Игорь Колосов - Экстремальный диалог Страница 4

Пожалуй, звонок с урока Андрей воспринял с положительной стороны не только потому, что уже проголодался и хотел идти домой. Причина была и в этом немом созерцании. В самом деле, сколько можно так откровенно изучать его?

Он не торопился, желая сначала пропустить учеников и покинуть кабинет последним, но тут он заметил, что Яна, похоже, ожидает чего-то подобного. Брюнетка явно задерживалась. Не отдавая отчета своим действиям, Андрей быстро сложил папку. Не хватало еще поймать на себе ее взгляд, оставшись с ней наедине.

Он торопливо шагнул на выход, смутно осознавая, что перед ним выходят последние из учеников. И покинуть кабинет ему не удалось.

Брюнетка его окликнула.

— Андрей Анатольевич, извините. Можно у вас кое-что узнать?

Яна шла между рядов. Учитель находился на пороге кабинета, и ей пришлось окликнуть его через весь класс. Еще немного — и он бы вышел. Но Яна успела. Она не хотела, чтобы кто-то из одноклассников услышал, как она обратилась к Андрюше. И, похоже, так и случилось. Все уже спешили по домам, прочь из школы.

Андрей смотрел на нее, ощущая себя так, словно ее голос заставлял его подчиняться. Такая переливчатая мелодия экзотической птицы, слишком красивой, чтобы верить, что она милая и безопасная, но с невероятной силы магнетизмом.

Ковалевская была в розовой блузке с глубоким вырезом, в белой облегающей юбочке, доходившей лишь до середины бедер. Кажется, сегодня она еще менее напоминала девушку, пришедшую в школу, нежели вчера или при первой встрече. И что поразило Андрея больше всего, это ее взгляд. То, как он изменился.

В ее взгляде не осталось ничего от прежней бесцеремонности. Сейчас перед Андреем находилась обычная ученица, скромная, стеснявшаяся того, что вынуждена обратиться к учителю.

— Да?

Он почувствовал неловкость, неуклюже развернулся, прошел назад к учительскому столу. За окнами вдаль тянулись серые крыши частного сектора и голые черные кроны яблоневых деревьев. Как будто и не весна вовсе.

— Я хотела спросить, — Яна подошла к столу, остановилась.

— Да? — повторил он. — Я слушаю.

Неужели ему действительно все показалось? Да, он бывал раньше мнительным, но не до такой же степени!

— Понимаете, Андрей Анатольевич, — заговорила она, то глядя ему в глаза, то почти стыдливо отводя взгляд. — Вы вот тут говорили… очень интересно…

Пауза. Брюнетка, кажется, не могла подобрать слов. Андрей застыл, так подействовал на него ее голос, ее близость. Ему вдруг показалось, что она сейчас спросит, чем же так отличились поляки и чехи, что Румынии до них далеко. Абсурд, конечно, но он уже практически ждал от нее подобных слов. Между тем от такой выпускницы, какой являлась Ковалевская, сложно было ожидать столь яркого интереса к экономической географии.

— В общем, мне очень понравилось, как вы рассказывали, и я… подумала… У вас можно изучать географию более углубленно, чем на обычных уроках?

Андрей растерялся. Стоял и смотрел на свою ученицу. И молчал. В ее глазах что-то изменилось. Кажется, промелькнула некая жесткость, а может и ухмылка, но Яна тут же отвела взгляд, словно опасалась, что учитель заметит больше, чем ему в данной ситуации дозволено.

— Более углубленно? — наконец, пробормотал Андрей.

— Да, Андрей Анатольевич, — она снова заглянула ему в глаза и снова отвела взгляд.

— Э-э… — его рука непроизвольно приподнялась, потерла подбородок. — Понимаешь…

И снова он запнулся: побороть оцепенение было нелегко. Яна решила использовать эту паузу.

— Вы, конечно, много чего рассказываете, но… понимаете, хотелось бы побольше. Ну, а на уроках у вас, наверное, на это времени не хватит. Да и многим это не понравится. Захотят, чтобы вы давали материал только по плану и больше ни-ни. Но вы ведь можете заниматься дополнительно с теми, кто хочет большего. Ведь так?

— Яна, — собственный голос показался ему неуверенным и робким, словно это он был учеником и просил учительницу о чем-то немыслимом. — Дело в том, что мой предмет не является важным для выпускных классов, не входит, так сказать, в основу среднего образования. И… Для географии не предусмотрены факультативы, какие-то дополнительные занятия, работа с репетитором. Вот в чем беда. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Брюнетка с готовностью кивнула, словно хотела сделать это еще раньше, до того, как он закончил говорить.

