Стенли Эллин - Домашний спектакль Страница 4

– А вот что. Двухместная каюта на пароходе – завтра он и отплывает.

Видишь, дорогой, у тебя совсем не так много времени, как ты думал.

– Завтра? Но мне сказали, что билеты распроданы на месяц вперед!

– Но бывает и возврат. Два часа назад кто-то отказался, я их взяла – и сразу сюда. И если бы не этот ужасный туман – ничего не видно, доехала бы быстрее. Моя машина у подъезда, Майлс. Упакуй сейчас только самое необходимое, остальное – на пароходе. Я иду вниз и жду тебя, Майлс, потому что с тобой или без тебя, но завтра я отплываю. Ты ведь не будешь на меня сердиться, правда, дорогой? Молодость-то уходит.

Мысли наскакивали друг на друга – он попытался их собрать. Значит, едва избежал паутины Ханны – и вот теперь, кажется, попался в другую.

Бежишь, как сказал доктор. Всегда бежишь и никуда не прибегаешь. И руки устали, и ноги – все тело. Добегался.

– Ну, – продолжала Лили, – решайся, дорогой. Он провел ладонью по лбу.

– Где машина?

– Прямо на дороге.

– Хорошо, – сказал Майлс, – подожди в ней. Просто сиди и ничего не делай, не сигналь – ничего. Через десять минут я спущусь. Самое большее – через пятнадцать. Вещи у меня почти все в городе, захватим их по дороге.

Он открыл дверь и легонько подтолкнул ее к выходу.

– Ты найдешь машину, Майлс? Такого тумана я что-то не помню.

– Найду, – ответил он. – Сиди и жди.

Он захлопнул дверь, затем прислонился к ней – к горлу подступила тошнота. Громкие голоса в соседней комнате, взрывы идиотского хохота, грохот проигрывателя, включенного на полную мощность, – казалось, все объединилось против него, не позволяя побыть наедине с собой и подумать.

Как пьяный, он поднялся по ступенькам в спальню. Достал чемоданчик и начал наугад в него что-то кидать. Рубашки, носки, золотые вещи из шкатулки на столике. Затем навалился на чемоданчик всем телом – чтобы больше входило.

– Что ты делаешь, Майлс?

Он даже не обернулся – знал, какая у нее сейчас мина, и не хотел ее видеть. Еще и она тут.

– Я уезжаю, Ханна.

– С ней? – изумленно прошептала она. И тогда ему пришлось поднять голову. Ее огромные глаза не отрываясь смотрели на него, лицо было совершенно белым. Рука вертела висящее на груди украшение – серебряную маску, он купил ее на Пятой авеню за неделю до свадьбы.

Все еще не веря, она продолжала:

– Ты стоял с ней в коридоре. Я не подсматривала, Майлс, просто спросила доктора, где ты...

– Перестань! – закричал Майлс. – Не нужно оправдываться.

– Но ведь это она.

– Да, она.

– И с ней ты хочешь уехать?

Его руки все еще лежали на крышке. Он оперся на них, опустил голову и закрыл глаза.

– Да, – ответил он наконец. – Так получается.

– Нет, – с неожиданной яростью крикнула она. – На самом деле ты вовсе этого не хочешь. Ведь она не для тебя, и в целом мире для тебя нет никого, кроме меня.

Он надавил на крышку – замок с легким щелчком закрылся.

– Ханна, тебе лучше было не приходить. Я бы тебе потом написал и объяснил...

– Объяснил? Когда будет уже поздно? Когда поймешь, что ошибся?

Майлс, послушай. Послушай меня, Майлс. Я говорю тебе это потому, что люблю тебя. Ты делаешь ужасную ошибку.

– Я сам буду расплачиваться, Ханна.

Он встал – она подошла и неистово вцепилась в него обеими руками.

– Посмотри на меня, Майлс, – прошептала она. – Неужели ты не видишь, в каком я состоянии? Неужели не понимаешь, что скорей нас обоих не будет на свете, чем я тебя отпущу и останусь одна?

