Андрей Константинов - Решальщики. Раскрутка Страница 40

— А когда это было?

— Так вот в ту самую пятницу. Получается пятнадцатого числа.

— Понятно, неделю назад. И с тех пор Андрей не появлялся?

— Ясен пень! Наплел ей утром, что сгоняет в коротенькую командировку и в понедельник вечером будет у нее. Конечно, ни в понедельник, ни во вторник он не объявился. А эта дура теперь твердит, что с ним случилась беда. И ведь никак не разубедить, понимаете?

— Вы в полицию обращались?

— Ходили. Нанесли, так сказать, визит.

— И?

— Откровенно поржали и сказали, что даже заявление не примут.

— В общем-то, я в чем-то их понимаю, — признался Купцов.

— И все-таки… — Прагматичный Петрухин просто не мог не задать сугубо меркантильного вопроса: — Сколько она стоила, эта сабля? Вы несколько раз повторили «дорогая вещь», но так и не назвали конкретной цены.

— Сабля дорога сама по себе как произведение ювелирного и оружейного искусства, — тяжко вздохнул Петр Николаевич. — В оформлении эфеса нет драгоценных камней, да и золота совсем немного. Но это уникальная работа. Иран, вторая половина восемнадцатого века. Вы понимаете, господа?

— И все-таки? Плюс-минус?

— Тысяч шестьдесят. Минимум.

— Две тысячи баков? — В голосе Петрухина отчетливо слышалось разочарование.

— Шестьдесят тысяч долларов! — печально «разжевал» Московцев.

Минут через пять, когда виски был допит (причем в одну харю!), несолоно-хлебавшие решальщики и захмелевший эксперт по Скандинавии покинули уютный кабинетик «Альфонса» и вышли на Загородный проспект.

На невеликой парковочке перед рестораном, на самом почетном месте мирно паслись представительский «мерс» Голубкова и «вольва» с синими шведскими номерами. В роли пастуха выступал брюнетовский телохранитель Влад. Отрабатывая свой охранный хлеб, он старательно вертел головой по сторонам, изображая профессиональный контроль за «секторами потенциального обстрела». Почерпнувший сию манеру явно из второсортных голливудских боевиков, Влад смотрелся довольно комично.

Брюнет выбрался из салона «вольвы», где все это время, по-видимому, проводил сеанс психотерапии с Анной Николаевной, и направился навстречу мужчинам. Телохранитель Влад, продолжая «работать работу», тревожно подсобрался и пристроился следом.

— Так о чем в итоге договорились? — спросил Брюнет.

— Сейчас отвезу Аньку домой, — ответил Московцев. — Надеюсь, за пару часов она отойдет. А там — жду твоих орлов. На месте, так сказать, преступления. Ты как, не возражаешь?

— Да за-ради бога. Главное, чтобы они не возражали.

— Подъедем. Чего ж не подъехать? — подтвердил Петрухин, и после этих его слов Леонид задумался о чем-то своем.

— Тогда всё. Спасибо за понимание, Виктор.

— Брось, не за что. Как говорится: близкие люди — ближе не будет.

Брюнет и Московцев дежурно-формально обнялись.

— Интересная женщина, — изрек Купцов, провожая взглядом удаляющуюся «вольву».

— Уж слишком не от мира сего, — не согласился с ним Петрухин. — Витя, я так и не понял: в какой такой студии она служит?

— Анька — она по профессии дизайнер, занимается интерьерами. А студия у нее на Гороховой. Это ей Петька устроил. Правда, там не совсем студия, а скорее магазинчик. Одним оформлением интерьеров в наши дни прожить трудно: заказы то есть, то нет.

— А этот Петр Николаевич? Ты, вообще, давно его знаешь? Что за человек?

— Петя — дерьмо редкостное, хрен ему между… Но специалист хороший. Сможем мы ему как-то помочь?

— Если честно — едва ли. Где этого Андрюшу искать: на конкурсе чтецов-декламаторов? Или на сайте фанатов Бродского?

— Жаль, — равнодушно резюмировал Брюнет. — Но вы все-таки к ним наведайтесь, раз пообещали… Ладно, я уехал. Ежели чего — звоните.

Виктор Альбертович и Влад загрузились в машину, а решальщики побрели в сторону Владимирской площади, так как для их «фердинанда» козырного места на элитной парковочке сегодня не сыскалось.

— А мы с тобой куда сейчас? В контору? — спросил Борис.

— Вот уж хренушки! — сердито отозвался Дмитрий. — Из-за твоей псевдоинтеллигентской скромности я лишился возможности откушать на халяву в элитном заведении. Так что сейчас мы направляемся обедать. И платишь — ты!

— ЧЕГО?!

