Айзек Азимов - Дуновение смерти Страница 4

Все это промелькнуло в мозгу Брейда после слов Дорис о Ранке, словно мгновенное видение, но тут же сникло, рассеялось. Вот как все кончилось — не диссертацией, а цианидом.

Брейд продолжал, следуя своим мыслям:

— Между прочим, у меня есть все основания для траура. Ральф Нейфилд блестяще справлялся с математикой, гораздо лучше, чем я. Вместе с ним мы могли бы подготовить статью для «Журнала физической химии» — отличную математическую статью; она прошибла бы нашего Литлби и заставила бы его пошевелить мозгами.

— Закончи ее с кем-нибудь другим, — сразу нашлась Дорис.

— Можно бы уговорить Симпсона, нового аспиранта, пройти у Ранке курс кинетики и продолжать работу Ральфа, но я не уверен, что Симпсон одолеет кинетику. Кроме того, за одну только доработку проблемы Симпсон не получит степени, а я за это отвечаю.

— Ты и за себя отвечаешь, Лу. И за свою семью, не забудь.

Брейд взболтнул остатки виски на дне стакана. Как решиться сказать ей?

Но тут послышалось шарканье босых ног по ковру в верхнем холле, и разговор прервался сам собой. Детский голос громко позвал:

— Папа, ты дома? Папа?

Дорис стремительно, со сдержанно строгим видом направилась к лестнице.

— Вирджиния…

— Дай мне с ней поговорить, — вмешался Брейд.

— Кэп Энсон передал ей для тебя две главы. Это все, что ей нужно сказать.

— Тем не менее, я с ней поговорю.

Он поднялся наверх.

— Ну, что, Джинни?

Присев на корточки, он крепко ее обнял.

— А у меня к тебе поручение.

Ей шел двенадцатый год.

Пройдет несколько лет, и Джинни станет такой же высокой, как мать. Волосы у нее гладкие и темные, как у матери, и такие же широко расставленные карие глаза, но цвет лица отцовский.

— Когда я гуляла, подошел Кэп Энсон…

— Ровно в пять часов, — ласково улыбнулся Брейд. Он знал маниакальную точность старика и, вспомнив, что подвел его, снова почувствовал стыд. И все-таки он ни в чем не был виноват.

— Да, — подтвердила Джинни. — Он дал мне конверт и велел отдать его тебе, когда ты придешь домой.

— И вид у него был сердитый.

— Да, какой-то надутый, даже не улыбнулся ни разу.

— А конверт у тебя?

— Сейчас. — Она умчалась к себе и вернулась с туго набитым желтоватым конвертом. — Я его для тебя спрятала.

— Большое спасибо, Джинни. А теперь ложись-ка лучше спать. И не забудь закрыть за собой дверь.

— Ладно. — Джинни рассеянно ковыряла пластырь, красовавшийся на ее левой руке. — Вы с мамой будете разговаривать по секрету?

— Мы просто не хотим тебе мешать. Поэтому нужно закрыть дверь.

Он поднялся, слыша, как хрустнули колени, и сунул под мышку рукопись Энсона. Но Джинни не сводила с него блестящих от любопытства глаз:

— Папа, у тебя неприятности в университете, да?

Брейду стало не по себе. Может быть, она подслушивала?

— Почему ты так думаешь, Джинни?

Девочка была явно встревожена и возбуждена.

— Профессор Литлби тебя выгнал?

Брейд едва не задохнулся.

— А вот это уже глупо, юная леди, — сказал он резко. — Марш к себе в комнату. Никто папу не выгоняет. Ступай, ступай.

Джинни ушла. Дверь закрылась, но неплотно, и Брейд прихлопнул ее.

— И чтобы больше ни звука!

Брейд спустился вниз, негодуя про себя. Не следовало сердиться на Джинни, нужно было ее успокоить. Если ей передалась неуверенность родителей, то в этом виноваты они сами.

И тут он решил не ломать голову над тем, как бы помягче и поосторожней изложить все Дорис. «Пусть узнает все как есть», — подумал он с гневом.

Он твердо посмотрел ей в лицо:

— Самое неприятное, Дорис, вот что. Смерть Ральфа Нейфилда не была несчастным случаем.

Казалось, она потрясена.

— Ты хочешь сказать, что он сделал это сознательно? Покончил с собой?

— Нет. Решив покончить с собой, он не стал бы полностью подготавливать опыт. Я считаю, что с ним покончил кто-то другой. Ральф убит.

3

Дорис изумленно посмотрела на мужа и сердито засмеялась.

— Лу, ты с ума сошел. — Она с трудом подавила волнение, глаза ее расширились. — Полиция у вас была? Это они так решили?

— Разумеется, полиция была. Он же умер внезапно. Нет, она ничего не говорила об убийстве. Они предполагают несчастный случай.

— Так, может быть, ты предоставишь им действовать самим?

— Они не все знают, Дорис. Они не химики.

— При чем тут химики?

Брейд рассеянно посмотрел себе на пальцы и потянулся выключить торшер. В голове у него начало стучать, и свет казался назойливым. Теперь только на кухне горели флуоресцентные лампы, и в наступивших мягких сумерках ему стало гораздо легче.

— Банки с цианидом и ацетатом натрия выглядят одинаково, — начал он. — Допустим, Ральф не заметил, что по ошибке схватил не ту банку. Это возможно. И все же его не удалось бы провести.

