Антон Леонтьев - Огненный холод Страница 36

В темном коридоре щелкнул выключатель, и молодой человек увидел маму. За два года Верочка разительно переменилась. Из красивой, цветущей женщины средних лет превратилась в худенькую, бледную старушку с впалыми щеками, черными губами и коротко остриженными седеющими волосами. На плечи Верочки была накинута шаль, но женщина дрожала – неужели от холода?

– Мама... Что такое? – спросил Костя. – Ты...

Верочка слабо усмехнулась.

– Хочешь сказать, что я плохо выгляжу? Но со мной все в порядке, уверяю тебя! Не будем омрачать такой счастливый день. Господи, я все-таки дождалась! Знаешь, а ведь бабушка тоже о тебе волнуется. Да, представь себе, постоянно спрашивает. Ты же ее единственный внук...

Верочка пыталась сгладить неловкость, без умолку рассказывала о несущественных новостях, а Костя никак не мог поверить, что худая пожилая женщина, стоящая рядом, – его мама, которой всего-то чуть за сорок.

А дело было вот в чем. У Верочки диагностировали опухоль головного мозга, причем произошло это через полгода после того, как Костю направили в Афганистан. Она приняла решение ничего не сообщать сыну – к чему ему лишние терзания? Верочка дала себе зарок – во что бы то ни стало нужно дожить до возвращения Костика из армии. Умирать раньше она не имеет права! Верочка стойко боролась с болезнью, прошла курс рентгено– и химиотерапии, и недуг на время отступил. Но врачи предупредили ее, что праздновать победу рано.

Узнав страшную новость, Костя никак не мог смириться с тем, что его мать медленно умирает. Но ведь ее можно спасти! Требовались дорогущие импортные препараты, а также операция, однако в Союзе она не делалась.

Костя видел: мама с каждым днем слабеет. Верочка уже давно не работала, получала крошечную пенсию по инвалидности. Теперь ей приходилось проводить большую часть времени в постели, так как ее мучили головные боли, она часто теряла сознание, а левая рука и нога неконтролируемо дрожали.

Федор Петрович Быков жаждал одного – чтобы жена поскорее умерла. Он так и бросил ей в лицо:

– Вот копыта отбросишь, и квартира моей станет. Я ведь здесь прописан! И запомни: это тебе за грехи твои многочисленные!

Костя, узнав о таком его заявлении, припечатал отчима к стенке и тихо, но веско сказал:

– Учти, Быков, в следующий раз раскатаю тебя в лепешку. А теперь убирайся отсюда, да поживее!

– Да что ты, Костя, я ведь просто пошутил! – запричитал Федор Петрович, который испытывал страх перед высоким, широкоплечим пасынком, в глазах которого горела ненависть. Надо же, как мальчишка изменился! Уходил в армию хлюпиком, а вернулся совсем другим. И почему только его в Афганистане, как других, не кокнули?

Молодой человек нашел место разнорабочего на стройке, но его зарплаты никак не могло хватить на то, чтобы приобрести для матери импортные онкопрепараты. Продававшая их из-под полы директор аптеки деловито предупредила:

– Вашей матушке требуется усиленный курс, а значит, в неделю уходит по упаковке.

В месяц требовалось четыре упаковки (каждая стоила восемьдесят пять рублей). И другие лекарства. И физиопроцедуры на дому, что тоже влетало в копеечку. А денег не было. Костя понял, что он должен обратиться к нему. К Дмитрию Евсеевичу Гелло. К своему отцу.

Он бы никогда и ни о чем не стал его просить для себя, но ведь сейчас совершенно иной случай. Гелло сможет помочь, у него имеются связи, он устроит маму в закрытую клинику, обеспечит импортными лекарствами и необходимым лечением. Для него это раз плюнуть! А именно от этого зависит жизнь мамы.

К тому времени (шел уже 1987 год) Дмитрий Евсеевич поднялся еще выше по карьерной лестнице, занимал должность заместителя Председателя Верховного Совета СССР. И переехал с Котельнической набережной (квартира отошла дочери Анжеле) на Кутузовский проспект. Косте стоило больших трудов выяснить, где же обитает Дмитрий Евсеевич – «Горсправка» подобной информацией уже не располагала.

Наконец, узнав адрес, Костя направился к Гелло. Когда милиционер спросил, кто он такой и зачем пожаловал, Константин прямо так и ответил:

– Я – сын товарища Гелло и хочу с ним увидеться!

Через пару минут в холле возник сам Дмитрий Евсеевич. За прошедшие годы он еще больше растолстел и облысел. Хмуро взглянув на Костю, мужчина проронил:

– Что за идиотские шутки? Молодой человек, да за такие заявления вам...

– Дмитрий Евсеевич, я – Константин Быков, ваш сын, – перебил его молодой человек. – Или вы уже забыли о моем существовании? Мне надо с вами поговорить. Немедленно!

К подобному тону Дмитрий Евсеевич Гелло не привык, но, не исключено, именно тон и произвел нужный эффект. Во всяком случае, высокопоставленный чиновник не стал разговаривать с неожиданным визитером в холле. Он только коротко обронил:

– За мной!

