Эмиль Габорио - Рабы Парижа Страница 36

— Получая тридцать пять су в неделю, половину заработка ремесленника, я должен был вбивать в головы своих учеников знание алгебры и геометрии, а их родители смеялись над моей худобой и поношенным платьем…

Тридцать пять су! На них надо было накормить трех человек, да еще у меня была возлюбленная, которую я любил до безумия, а она умирала от чахотки…

Кто бы мог подумать, что это говорит человек по имени Батист Маскаро!

— Я буду краток, — продолжал он, — однажды у нас не было ни сантима, а Ортебиз объявил мне, что моя возлюбленная умрет от недостатка в питании, ей необходимо мясо, вино, жиры…

— Хорошо же!… — сказал я, — ждите меня, друзья, я сумею достать денег!

…Не зная еще, что делать, я выскочил на улицу в совершеннейшем бешенстве. Я не знал — стать ли мне с протянутой рукой или задушить кого-нибудь из-за кошелька. Я бежал по набережной Сены и вдруг, как молния, меня озарила мысль…

Я вспомнил, что сегодня среда, день, когда воспитанники политехнической школы отпускаются по домам. Я подумал, что если я пойду в Пале-Рояль и там зайду в кафе Лемблена… Там я смогу встретить кого-нибудь из своих бывших учеников, которые не откажутся занять мне монету в сто су… Сто су! Это совсем немного, не правда ли, маркиз?… Увы!… В тот день от этих ста су зависела моя жизнь. Жизнь моих друзей и моей возлюбленной… Были ли вы когда-нибудь голодны, маркиз?

Круазеноа вздрогнул. Нет, он никогда не испытывал голода. Но знал ли он, что ожидает его в будущем, его, у которого нет средств, и завтра он может с высоты своего кажущегося величия упасть прямо на мостовые Парижа, в грязь…

— Когда я пришел в кафе Лемблена, — продолжал Маскаро, — то не увидел там никого из своих знакомых. Слуга, к которому я обратился, сперва презрительно оглядел меня с ног до головы…Моя одежда состояла из лохмотьев… Но потом, узнав, что я — репетитор, он ответил мне, что эти господа уже здесь были и, вероятно, скоро вернутся. Он спросил, что мне подать, я ответил, что мне ничего не надо, и сел в уголке…

С тех пор, как я вышел из дому, голова моя горела огнем, теперь же я почувствовал небольшое облегчение. У меня появилась надежда. Я прождал минут пятнадцать, как вдруг в кафе вошел человек, лицо которого мне никогда не забыть. Он был бледен, как полотно. Черты лица искажены. С блуждающими глазами и полуоткрытым ртом он был похож на умирающего.

У него было какое-то горе, это было видно сразу.

Но он был богат.

Когда он опустился на диван, к нему подбежали слуги, спрашивая, чего бы он хотел.,

Хриплым голосом, едва шевеля губами, он приказал:

— Бутылку водки и перо с бумагой!

История, которую рассказывал Маскаро, явно не могла быть им выдумана, слишком он волновался. Маскаро остановился. Никто не произнес ни слова…

Даже бравый, всегда улыбающийся Ортебиз, сидел, нахмурившись.

— Вид этого человека, — продолжал Маскаро, — утешил меня. Так уж мы устроены, что несчастье другого человека как бы уменьшает наше собственное. Для меня было ясно, что незнакомец нестерпимо страдал и внутренне я радовался этому.

Мучения испытывают не только отверженные! Им подвержены богачи!

Между тем ему принесли водку, бумагу и чернила.

Незнакомец налил большой стакан водки и выпил, как воду.

Результат был поистине жутким. Он весь побагровел и, казалось, потерял сознание.

Я наблюдал за ним с каким-то странным чувством. Мне казалось, что между нами возникала какая-то тайная связь. Я вдруг почувствовал, что этот человек станет мне полезен, но вместе с тем я почему-то испугался этого. Я уже собирался уйти, но меня мучило любопытство.

Наконец, незнакомец пришел в себя.

Он схватил перо, написал несколько строк, потом, видимо, остался недоволен написанным, вынул из кармана огниво и сжег лист.

Второе письмо также его не устраивало, как и первое. В сердцах он смял его и положил в карман жилетки.

Третье письмо он начал писать, сначала приготовив черновик. Я наблюдал, как он то мучительно задумывался, то зачеркивал написанное. Было ясно: он не осознает, что с ним и где он. Размахивая руками, он произносил какие-то глухие, отрывочные фразы, будто он был наедине с собой и никто его не мог слышать.

Прочитав еще раз написанное, он остался им доволен. Еще раз переписал и разорвал черновик в мелкие клочья, которые бросил под стол.