— Почему?

— Столкнись ты с этим, ты бы сама поняла. Сыщику, например, показалось, что оба препарата состоят из одинаковых белых кристаллов, и, видит бог, я его не разубеждал. Но это два различных вещества, у них разная плотность. Ацетат натрия поглощает больше влаги, поэтому его кристаллы слипаются плотней, чем у цианида. Ральф, как и все химики, набирал реактивы шпателем. Если бы он погрузил шпатель в цианистый натрий, то сразу бы понял, даже с завязанными глазами, что это не ацетат.

Дорис села на кушетку напротив него. Ее неподвижная фигура в полутьме казалась ему враждебной. На темном платье только руки выделялись белым пятном.

— Ты говорил кому-нибудь об этом?

— Нет.

— Не удивлюсь, если и сказал. Ты нередко ведешь себя странно. Но сейчас это уже не просто странности. Я думаю, ты сошел с ума.

— Почему?

— Ну подумай, ведь Литлби почти что обещал тебе в этом году повышение. Ты сам так сказал.

— Не совсем так, дорогая. Он сказал только, что считает одиннадцать лет ожидания достаточным сроком. Но это в равной степени может означать, что он ждет от меня заявления об отставке или собирается меня выгнать, как выразилась Джинни. Ты знаешь, она решила, что я уволен.

— Я слышала, — безучастно ответила Дорис.

— Откуда у нее эти мысли?

— Наверное, услыхала наши разговоры по этому поводу. Она не глухая и достаточно взрослая, чтобы понимать, что слышит.

— Ты не находишь, что не следует развивать в ней неуверенность?

— По-твоему, ложная уверенность лучше? Лу, не отклоняйся от темы: ты должен получить постоянную должность.

— Дорис, наша тема — убийство. — Брейд говорил тихо, но голос его слегка дрогнул.

— Наша тема — твое служебное положение. Если один из твоих учеников отравился, Литлби вполне может воспользоваться этим и задержать твое повышение. Если же ты начнешь разглагольствовать об убийстве и поднимать шум, тогда уже для тебя все наверняка будет кончено…

— Я не намерен… — начал Брейд.

— Да, да, сейчас ты, конечно, намерен молчать, но потом сочтешь своим долгом выкинуть какую-нибудь нелепость. Долгом по отношению к науке или к обществу. Своим проклятым долгом всем и каждому, только не твоей семье.

— Мне кажется, Дорис, что ты не все до конца понимаешь, — сказал Брейд. Меньше всего в этот вечер ему хотелось читать лекцию. — Если в университетском городке появился убийца, я никак не могу отнестись к этому безразлично. Тем более нельзя оставлять убийцу на свободе в химической лаборатории, это уж последнее дело. Если ему снова взбредет в голову убить кого-нибудь, он найдет здесь и помимо цианида сотни, тысячи возможностей. Предугадать, которую из них он выберет, нельзя, даже если нам известно о его намерениях. Разве я выполню свой семейный долг, если стану его возможной жертвой?

— Ради бога, почему же ты?

— А почему кто-то другой? Почему Ральф? Почему в следующий раз не я?

— Ох, зажги свет. — Она сама нетерпеливо включила торшер. — Ты совершенно невыносим. При чем тут убийство? Твой идиот-студент взял по ошибке цианид и сам того не заметил. Можешь говорить что угодно, но факт остается фактом. Он чем-то отвлекся и не заметил. Легко сказать, что ни один химик не спутает цианид с ацетатом, но нельзя же считать химика машиной. Химик тоже может быть рассеянным или раздраженным, сонным, забывчивым или взволнованным. Он может сделать уйму ошибок, самых нелепых. Так было и с Ральфом.

Брейд покачал головой. Свет утомлял его, но он не пытался снова погасить лампу.

— Не совсем так, Дорис. Есть вещественное доказательство.

Он говорил медленно, намеренно выбирая наиболее убедительные для нее слова.

— Ральф был очень методичен и всегда старался заранее подготовить все нужное для экспериментов, чтобы потом не отвлекаться в поисках того, чего нет под рукой. Ральф был педантичен даже в мелочах. Например, для всей серии своих опытов он заранее заготовил десять колбочек с ацетатом натрия, по два грамма в каждой. Когда сыщик ушел, я заглянул в стол Ральфа и обнаружил семь оставшихся колбочек; с виду в них был ацетат натрия. Я решил не доверяться внешнему сходству и проверил содержимое на нитрат серебра. Если бы в колбах присутствовал цианид, даже в ничтожно малой доле, то от первой же капли нитрата должен был выпасть белый осадок цианистого серебра. Но осадка не было. Тогда я нашел колбу, взятую Ральфом для последнего опыта. Она стояла в вытяжном шкафу, прямо против сосуда, где проходила реакция. В ней еще были остатки реактива — это понятно, так как количество ацетата, добавляемого в смесь, не нормируется; вот к стеклу на дне и прилипло немного кристаллов. Я растворил их, добавил нитрат серебра и получил осадок. И хлорид серебра выглядел бы так же, как этот белый осадок, но при взбалтывании хлорид серебра снова не растворяется, растворяется только цианистое серебро. Осадок растворился. Хорошо еще, что Доэни не входил ни в какие детальные расследования, так как сам понял, что это ему не по зубам.