Они проследовали в огромную квартиру. Хозяин провел молодого человека в кабинет и, опустившись в кресло за письменным столом, заговорил:

– Я тебя сразу и не узнал... Так чего тебе надо? И вообще, еще раз заявишься сюда и назовешься моим сыном...

– Увы, я тем не менее ваш сын, – холодно оборвал его слова Константин. – И вам это очень хорошо известно, Дмитрий Евсеевич. Мне от вас нужно одно – вы должны помочь моей маме. Ей требуется дорогостоящее медицинское лечение, и обеспечить его в состоянии только вы.

Гелло живо спросил:

– А что с ней? Ах, опухоль головного мозга! Как печально! Что ж, все мы под богом ходим... Но ведь у нас в стране прекрасная медицинская система...

– Дмитрий Евсеевич, – произнес Костя, – я очень прошу вас. Не для себя прошу! Вам же ничего не стоит! Вы такой могущественный человек! Всего один звонок, и мама получит место в лучшей клинике страны. Обещаю, что я никогда и ни за чем не буду больше к вам обращаться. Вы больше никогда обо мне не услышите. Вы же когда-то любили ее...

Дмитрий Евсеевич тяжело вздохнул, поиграл ручкой с золотым пером, поскреб двойной подбородок, снова вздохнул.

– Да, когда-то я ее любил... Правда, все было так давно! И вообще, как я объясню свое участие в судьбе посторонней женщины? Я занимаю ответственный, высокий пост, но именно это делает мое положение крайне опасным. Я не могу позволить себе скандала вокруг своего имени!

Костя пристально смотрел на Гелло. Тот, вдруг смутившись, кивнул:

– Ну, так и быть, я попробую что-то сделать. Но не обещаю...

Внезапно дверь в кабинет распахнулась, на пороге возникла величественная дама в элегантном твидовом костюме, воротник которого был оторочен чернобуркой.

– Но вначале, Дима, подумай о последствиях, – заметила спокойно Вероника Андреевна. – Хватит и той истории, что произошла в прошлом году в Сочи...

Дмитрий Евсеевич, коротко взглянув на Костю, нервно заметил:

– Ника, не при нем же! Но я не могу оставить ее без помощи...

– Кто сказал, что твоя бывшая любовница брошена на произвол судьбы? – спросила супруга. – Она же стоит на учете в онкодиспансере, проходит курс химиотерапии. Так о чем речь? Чем ты можешь ей помочь?

Константин подумал: Вероника Андреевна не упустит возможности пнуть ногой поверженную соперницу.

– Совершенно ничем! – заключила она. – А вы, молодой человек, вообще кто такой? Только не заявляйте, что сын Дмитрия Евсеевича! У вас другой отец, и фамилия у вас другая. А теперь прошу вас покинуть нашу квартиру. Иначе мне придется вызвать охрану!

Костя понял: ни Гелло, ни его жена ничем не помогут. Она ненавидит маму, а он слишком зависим от жены, чтобы ей возражать. Молодой человек вышел прочь, вернулся домой и долго сидел около спящей Верочки.

Дело близилось к финалу. Скорее всего, не помогли бы ни импортные препараты, ни операция, но кто знает, кто знает...

Два с половиной месяца спустя Вера умерла – во сне (в последнее время она много спала, потому что практически все время была на наркотиках). Константин обнаружил это рано утром. Верочка была уже холодной.

«Мама умерла...» – билась у него в голове единственная мысль. Он потерял человека, которого любил больше всего.

К похоронам было все давно приготовлено – Верочка загодя озаботилась, не желая стать обузой для сына и после смерти. Приехала жившая в Зеленограде бабушка, Вера Пантелеевна, взявшая на себя практически все траурные хлопоты. Константин не мог находиться в квартире, где все ему напоминало об умершей матери. Как бы он поступил раньше, всего пару лет назад? Наверняка бы упился в стельку, устроил бы дебош и угодил бы в медвытрезвитель или, того гляди, в КПЗ.

Но тот сорвиголова и шалопай, каким он был до армии, исчез. Жизнь слишком дорога, и ее слишком легко потерять, чтобы растрачивать себя на такие глупости. Костя знал: никто не должен заподозрить, что ему тяжело. Очень тяжело... И не столько из-за того, что умерла мама. Рано или поздно это бы произошло – все люди смертны. Но ведь он, ее сын, ничем не смог ей помочь!

Молодой человек все думал: а что, если бы в тот вечер, когда он побывал у Гелло, он бы обуздал свой нрав, унизился, стал бы канючить? Или, наоборот, пригрозил толстопузому мерзавцу и его супруге, озабоченной нормами приличия, что расскажет правду о двойной жизни Дмитрия Евсеевича... Быть может, тогда бы мама оказалась в специализированной клинике, ею бы занялись лучшие отечественные и иностранные специалисты, была сделана операция, которая пусть и не избавила бы ее от недуга, но хоть продлила ей жизнь и избавила от страданий...