Марина Серова - Взрывное лето. Сюита для убийцы (сборник) Страница 34

Едва я успела все это разглядеть, как Саша привел мою первую сегодняшнюю жертву.

– Танечка, познакомься, это краса и гордость нашего оркестра, концертмейстер первых скипок, Элен Волкова.

Волкова коротко улыбнулась мне одними губами. Исходя из того, что Сашка никогда не был склонен к дешевому подхалимажу, я сделала вывод, что скрипачка она действительно хорошая.

– Элен, а это Татьяна Иванова, частный детектив.

М-да, меня друг детства мог бы представить и поэффектнее. Тоже мог бы придумать что-нибудь насчет красы и гордости. А Сашка, познакомив нас, посчитал свой административный долг исполненным и, извинившись, убежал куда-то по своим директорским делам.

Для большей свободы общения я не стала занимать место за письменным столом. Так что мы с концертмейстером первых скрипок устроились на облезлом диване. С минуту мы занимались самым естественным для двух только что познакомившихся женщин делом: разглядывали друг друга. Мне трудно сказать, какое впечатление я произвела на Элен, маска доброжелательного спокойствия на ее лице не дрогнула ни на мгновение. Самое забавное, что я ни на секунду не усомнилась в том, что это именно маска.

Элен была женщиной без возраста. В том, что она старше меня, я не сомневалась, но на пять, десять или пятнадцать лет, угадать было невозможно. Ухоженная, гладкая кожа без единой морщинки, даже вокруг глаз. Тщательно нанесенный макияж, такой за пять минут не сделаешь, часа два труда перед зеркалом, не меньше. Столь же тщательная, волосок к волоску, прическа. Цвет золотистых волос выглядит настолько натуральным, что нет сомнений, это или «Londa», или что-то еще более эффективное. Небесно-голубые глаза и такого же тона аккуратный костюмчик – удлиненный жакет и мини-юбка. Безупречная фигурка и восхитительные ножки. И абсолютная уверенность в себе. Я попробовала начать разговор с нейтральной темы.

– Извините, сама понимаю, что это неуместное любопытство, но почему Элен? – Мне действительно было интересно.

Снова короткая холодная улыбка.

– Просто мне так нравится.

– Самая уважительная причина, – согласилась я. – Ну что ж, вы, конечно, понимаете, что я хотела бы кое о чем вас расспросить в связи со смертью Князева. Вы уже отвечали на массу вопросов, я читала протокол. Но я не из милиции. Меня нанял Роман Анатольевич. Его очень беспокоит сложившаяся ситуация, и мне кажется, он считает, что быстрая поимка преступника необходима…

– Для сохранения работоспособности и самого существования оркестра, – продолжила за меня Элен. – Точка зрения Романа Анатольевича мне известна, он говорил с нами. Я с ним согласна, так что задавайте любые вопросы, какие считаете нужными.

– Прекрасно. Тогда расскажите, пожалуйста, о Князеве, что это был за человек?

– Тяжелый человек, – она откинулась на спинку дивана и расслабила плечи. – Я бы сказала, вздорный. Амбициозный, нетерпимый, скандальный. Достаточно?

– В общем, да. А как дирижер, в профессиональном плане?

– Так себе, ничего особенного. Ну махал палочкой, искренне считая, что создает высокое искусство, а сам… – Элен слегка оживилась, наклонилась ко мне, щеки ее зарумянились. – Я однажды обозлилась на него во время репетиции и весь «Менуэт» Боккерини играла свою партию на полтона ниже, представляете?

Не то чтобы я четко себе это представляла, но головой закивала очень энергично, и она с энтузиазмом продолжила:

– Он ничего не заметил! Так и доиграла до конца, а он не то что замечания не сделал, даже не взглянул в мою сторону! И при этом считал себя гениальным дирижером! Да он вообще ничего не слышал. Только и умел, что вопить про дисциплину и скандалить с Корецким.

– А Корецкий, это кто?..

– Это второй приличный музыкант у нас, – тон ответа предполагал, что в том, кто является первым приличным музыкантом, ни у кого никаких сомнений нет и быть не может.

– И почему же они скандалили? – Пусть говорит о том, что ей интересно, увлечется, непременно расскажет больше, чем собиралась. Главное – проявлять интерес и поощрять вопросами.

– Стас – ударник от бога. И музыку он чувствует так, как Князев, доживи он хоть до ста лет, не научился бы. Понимаете, это или есть у человека, или нет. Но он по воспитанию джазовый музыкант, кроме того, долго был «свободным художником».

– Извините, Элен, что значит у вас, у музыкантов, быть «свободным художником»? – переспросила я.

Она посмотрела мне в глаза, очевидно, убедилась, что я действительно этого не понимаю, и коротко пояснила:

– На улице играл.