Аккуратно запечатав письмо, он позвал слугу:

— Вот вам двадцать франков, — сказал он, — отнесите это письмо по адресу. Ответ принесете мне домой. Вот моя карточка. Поторопитесь…

Слуга быстро скрылся, а незнакомец сразу же поднялся и, расплатившись, ушел.

Что же за драма разворачивалась передо мной? Должно быть, одна из тех мрачных интриг, что потрясают домашнюю жизнь. Этот человек — вероятно, обманутый муж, разорившийся игрок или несчастный отец, которого обесчестил любимый сын.

Меня смущали эти клочки бумаги, что он бросил под стол. Я очень хотел их поднять и узнать, что в них.

Однако я уже говорил вам, что я человек чести, и все мое естество противилось этому.

Наверное, я победил бы это искушение, если бы не появление одного из тех ничтожных существ, которые иногда решают нашу судьбу…

Слуги сновали взад и вперед, из открывшихся дверей потянуло сквозняком. Это вошел один из них. Я решился. Подняв узкую полоску бумаги, прочел слова: "Застрелюсь."

Значит, я не ошибся? Передо мной предстала ужасная загадка, и от меня зависело ее разгадать! Впервые я не мог преодолеть свое навязчивое, гадкое любопытство. Я будто попал в руки неведомой силы и более уже не думал, что делаю…

Слуги не обращали на меня ни малейшего внимания, и я развернул еще два обрывка. На первом было всего два слова: "Стыда и ужаса", на втором: "Сто тысяч франков".

Я замер. Меня мучила жажда узнать секрет. И вот я его почти знаю. Ведь эти три фразы, вернее, обрывки фраз, говорили все!

Подобрав все клочки и составив их воедино, я прочел эту коротенькую записку:

"Шарль, сегодня вечером мне нужны, необходимы сто тысяч франков. Только у тебя я могу их просить, чтобы избежать стыда и ужаса. Можешь ли ты собрать эту сумму через два часа? Смотря по тому, каков будет ответ, я спасен или застрелюсь".

Вы, верно, удивляетесь моей хорошей памяти, маркиз, однако вы должны знать: есть вещи, которые не забываются! Сейчас я будто вижу этот черновик, я могу указать в нем все запятые и все зачеркнутые слова…

Несколько строчек и подпись одного богатого промышленника, весьма известного, почти знаменитого, что пользовался всеобщим уважением. Однако с ним случился один из тех ужасных кризисов, когда разом лишаешься всего — состояния, чести и даже жизни.

Маскаро на минуту остановился: слишком тягостны были для него эти давнишние воспоминания. Никто не осмелился сказать хотя бы слово. Блестящий Круазеноа бросил свою сигару…

— Должен вам сказать, — продолжал Маскаро, — мое открытие меня очень заинтересовало. Я уже не думал о собственном горе, я думал о горе этого незнакомца. Не испытываем ли мы с ним нечто сходное: он страдал из-за ста тысяч франков, я — из-за ста су!

Адская мысль пришла мне в голову. А нельзя ли извлечь выгоду из украденного мною секрета? Мысль вдохновила меня. Поднявшись, я спросил "Парижский адрес-календарь". Выписав адрес промышленника, я ушел. Несчастный жил на улице Шоссе-д' Антен.

С полчаса ходил я мимо прекрасного дома, где он жил. Меня не покидала мысль: что с ним?

Наконец, я решился войти. Слуга в ливрее грубо ответил мне, что господин не примет меня. Сейчас он обедает со своим семейством.

— Ах, если так! — закричал я, — то скажите своему господину, что некий бедняк принес ему тот черновик, что он писал в кафе Лемблена! — Я был так возмущен, что говорил очень резко, и лакей тотчас же повиновался.

Однако он вскоре вернулся и испуганно сказал мне:

— Поторопитесь — господин вас ждет.

Я вошел в обширный кабинет и увидел промышленника с бледным, искаженным лицом. Я растерялся.

— Вы подняли тот черновик, что я разорвал? — спросил он.

Я кивнул и показал лист бумаги, где были наклеены собранные клочки.

— Что вы хотите за это письмо? — произнес он, — я предлагаю вам тысячу франков.

— Клянусь, господа, я вовсе не намерен был продавать этот секрет, мои желания были скромнее. Я хотел сказать этому человеку: "Иной на моем месте, найдя письмо, употребил бы его во зло. Я же возвращаю его вам. Услуга за услугу: одолжите мне пятьдесят — сто франков…"

Однако увидев, как он смотрит на меня, я пришел в ярость и сказал:

Хочу две тысячи франков!

Он открыл ящик и вынул из огромной пачки банковских билетов два. Скомкав их, он бросил их мне прямо в лицо,сказав:

— Возьми, несчастный!

Поль и Круазеноа были настолько потрясены, будто каждый из них получил по кинжалу для совершения убийства.