Зов пустоты - Максим Шаттам Страница 37

Отец твердил ему, что, убив человека, он не станет мужчиной. Нельзя стать рыбаком, украв рыбу, которую выловил другой рыбак. Джинн только забирает жизни, но его собственная жизнь не становится длиннее, и новых жизней он тоже не получает, повторял отец, которому не по душе была самоубийственная связь сына с «Хезболлой».

Отец всегда поддерживал свой авторитет силой, но отсутствовал годами и потому со временем утратил свой вес.

Джинн решил, что больше не позволит этому призраку, какой бы крепкой ни была его хватка, решать свое будущее или, точнее, отсутствие будущего. Он жил сегодняшним днем, благодарил Аллаха за новую отсрочку для выполнения Его задания, которое Он поручил ему через свою Партию. В конце концов Джинн понял, что смерть обходит его стороной лишь потому, что послушно выполняет приказы Небесного Властелина.

В его семнадцатый день рождения отец решил, что Джинну пора стать настоящим мужчиной, и однажды утром объявил, что хочет его женить.

Отцовский призрак объявил об этом так убежденно – и на сей раз без применения физической силы, – что юноша не нашелся, как выкрутиться, и даже не понял, стоит ли это делать. Он не дал отцу согласия, просто ждал.

Он познакомился с Нурой в день их свадьбы.

Она не была ни красива, ни ласкова, ей было немного страшно, но, едва увидев ее, Джинн понял, что она станет матерью его детей.

Он вел себя крайне неуклюже, делал все не так, как она ждала, но показывал уважение и преданность своей спутнице, которая создаст с ним семью. Нура и Джинн научились узнавать друг друга, говорить друг с другом, касаться друг друга, жить душа в душу. Их любовь рождалась медленно, день за днем. Отныне эта любовь толкала Джинна в объятия Нуры, отвращала от объятий смерти.

Он продолжал свою битву, но постепенно место Джинна-демона в рядах «Хезболлы» занял спокойный Джинн: тот, кого готовились сделать мучеником, оказался по другую сторону стены, не среди явных кандидатов на высшую жертву, но среди тех, кто готовил для них плацдарм. В первые годы – стратегический, а затем, когда Джинн уже был готов, – идеологический.

Все эти годы Нура была рядом – целебный бальзам для его израненного сердца. Вопреки словам отца Нура оказалась вовсе не недостающим звеном, превратившим Джинна в мужчину: она стала тем заклинанием, что вновь обратило джинна, духа пустынь, в человека, что положило конец тому странному существу, которым он был с детства.

С Нурой Джинн понял, что влюбиться нельзя, любовь – это чувство, которым овладеваешь постепенно, через узы брака, под действием времени, под гнетом повседневных испытаний. Присутствие Нуры успокаивало. Она была причиной, по которой он возвращался домой, а не делал невесть что.

В придачу ко всему она прекрасно готовила. В этом деле Нура творила настоящие чудеса. Как богиня. Она была способна создать что угодно из ничего. Словно алхимик, она преображала настроение мужа с помощью блюд, и он старался не пропускать домашних обедов и ужинов.

Джинн не был материалистом, он дорожил лишь одной вещью – старым радиоприемником, принадлежавшим его матери. Но Нура сумела обставить их гнездышко, и это много значило для молодого человека, который ценил комфорт, но не придавал значения внешнему виду и еще меньше – расположению мебели в крошечной комнатке, служившей им и гостиной, и кухней. Нура в этих стенах была царицей и умела настоять на своем. Джинн редко мог ей отказать. Даже рассердившись на нее, он все равно начинал скучать по ней и возвращался домой, в их квартиру, где они мирились за волшебной пищей, которую готовила его маленькая колдунья.

В ту самую квартиру в Бейруте, где ее всего за несколько недель источила болезнь. Выпила из нее все соки. Превратила в скелет, который едва дышал в последние дни.

Джинн, который почти не виделся с отцом, вернулся к тому, что умел делать лучше всего: с головой отдался служению «Хезболле».

Так он постепенно занял важное место в Партии Аллаха.

Он бежал от своих мертвецов.

В зеленой сумке, которую ему передал парень в американской университетской толстовке, лежало все для того, чтобы Джинн осуществил свой план, а затем навсегда исчез. Но до того он должен был выполнить последнее задание.

Он купил мобильный телефон с предоплаченной сим-картой и набрал номер, записанный на бумажке, что лежала среди прочих вещей в зеленой сумке.

Джинн договорился о встрече с мужчиной на том конце линии, обсудил опознавательные знаки, сломал сим-карту и выбросил телефон в канал.

Они увиделись в тот же вечер в главном зале парижского вокзала Сен-Лазар. Встретились там, где сказал Джинн, в час пик, когда легко затеряться в толпе. Говорили шепотом. Джинн прятал лицо под кепкой, поднял воротник куртки, чтобы не попасться камерам наблюдения. Даже мощная программа распознавания лиц не смогла бы его вычислить, хотя он сомневался, что кто-то станет использовать такую программу, чтобы его найти. Не сейчас. Его нынешние враги не могли этого сделать вдалеке от своей базы. А будущие враги пока не подозревали о его существовании.

Джинн был точен и краток. Мужчина замер в изумлении:

– Но… я не могу этого сделать… – Его шепот заглушал гомон толпы.

– Друг мой, сегодня мы встречаемся в первый и в последний раз, – ответил Джинн. – Я не стану вновь просить тебя. Но я объясню, почему ты это сделаешь.

Джинн склонился и несколько минут что-то тихо ему говорил.

Когда он закончил, мужчина так и застыл среди толпы, пытаясь прийти в себя; его толкали сотни людей, они куда-то спешили и не обращали на него никакого внимания. У него кружилась голова.

Джинн исчез.

Но его слова остались.

Среди общего равнодушия они звучали громче армии бешеных барабанов.

25

Жажда жизни.

Желание делать все и сразу.

Людивина проснулась в отличном настроении. Она спала крепко и, вопреки опасениям, довольно долго. Накануне она позвонила Микелису, криминалисту в горах, и поговорила с ним так же откровенно, как говорят с психотерапевтом или с проверенным, терпеливым лучшим другом. Часа два они обсуждали понятие вины и роскошь, которую можно себе позволить в мире, где люди делятся на тех, кто имеет либо слишком много, либо слишком мало. Обсудили и ее ошибки, и ее стремление жить. О расследовании она даже не упомянула. Поднявшись в спальню, она завернулась в теплое одеяло из гусиного пуха и наконец погрузилась в роман.

Субботнее утро Людивина начала