— Я поняла. Андрей Анатольевич, но тогда вы не могли бы сами ввести что-то вроде факультатива для таких, как я?

Теперь Андрей почувствовал настоящую неловкость.

— Боюсь, ничего не получится, Яна, — он развел руками. — Я всего лишь учитель, а не директор школы. Вряд ли Клара Борисовна допустит такую вольницу.

Яна снова кивнула.

— Хорошо, — вкрадчиво сказала она. — Тогда пусть дополнительные занятия проходят вне школы, в свободное время. Для одной меня.

Теперь она взгляд не отводила. Смотрела оценивающе, как на мужчину, что подошел к ней познакомиться. Куда только делась вполне правдоподобная застенчивость?

Андрей сглотнул. Он словно шел по карнизу с завязанными глазами, не зная, в какой стороне его шаг превратится в падение.

— Андрей Анатольевич, вы ведь не против того, чтобы хоть кто-нибудь знал больше, чем положено по школьной программе?

Только что он уже был готов признать, что эта аппетитная старшеклассница либо издевается над ним, либо просто-напросто поспорила с кем-нибудь из подруг, что пойдет на такой двусмысленный разговор. И вот снова ощущение, что перед ним странная любительница географии. Она словно жонглировала половинками его сознания.

— Я-то не против, — пробормотал он. — Но… как…

— Мы могли бы заниматься у меня дома. Моя мать ничего не будет иметь против.

Все-таки она его смутила. Он даже закашлялся.

— Яна, это… Вряд ли это получится, — будто спохватившись, он быстро поправился. — Давай, поговорим об этом другой раз. Знаешь, я сейчас спешу, и ты… думаю, ты меня…

Она не дослушала то, что он хотел сказать.

— Как знаете, Андрей Анатольевич. Извините за беспокойство.

И тотчас же вышла из кабинета, молниеносно, словно выбежала, он опомниться не успел. Он был уверен, что она продолжит свои уговоры, попытается выжать из него все, что возможно, но Яна повела себя, как обиженная девушка, которую парень не пригласил на свидание. Резкий переход оказался подобен пощечине. Или бокалу вина, выплеснутому в лицо.

— Ничего, — только и пробормотал Андрей, но брюнетка его уже не слышала.

Он перевел дыхание, отер тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Вспотел не только лоб. Спина тоже мокрая: рубашка прилипла.

Даже идя домой, он по-прежнему не мог объяснить, что же только что произошло.

ГЛАВА 3

Мать поставила перед Андреем тарелку с ароматным фасолевым супом.

— Тебе гречку или, может, отварить вермишель? — спросила она.

— Зачем что-то варить? Если гречка есть, подогрей гречку.

— Может, лучше вермишель?

Андрей усмехнулся, покачал головой. Вот так всегда. Будет вокруг него суетиться, будто он — ребенок, не понимающий, чего он на самом деле хочет. Попроси он вермишель, она бы предложила гречку, расписывая, насколько полезна эта каша. И наоборот. Словно от правильного выбора второго блюда, по меньшей мере, зависело его здоровье.

— Не надо, мама. Завтра сваришь вермишель.

— Ладно, — сдалась женщина.

Некоторое время он молча поглощал свежеприготовленный суп. Мать возилась у плиты. Иногда он поглядывал на нее, если она поворачивалась к нему.

Отец Андрея умер три года назад. Цирроз печени. Конечно, не последнюю роль сыграло излишнее увлечение алкоголем, но многие, кто заливал куда сильнее и чаще, по-прежнему живы.

Мать сильно сдала за эти три года. Постарела. Как-то внезапно. Хорошо все-таки, что он опять живет здесь. И для матери сейчас это особенно важно. Она и раньше надышаться на него не могла, до сего дня относится к нему, как к ребенку, но теперь, потеряв мужа, сын для нее стал единственным по-настоящему родным существом. Его трехлетнюю отработку она перенесла не легче, чем службу в армии, хотя Андрей приезжал почти на каждые выходные.

Любопытно, не будь он у матери единственным, она относилась бы к нему по-другому? Андрей склонялся к мнению, что ничего бы не изменилось. Он знал людей, кто был у родителей единственным, но там подобного обожания все-таки не было. Да, родители в подавляющем большинстве любят своих детей, однако разница всегда есть, в зависимости, сколько любви сердце человека вмещает изначально.

Или ему так лишь казалось? Из-за того, что он смотрел на все со стороны, не являясь членом той или иной семьи? Из-за того, что любому человеку свое всегда ближе? Конечно, он ни в чем не был уверен.

Мать забрала у него пустую тарелку.