Леонид Влодавец - Грешные души Страница 33

"А вдруг там стрихнин?" - мелькнула страшная мысль, когда он надкусывал поданную Муратом конфету. Но стрихнина не было. После третьей рюмки Заур чуть-чуть повеселел.

- Муратик, скажи, сколько платить надо, - все отдам!

- А, зачем платить?! Что такое деньги - тьфу! Были и нет - а друг он всегда друг, верно? Ты мне друг, да?

- Конечно... - подавившись конфетой, еле выдавил Заур.

- То, что с тобой в камере сделали, никто знать не будет. Пикнут язык отрежу! Никто не попрекнет. Одежду сейчас тебе дадим новую. Пойдешь на озеро - умоешься. Но только потом, когда одно дело сделаешь.

- Какое дело? - почти прошептал Бубуев. - Мокрое?

- Испугался, да? - улыбнулся Мурат. - Когда я за мокрые дела брался? Удивляешь меня, вах! Наверно, ты мне все-таки не друг, если так плохо про меня думаешь. Мурат - тихий человек, очень добрый.

- Скажи, что делать надо...

- Ерунда. Надо только в лес немного пройти. Метров двести. Там будет маленький камень лежать. Желтый такой, на череп похож немного. Поднимешь камень, прочтешь записку. Там написано будет, что дальше делать. Понял?

- Понял, да... - Заур встал.

- Вот по этой тропинке иди, - указал Мурат. - Не бойся, все хорошо будет.

Заур пошел по тропинке, изредка оглядываясь. Нет, за ним никто не шел. Действительно, пройдя несколько сот метров, он увидел прямо на тропинке камень, и камень, точно, походил на череп, был гладкий и грязно-желтый. Под камнем Заур нашел записку.

"Дальше иди, там будет двойная береза. Где палочка сухая в кочку воткнута, сними дерн. Что найдешь, бери с собой и читай еще записку".

Заур пошел дальше. Береза оказалась совсем рядом с тропой, и около нее из травы торчала сухая палочка. Заур нагнулся, сдвинул дерн, вырезанный из земли совсем недавно, и обнаружил ямку, узкую, но глубокую. В ямке лежало что-то продолговатое, завернутое в газету, а сверху завязанное в прозрачный полиэтиленовый пакет. Заур разорвал пакет, размотал бумагу. В руках у него оказался обрез двустволки. В маленьком пакетике он насчитал десять патронов с выкрашенными в зеленый цвет гильзами и остроконечными пулями.

"А говорил - не мокрое!" - вздохнул Заур. Но все же прочел записку, лежавшую в пакете вместе с оружием.

"Молодец! Заряди стволы, остальные патроны положи в карман. Курки не взводи! Иди дальше, увидишь большой муравейник у сосны, три метра справа от тропы. В сосне - дупло. Там найдешь еще записку, положишь то, что взял у березы".

В дупле, куда Заур сунул руку с опаской - на Кавказе в дуплах часто живут змеи, - обнаружилась записка.

"Опять молодец. Положи ствол так, чтоб из дупла не торчал, и иди до перекрестка двух троп. Свернешь налево. Пройдешь до очень большого пня. Справа от корня под пучком травы будет ямка. Заберешь оттуда пакет. Все, что в пакете, - твое! Положи за пазуху".

Бубуев дошел до пня. В пакете, лежавшем под пучком травы, он нашел десять пачек с долларами. В записке было только два слова: "Иди обратно".

Заур засунул пакет под рубаху, сжег последнюю бумажку и повернул обратно... Он шел очень довольный и даже не думал, зачем нужны все эти передвижения, пункты, записки. Он не считал себя вправе спрашивать Мурата. Мурат знает зачем. А он сделал, и добрый Мурат дал ему деньги. Погулять по лесу - и такие деньги! Даже это его не удивило.

Когда он миновал пересечение тропинок, в глазах его внезапно сверкнула ослепительно яркая алая вспышка, и на секунду он ощутил страшную боль, которая мгновенно утихла.

Пахнуло горелым. Заур обрел способность видеть и очень удивился. Зеленый русский лес куда-то исчез. Заур увидел горы. Черные, мрачные, без леса и травы, без снежных шапок. Не было солнца и голубого неба. Сильный, жаркий ветер гнал по вершинам гор бесконечные черные и серые тучи. При этом моросил странный, очень мелкий дождь, смешанный с копотью. Зауру было страшно. Он стоял посреди каменной осыпи на дне ущелья.

- Э, дорогой, чего стоишь, а? - спросили из-за спины.

Заур оглянулся и в двух шагах от себя увидел огромного роста джигита в черной мохнатой папахе, в иссиня-черной бурке, из-под которой проглядывала черная черкеска с серебряными газырями, а также тускло поблескивал оправленный в серебро кинжал.

- Ты кто? - спросил Заур, ощущая непередаваемый страх. Страх, который волнами наплывал на него от этого черного джигита.

- Я - Джабраил, - ответил тот, делая шаг к Зауру, - в отделе доставки работаю.

- У Мурата?

- Ха! "У Мурата"... Кто такой Мурат, а кто Джабраил? Ты мусульманин, слушай?

- Да... - Заур напряженно вспоминал рассказы бабушки. Если это тот Джабраил, о котором говорила она, то... "Бисмилла-ар-рахмани-р-ра-хим!" хотел было крикнуть Заур, но тяжелая рука Джабраила уже легла ему на плечо.

