Зов пустоты - Максим Шаттам Страница 35

– Папка, беги! – вопил подросток.

И Людивина услышала, как толстяк удирает по гравийной дорожке.

– Черт! – воскликнула она, растерявшись.

Она еще не успела обездвижить подростка, который вырывался, а Гильем держал дверь, трещавшую под яростным натиском пса.

И тут она заметила беглеца в грязном окне.

– Он убегает! За домом! – крикнула она.

Толстяк бежал к пруду, где покачивалась моторная лодка. Если он сбежит, это будет полный провал, в панике подумала она, но тут заметила огромную стремительную тень, что метнулась за беглецом и повалила его на землю. Сеньон не заставил себя ждать.

Когда подростков наконец утихомирили и усадили на крыльце, а собаку заперли в кладовке до приезда кинологов, Людивина обошла дом и обнаружила, что подозреваемый стоит перед Сеньоном, а тот описывает ему, что сейчас произойдет.

– Вы все поняли?

Мужчина раздосадованно кивнул. Он был весь в грязи, под глазами мешки, на лице синюшные следы от гравия, который впечатался в щеку при аресте. Сеньон держался предельно спокойно.

– Мы приступим к обыску вашего дома, – продолжил он. – Если у вас есть оружие, наркотики или детская порнография, мы все найдем. Можете сэкономить наше время и сказать, где искать.

Мужчина пожал плечами.

– Они в спальне, – безо всякого стыда ответил он. – И на компе. Чтобы дети тоже смотрели.

– Вы показываете это своим сыновьям? – ужаснулась Людивина.

– Да, а что? Пусть привыкают.

Она с омерзением выдохнула.

Сеньон подхватил преступника под руку и повел в дом.

– Вас за это уже судили, но вы снова взялись за старое. Тюрьма вас ничему не научила? И все, что там делают с такими, как вы? Вы что, правда хотите туда вернуться?

– Хрен ли делать, я по-другому не могу.

– В смысле? Вы о влечении к детям?

– Типа да. Ну вот такой я. Чё делать-то. По-другому уж никак.

Людивина отошла, пропуская коллегу и подозреваемого, и осталась стоять, уперев руки в бока и глядя, как у забора собираются потревоженные криками зеваки.

В голове звучали слова педофила.

Бесконечно.

Вот он, неоспоримый вывод, тут же вернувший ее к другому делу – тому, что уже неделю занимало все мысли.

В ту же секунду ее осенило – ну конечно!

Это очевидно.

Теперь она была уверена.

23

Голос Моррисси наполнял просторную гостиную пьянящей нежностью, отражался от коричневых стальных колонн, прокатывался по кованому металлу лестницы, скользил по полу и терялся в густом ворсе ковров. Людивина устроилась на удобном диване с романом «Пилигрим» Тимоти Финдли. Она смотрела на буквы, но мысли были где-то далеко. Хотя книга казалась захватывающей, увлечься сюжетом не выходило. Читатель – это лодка, отдающаяся волнам фраз и водовороту страниц. А Людивина была словно привязана к телу, привинчена к реальности, не могла погрузиться в фантазии.

День выдался трудным. Арест педофила, допрос в полиции его самого и сыновей, а Людивина думала лишь о том, как бы улучить момент и переварить безумную догадку, не дававшую покоя с самого утра.

Когда ей наконец удалось дозвониться до Филиппа Николя, он неожиданно внимательно выслушал ее и, хотя это не входило в его обязанности, согласился выполнить ее задание. Ясное дело, он планировал закрутить с кем-то из сотрудниц в Нантере и потому охотно брался за любое дело, которое могло привести его туда.

Наступил вечер пятницы, но Людивина не чувствовала усталости после рабочей недели: напротив, она была перевозбуждена, мозг метался в поисках зацепок. Педофила отправили в тюрьму Флёри-Мерожи, Сеньон сразу же уехал домой, а Гильем понял, что Людивина не находит себе места и бродит по кабинету, словно тигр в клетке. Сообразив, что она все еще идет по следу Рельсового убийцы, он остался с ней еще на час и прослушал последние записи с телефона вдовы Лорана Брака, но не обнаружил ничего интересного. Затем Людивина сказала, что хочет попросить полковника Жиана создать группу исключительно под это дело. Тогда Гильем напомнил, что расследование все еще считается первичным, судья не назначен и официально оно не связано с убийствами двух девушек.

Слова Гильема попали в цель: Людивина поняла, что не надо с головой окунаться в этот вопрос. Она отправила Гильема к молодой жене наверстывать то время, которое они не виделись за эту долгую неделю. Сама же вернулась к себе в Пантен.

Странно, что Марк Таллек ей даже не позвонил, хотя она была уверена, что ему захочется подвести итоги перед выходными. Затем вспомнила, что сама послала его и бросила трубку. Ей стало совестно. Почему она всегда ведет себя с ним так агрессивно? Он начал открываться или, по крайней мере, делиться информацией, и его трудно было обвинять в том, что он действует в одиночку.

Недовольная собой, Людивина вздохнула. Она уже знала, к чему все идет.

Чтобы не завязнуть в своих мыслях, она взяла в руки телефон.

– Вы уже вернулись к нашим баранам? – раздался в трубке хрипловатый голос Марка.

– Я хотела извиниться за сегодняшнее утро, я повела себя не слишком вежливо.

– Ничего. Вы хотя бы его поймали?

– Сегодня он переночует в тюрьме.

– Это прекрасно. Зачем вы звоните? Не только ведь чтобы извиниться?

– Не только… – в замешательстве ответила Людивина, сама не понимая, куда их заведет этот разговор. – На самом деле у меня сегодня было озарение насчет нашего преступника…

– Озарение? Как у медиумов в кино?

– Нет, ну что вы. Как доказательство, которое бросилось в глаза. Рельсовый убийца не останавливался. Он не может остановиться. Он совершил два убийства за восемь месяцев, ему это явно пришлось по вкусу. Я уверена, что он на этом не успокоился и не ждал еще два года, чтобы убить Лорана Брака.

– Кажется, вы говорили, что вторая жертва его разочаровала, что «реальность не соответствовала его ожиданиям» – вот ваши слова. Возможно, второе убийство его надолго успокоило.

– Нет. Он и правда разочаровался. Его фантазии так сильны, что заставили убить дважды. И ему, наоборот, хотелось снова взяться за дело, улучшить процесс, а не смириться с неудачей. Он осторожен, крайне параноидален, тщательный выбор жертвы – часть ритуала, так что да, ему нужно найти хороший вариант, проследить за ней, но так долго он все равно не стал бы ждать.

– Если только эти два года он не провел в тюрьме.

– Так тоже может быть. В любом случае это позволит уточнить его профиль. Желания у него мощные – он не сдерживал их десятилетиями. Впервые он перешел