И непонятно было, осуждала она Корецкого или нет. Кажется, все-таки осуждала…

– После этого ему довольно сложно было научиться подчиняться требованиям камерного оркестра. Кроме того, у него со старых времен осталась масса связей, его постоянно зовут куда-нибудь подхалтурить. И он соглашается – не из-за денег, а из-за возможности сыграть для кайфа. В оркестре, сами понимаете, у него мало возможностей отвести душу. Классики не так часто писали сольные партии для ударных. Вот Корецкий и играет то на презентации какой-нибудь, то на концертике в клубе. Да и ресторанами и свадьбами не брезгует, – она пожала плечами, теперь уже явно без осуждения, просто констатировала факт. – Понимаете, там он – бог. Я специально ходила слушать. Что он творит! Честно говорю, он один со своими барабанами может сольный концерт закатить, публика будет рыдать от восторга! А Князев ему про трудовую дисциплину, как мальчишке. Со мной боялся связываться, вот Стас за двоих и получал. А он еще Лешу Медведева везде с собой стал таскать.

– Леша Медведев, это кто? – уточнила я.

– Виолончелист. Руки неплохие, играть может, но оболтус! Никакой самостоятельности, полное ничтожество. Стас почему-то взялся его опекать, учить жизни, но, по-моему, абсолютно бесполезно. Пока что никаких результатов, кроме того, что Князев получил еще один повод для скандалов. Корецкий, конечно, тоже не отмалчивался, польский гонор! Корецкие – это же старая польская шляхта. – Элен усмехнулась. – Так что, когда эти двое схватывались, репетицию можно было прекращать, а нам расходиться. Пух и перья так и летели во все стороны.

– И расходились?

– Да вы что! Пропустить такое представление?

– Но ведь дисциплина, наверное, действительно необходима, – робко попробовала я понять суть конфликта.

– А кто спорит? Но это же оркестр! Знаете, какая группа музыкантов была самой дисциплинированной в истории? – с явным удовольствием спросила она. Я, естественно, не знала. – Крыловский «Квартет»! – В голосе Элен звучало веселое торжество. – Вы только подумайте, сколько раз они, с дисциплинированностью, доходящей до идиотизма, пересаживались с места на место! Но Крылов ведь про что басню написал? Про то, что в оркестре важна не столько дисциплина, сколько талант. Надо уметь играть, а это дано не каждому.

– Тут вы правы, – согласилась я с тем, что играть надо уметь. А вот про то, что, собственно, дедушка Крылов имел в виду, когда писал свой «Квартет», можно поспорить. Но не начинать же сейчас литературную дискуссию. – Про музыкальные достижения этой компании никто, по-моему, не слышал. Но вы-то, я знаю, тоже жестко держите струнную группу. Вот на репетицию их сегодня собрали.

– А как же? – Она, похоже, даже удивилась. – Расслабляться даже талантливым музыкантам нельзя, слишком много потом наверстывать придется. Каждый день надо работать. И работать как следует. Весь оркестр я, конечно, не потяну, но скрипки поддерживать в форме вполне в состоянии.

– Скажите, а у вас лично с Князевым конфликты были? Из-за той же дисциплины, например? И почему вы говорите, что с вами он боялся связываться?

– Потому что боялся! – гордо выпрямилась Элен. – Попробовал один раз… Видите ли, я иногда опаздываю на репетиции. Вы, как женщина, поймете, скапливается так много дел… В общем, причины всегда уважительные. Тем более мне и незачем приходить вместе со всеми. Пока перед репетицией идет всякая организационная неразбериха, мне там все равно делать нечего. А к началу настоящей репетиции я почти всегда прихожу. Князев же считал возможным делать мне замечания. Публично. И иногда очень даже нетактичные. Я человек спокойный, выдержанный и обычно до спора с ним не опускалась. Но то, что он позволил себе на прошлой неделе, вышло за рамки всех правил приличия.

– Что же он себе позволил? – полюбопытствовала я. Неужели он эту эмансипированную дамочку публично матом обложил?

– Я задержалась, а он пересадил Ольгу со второго пульта на мое место! – Таким тоном обычно говорят о трагедии. О том, что поезд упал под откос или наводнение случилось.

Я, конечно, поняла, что Князев не должен был сажать на ее место Ольгу. Но все же размер катастрофы оценить по-настоящему не смогла, Элен это заметила и решила пояснить.

– Она второй год как из училища. Надо отдать ей должное, за четыре года девочку научили правильно держать скрипку и водить смычком по струнам. Но всерьез говорить о ней, как о музыканте, пока рано. А он посадил ее на мое место. Концертмейстером! Со второго пульта!