- Поздно, дорогой. Это уже не поможет. Пошли, а?

- Куда? - дрожа всем телом от ужаса, пролепетал Заур.

- Туда, - Джабраил неопределенно махнул рукой куда-то в конец ущелья, где что-то горело, распространяя угарный запах. - Не бойся, у нас весело!

И Заур пошел, хотя совершенно не хотел никуда идти. Пошел, потому что ноги уже не подчинялись ему, а подчинялись воле Джабраила. И поздно было каяться в грехах...

Впереди была Абсолютная Несвобода.

ЗАПИСКА ОТ ТАНИ

Обе лодки - и та, на которой плавала компания Колышкина, и та, которой управлял Котов, - стояли у берега, вытянутые носами на песок. Все шестеро "мореплавателей", вволю накупавшись, мокрые и веселые, лежали рядком на золотистом песке. Им было очень хорошо, а вот Дубыге и Тютюке настроение, прямо скажем, они подпортили.

В присутствии четырех реликтовых, только что искупавшихся в активном плюсе, и Котова, тоже всего несколько часов как из святого ручья, Тютюку прямо трясло и корежило. Однако уход Тани мог бы окончательно отдалить от нее Котова, и тогда намеченная интрига против Вали Бубуевой терпела крах. Тем не менее уходить ей нужно было обязательно - опять начал размягчаться пограничный слой между сущностями Тютюки и Тани.

Дубыга принял соломоново решение. Перенес с дачи на берег реальную Таню Хрусталеву, забрал Тютюку на борт "тарелки", а Таню искусственную отправил на дачу Запузырина. В материальную оболочку была помещена упрощенная сущность, которая могла распоряжаться только безусловными рефлексами. Поскольку эта Таня была погружена в сон, иного и не требовалось.

- Заур Бубуев ушел в Астрал, - приняла спецсообщение "тарелка". Встречен Джабраилом из отдела доставки. Общий вес 2456 грехотонн, по сущности - семьдесят восемь процентов минуса. Спасибо!

- Рады стараться, - проворчал Дубыга. - Нам-то за что? Он и так был минусовой.

- А вес? - ответили из Астрала. - Вы ему напоследок семьдесят грехотонн добавили. Квартальный план - с опережением графика...

- У нас тут ЧП, - доложил Дубыга. - Аж шесть реликтовых с активным плюсом. Дайте связь на Ужуга Жубабару!

- Ну, ты оборзел! - хмыкнула спецсвязь. - Может, тебя на Сатану прямо вывести? Ужуг на четвертом уровне. Могу попробовать Култыгу найти. Жди к концу дня. А до этого действуй по обстановке. Береги стажера!

- А я один тут буду...? - Дубыга закончил матерным словом. Рекомендуют тебя беречь, - съязвил он, когда связь отключилась, - молодая поросль, дескать! А меня, значит, беречь не надо? У меня, между прочим, семь поражений крестами, четырехкратная утрата процентов по двадцать сущности, восемнадцать случаев контакта с активным плюсом на предельно допустимых дозах... Дескать, хрен с тобой, Дубыга, офицеров второго ранга до фига и больше.

- Да что вы, командир, - самоотверженно заявил Тютюка, - не надо меня беречь.

- В том-то и дело, что надо... - проворчал, смягчившись, Дубыга. Во-первых, сейчас от тебя все равно никакой пользы.

- А во-вторых?

- А во-вторых, ты мне можешь понадобиться и должен быть в хорошей форме. Спать!

Тютюка вырубился, а Дубыга продолжил наблюдение. Да, активный плюс, вне всякого сомнения, действовал, и чем больше находились в контакте между собой шесть реликтовых, тем больше усиливался их плюсовой потенциал...

- Ну, дела... - подперев подбородок кулаками и подставив солнцу могучую спину, говорил Колышкин. - Я сейчас вообще как-то не так на мир смотрю. В нем же так много хорошего, а? Ведь это ж все вокруг нас, - он широко обвел вокруг себя рукой, - это же чудо?

- Ага, - мурлыкнула Людмила, - я тоже что-то чую, только не знаю, как сказать... Только вы не смейтесь!

- Иногда вообще нельзя говорить, а то все опошлишь... - степенно заметила Шопина.

- Точно, - кивнул Лбов, на мрачном лице которого появились какие-то совершенно неожиданные черты. - Я где-то читал, только забыл где, что только дурак думает, что он может словами высказать все, что думает... В точности, от и до...

- А как же Христос? - спросил Колышкин. - Неужели и его мысли - тоже ложь? Я в том году от скуки купил Библию и стал Новый Завет читать. Что-то просек, что-то нет...

- И наверняка что-то понял не так, - заметил Лбов.

- Ну! Кто я и кто Христос. Вот я там прочел о тех, кто придет под его именем и будет говорить, что, мол, они - это Христос. Как-то не запало прочел и все, вроде бы забыл. А тут, летом уже, закатился в Москву. Иду по Манежной, там какой-то праздник отмечают - пузырь трехцветный горелкой надувают, парашютисты на площадь с вертолетов прыгают, потом вокруг Выставочного зала бегают. И тут же на площади какие-то корейцы крутятся, не наши, а южные. И раздают всем веселенькие такие бумажки о том, что скоро придет Христос и заберет с собой миллион человек. А те, кто останется, будут семь лет мучиться, пока он опять не придет и не устроит всем разборку.