— Ути, никак за кошелек испужался? Не боись, матрос ребенка не обидит. Надеюсь, хотя бы на шаверму у тебя хватит? Знаю я тут один неплохой подвальчик.

— Это ты про свою «Сахару»?

— А чем плох вариант?..

Питерская шаверма, та самая, которая в Москве — «шаурма», в Твери — «шаварма», а в какой-нибудь Праге так и вовсе — «гирос», давно сделалась продуктом культовым, окончательно и бесповоротно вытеснившим с городских улиц знаменитые ленинградские пирожки. А ведь старшее поколение до сих пор с ностальгической теплотой вспоминает колоритнейших, крупногабаритных теток в ватничках, поверх которых надевались относительно белый фартук и относительно белые нарукавники. Ах, как сноровисто они выуживали из деревянной тележки-короба, натыкая алюминиевой вилкой дымящееся жареное чудо «с мясом по десять, с повидлом — по пять»! Кое чудо заворачивали в листок вощеной бумаги или просто в обрывочек чековой ленты для кассового аппарата. У-у-у! «Где вы теперь, кто после вас целует пальцы?..»

Теперь на смену теткам пришли «шаверматоры-бастурматоры».[25] Те, что со скорострельностью автомата выдают на-гора обильно политую майонезным соусом кучку сомнительного происхождения мяса на пластиковой тарелке, обрамив оную плавающим в жиру фритюрницы картофелем-фри и стружками капустного салата. В подавляющем большинстве авторы этого универсального кулинарного рецепта принадлежат к той многочисленной плеяде гостей города, о которых принято говорить: «Загостились». А временщики, как известно, они и в Африке временщики. Живя в полнейшем неведении относительно того, что «день грядущий нам готовит», они и коронное блюдо свое готовят сообразно этому тезису. Будучи нечистоплотны не только на руку, но и на руки (здесь — от слова «антисанитария»). Неудивительно, что принимать пищу из таких рук брезговал даже сверхнеприхотливый и всеядный Петрухин. Чей желудок обладал феноменальной способностью без видимых последствий переваривать то, что желудком среднестатистическим категорически отвергалось еще, так сказать, на входе.

Однако шалманчик в самом начале улицы Большой Московской в данном случае составлял исключение из общего правила. Эту точку Дмитрий приметил, а приметив — обжил еще в начале 2000-х, когда она только-только открылась под странноватым названием «Сахара». С тех пор у точки несколько раз менялись и вывески, и контингент, и стратегические инвесторы, но вот обстановка и ассортимент большею частью оставались неизменно прежними. И столь же неизменно все эти годы здесь с особой теплотой привечали Петрухина, проходившего по разряду ВИП-клиентов. За какие-такие особые заслуги — история умалчивает. Помимо прочих льгот и знаков внимания, «виповость» подразумевала, что при заказе шавермы в тонкий лавашик закатывалось ровно то количество и ровно такое сочетание ингредиентов, которое любил персонально Петрухин. Причем совершенно неважно — кто именно в день визита уважаемого гостя оказывался за стойкой — ветеран ли общепитовского труда волоокая Алия, пережившая несколько здешних ремонтов и хозяев, либо буквально накануне принятый на временную работу внеочередной родственник непонятного родства Максуд.

— Ну и что ты об этом думаешь, инспектор? — копируя петрухинские интонации и попутно слизывая с пальцев соус, спросил Купцов.

Форматом заведения салфетки к столам допускались, но по причине дополнительных ненужных расходов не приветствовались.

— Думаю, что такую дуру надо еще поискать, — с набитым ртом ответил Петрухин.

— Да-а, барышня, бесспорно, оригинальная. В богемной среде таких чистых людей действительно не найти.

— Но Андрей-то нашел?

— А как он ее, Дима, нашел?

— Чуется мне, что кто-то нашептал мужику о том, что осталась на белом свете такая вот белая ворона. Она же — романтичная особа.

— Хм… Любишь ты все усложнять. А если он случайно в эту студию зашел?

— Не-а, Леня, не случайно… не случайно. Очень уж все подозрительно гладко получается: шмотки, манеры, стихи Бродского… и даже время его появления — перед закрытием — не случайно. Да еще и дождь этот.

— Дождь тоже он подстроил? — невинно поинтересовался Купцов.

— Насчет дождя ничего не скажу, — отозвался Петрухин. — Дождь — он и есть дождь… явление, так сказать, природы. Заказать его нельзя. Но чтобы все остальное совпало… извините!

— Извиняю. А если все-таки случайность? Вот шел-шел человек по улице и увидел вывеску — «студия»! Сообразил, что ему это нужно… Зашел. Увидел. Победил. Женщина-то действительно симпатичная весьма… а? Ну а с саблей этой так уж вышло — случайно. Можешь возразить, инспектор?