нас тут оставил. Ночью на огонь вышел, с ножом уже подползал. Хорошо она его прижала, а потом мы уже ему трибунал устроили.

Вся эта история и "живописные" экспонаты на меня лично подействовали не очень хорошо. Сколько я за этот месяц смертей повидал во всех видах, что называется, а все равно не мог с ней смирится и привыкнуть.

К вечеру мы выдохлись окончательно. Особенно я. Место для ночевки выбрал Иван. Павел с Андреем занялись дровами, я варил ужин, а Иван выбрал дерево, что поближе, здоровую такую ель, и в каких-то пять ударов топора свалил ее на

землю. Я сразу поверил, что Жереба на лесоповале ходил в передовиках. Сначала мы не поняли, зачем это ему нужно, но после ужина наш таежный "зубр" сапогом сдвинул угли костра в сторону, на это место постелил свой тощий брезент, а на угли пристроил разрубленное на три части дерево. Я как-то скептически отнесся к этой его задумке. Наши мужики тоже делали такую штуку, но из сушняка, а тут сырое дерево.

- Ну вот, нодья готова, - объявил Жереба, почесал свежий укус комара на шее и, глянув на небо, объявил: - Распогодилось-то как, не иначе заморозок будет. Давно такой теплой осени не было. Уж октябрь скоро, а все бабье лето стоит.

Сделав такой прогноз погоды, он кликнул Снежку, велел ей:

- Стеречь! - с сам завалился спать, закутавшись с головой в свой длиннополый плащ.

На мое удивление, все, что он говорил, сбылось. Нодья мирно горела всю ночь, равномерно расточая тепло во все стороны и оставив к утру три небольшие головешки. А первое, что я увидел, открыв утром глаза и подняв голову был иней,

плотным слоем лежавший на траве, деревьях и наших рюкзаках.

- Ну вот и хорошо, - довольно прогудел Жереба, поднимаясь легким перышком со своей природной "перины". - Отжужжали, носастые. Теперь до следующего года.

С какой радостью мы восприняли это известие. Из всех мучений, выпавших на нашу долю, комары и гнус казались мне самыми ужасными. Иней скоро растаял, и особенно бросилось в глаза, как похорошела осенняя тайга. Просто глаза разбежались от такого обилия красок, от светло-зеленого до бордовокрасного.

За завтраком Иван внес свой весомый вклад в решение продовольственной программы. Он вытащил из рюкзака и положил на стол солидный шматок копченого сала. Оно чуть-чуть прогоркло, но еще вполне было пригодно к употреблению. Мы с особой жадностью накинулись на такое существенное добавление к нашему "фирменному" блюду.

- Сегодня пройдем три реки, а завтра выйдем на Оронок.

- Ты все-таки хочешь завести нас в свои дебри? - улыбнулся Андрей.

- А куда вы денетесь. Счас вот побреюсь и мы пойдем.

Процедура бритья у Ивана заняла очень много времени. Как я понял, для него это было что-то вроде церемониала. Достав небольшой обмылок, Жереба отправился к небольшому ручью, весело журчащему неподалеку. Там он долго мылил щеки и делал это неторопливо и обстоятельно. Затем Иван вынул из ножен здоровенный охотничий нож. Клинок его блеснул на солнце зеркальной полировкой, но Иване попробовал на палец остроту лезвия, и, не удовлетворившись им, вытащил из рюкзака небольшой оселок и несколько раз осторожно провел кромкой лезвия по мелкозернистой поверхности точила. Проверив лезвие на остроту еще раз,

Жереба, наконец, остался доволен и неторопливо начал скрести свои намыленные щеки. Делал он это вслепую, на ощупь, ловко и точно выворачивая лезвие. Когда от мыла и щетины не осталось и следа, он провел ладонью по щекам и подбородку, прополоскал нож и, использовав его вместо зеркала, убедился в качественно проведенной операции. Затем он долго плескал себе в лицо студеной водой, покряхтывал от наслаждения, а затем, войдя в азарт, скинул свитер и рубаху и, взвыв от восторга, начал плескать на свой могучий торс пригоршни хрустально-чистой родниковой воды. На всех нас большое впечатление произвела мускулатура Ивана. У него не было такой гипертрофированной рельефности мышц, как у культуристов, наоборот казалось, что торс его даже слегка покрыт жирком, самую малость. Но объем его плеч, размеры бицепсов и подтянутая строгость пресса радовали глаз.

Закончив наконец свои процедуры, Жереба натянул одежду прямо на мокрое тело, взвалил на плечи рюкзак и рванул вперед с такой скоростью, словно мы хотели его убить, а ему этого почему-то этого очень не хотелось. Через полчаса мы уже плавали в собственному поту, а проводник наш, по-моему, даже и не запыхался. Все это время меня мучил один вопрос. Куда-то исчезла собака. Еще утром она вертелась на стоянке, а перед самым завтраком словно сквозь землю провалилась. Я указал на это Ивану на первом же привале, но он только отмахнулся, буркнув:

- А, пусть, бегает. Никуда не денется.

Снежка появилась ближе к обеду. Она вывалилась из тайги, торопливо обнюхала нас всех, минут пять шла рядом с хозяином, а потом снова рванула в пологий овраг, заросший густым малинником, и мы не видели ее уже до вечернего привала.

- Никуда она не денется, - махнул рукой Иван на мои недоуменные вопросы. - Она сейчас по всей округе рыскает, слышит каждый шорох, мимо так просто не пройдет, все проверить надо. А службу она знает, ни зверя, ни человека близко не подпустит.