Это было ужасно. Паутина оказалась настолько прочной, что пришлось напрячь все силы. Наконец он высвободился – Ханна стала опускаться на пол. Затем вдруг потянулась к столику, и Майлс увидел нацеленный на него пистолет – он сиял у нее в руке холодным, смертельно-голубым светом. Рука сильно дрожала: должно быть, оружие так же напугало ее, как и его. Гротеск этой сцены был настолько очевиден, что с страх улетучился и сменился возмущением.

– Убери-ка эту штуку, – потребовал Майлс.

– Нет, – он едва расслышал ее ответ. – Пока скажешь, что передумал.

Он сделал шаг ей навстречу – она отпрянула столику, но пистолет по-прежнему смотрел на нег Словно ребенок, который боится, что у него отнимут игрушку. Тогда он остановился и с преувеличенным безразличием пожал плечами.

– Не делай из себя дуру, Ханна. На сцене надо представления устраивать, а не дома.

Она качала головой, медленно и отрешенно.

– Ты все еще не веришь мне, Майлс.

– Нет, – ответил он, – не верю.

Майлс отвернулся – сейчас раздастся выстрел, и огонь пронзит ему лопатки. Но ничего не произошло. Тогда он схватил чемоданчик и ринулся к двери.

– Прощай, Ханна, – сказал он. И, уходя, на нее даже не посмотрел.

Из-за слабости в коленках каждый шаг ему давался с трудом. На нижней ступеньке он остановился – переложить чемоданчик в другую руку – и тут увидел доктора Мааса со шляпой в руке и в наброшенном на плечи пальто.

– Итак, – доктор пытливо посмотрел на него, – вы тоже уходите с этой встречи?

– Встречи? – переспросил Майлс и горько усмехнулся. – Ухожу от кошмара, так вернее, доктор. Не стоит говорить это гостю, но думаю, вы меня поймете: какой-то маразм, и с каждым часом все крепчает. От него-то я убегаю, доктор, и как хотите, но очень счастлив.

– Нет-нет, – ответил доктор. – Я вполне понимаю.

– Меня ждет машина, так что могу вас подбросить.

– Спасибо, – отказался доктор. – Мне недалеко. Они дошли до входной двери и вместе вышли на улицу. Холодный и мокрый туман их сразу же окутал – Майлс поднял воротник пиджака.

– Мерзкая погода, – заметил он.

– Ужасная, – согласился доктор. Он взглянул на часы, а потом неуклюже сполз на тротуар и исчез, как морж в сугробе. – До встречи, мистер Оуэн, – донеслось из тумана.

Майлс проводил его взглядом, снова взял чемоданчик и, пряча нос в воротник, стал спускаться. Он был уже на тротуаре, как дверь позади него зловеще заскрипела, предупреждая об опасности.

Майлс повернулся – на пороге, конечно же, стояла Ханна с пистолетом. Но теперь она держала его крепко, двумя руками, и угроза стала реальной и неотвратимой.

– Я надеялась, Майлс, что ты поймешь, – она выговаривала слова, как ребенок. – Надеялась, что поймешь.

В отчаянии он всплеснул руками.

– Нет, – дико закричал он. – Нет.

И тогда он услышал грохот, кусочек пламени влетел в него, ударил в грудь, и весь мир обратился в небытие. Теперь он мог различить лишь одно: склонившегося над ним доктора, жестокое и равнодушное лицо которого странным образом напоминало лицо Сатаны.

И тут Майлс вспомнил: такое уже было. Было тысячу раз и будет повторяться снова и снова – до бесконечности. Занавес сейчас опустился, но через мгновение поднимется, и на сцене опять появятся декорации домашнего спектакля. Потому что он был в аду, и самое ужасное, что он это понимал и видел, как беспомощно барахтается в колесе собственной судьбы. А потом сознание провалилось во внезапно наступивший Мрак – до следующего раза...

– ТЕПЕРЬ УЖЕ БЛИЗКО, – сказал голос.

Он летел. В каменно-холодную тьму...