Мария Жукова-Гладкова - Бриллианты требуют жертв Страница 40

– Она открывается только снаружи, Сережа, – вздохнул Николя. – Тут никто не собирался пересиживать революцию. Или бомбежку. Погреб делали, чтобы прятать наши семейные богатства. И чтобы воры остались тут, в подземелье если вдруг случайно сюда проникнут. Но банкир почему-то не остался… Может, сломалось что-то в механизме. Или он оказался слишком хитер… В общем, мой прадед спрятал тут то, что не смог вывезти. Чтобы потом приехать и забрать то, что по праву принадлежит им. Теперь мне, как Беловозову-Шумскому.

– А у вас эта фамилия? – поинтересовалась я.

– Нет, только Шумской. Мой отец решил избавиться от одной части. Но я – наследник всего, что тут хранится.

– Шиш тебе, – сказал Балаев и взял меня за руку. Фонарик оставался у него, и он им освещал дорогу. – Пошли-ка, Юля Смирнова, взглянем на богатства Беловозовых-Шумских. Тем более раз ты без оператора.

– Послушайте, месье Сережа, мадемуазель Юля! Я, конечно, готов с вами немного поделиться…

– Ты представляешь, Юля, он все время, пока мы в клетке сидели, молчал про богатства! Про то, что лежит тут, в погребе. Или должно лежать, если банкирская сволочь все не распродала и не перетащила к себе наверх.

Я поинтересовалась, что Николя говорил Балаеву. Как он объяснял свое появление в подземелье?

– Интересом к антиквариату. У нас с нынешним хозяином тоже возникли разногласия на этой почве. В смысле с Глинских. А ты, Николя, запомни: сам ты ничего из богатств прадедушки из России не вывезешь. Ни официально, ни неофициально. Тут каналы нужны. Давно проверенные и апробированные. А одиночек всех сдают. Знакомым Юли Смирновой надо же показать, как они контрабандистов ловят. Юля потом репортаж делает об их самоотверженной работе. А крупные дельцы как возили, так и возят, и дальше возить будут. Правда, Юля?

– Правда, – вынуждена была признать я.

– Но у меня есть список… – открыл рот Николя.

Балаев сказал ему, куда его засунуть, потом передумал и велел:

– Дай сюда. Сразу и проверим.

– У меня его нет с собой!

– Где он?

– На квартире, которую я снимал.

Тут я вспомнила, как органы пытались выяснить путь проникновения Николя в Россию и место, где он тут обосновался, и поинтересовалась ими. Николя долго вздыхал.

– По поддельным документам, что ли, приехал? – хмыкнул Балаев, который вручил фонарик мне, а сам стащил верхний сундук на землю. – И думал вывезти отсюда все это добро? – Балаев широким жестом обвел подземелье. – Ну и дурак же ты, Николя.

Француз заявил, что приехал на рекогносцировку. Балаев ругнулся себе под нос. Открыл сундук. В нем лежали старые платья. Балаев вытащил одно, плюнул, опустил назад, порылся в сундуке и опустил крышку.

Я невольно вспомнила, как несколько лет назад ходила в Эрмитаж на выставку платьев Екатерины Великой. Ведь во всех романах, посвященных нашим царям, описываются роскошные наряды, в которых щеголяли дамы. Я предвкушала удовольствие. Однако была разочарована. Если драгоценности хранятся веками, то ткань выцветает, «стареет», если так можно выразиться. Наряды показались мне блеклыми. Чем-то они напомнили мне оставшиеся от бабушки платья. Я живу в квартире, которую мне завещала тетка. Раньше они жили с бабушкой, и тетка оставила все ее вещи. А когда я разбирала шкафы уже после смерти тетки, увидела одежду двадцатых и тридцатых годов. Бабушка одета в эти платья на сохранившихся фотографиях. Но они по большей части оказались непригодными к носке и даже перелицовке. Ткань «состарилась», кое-где ее поела моль.

То же самое произошло и с нарядами графини Беловозовой-Шумской, покинувшей Россию перед революцией. Она-то явно надеялась вернуться и снова щеголять в своих роскошных туалетах. Тогда роскошных. Вывезти их не могла. Я подумала, сколько же сундуков приходилось таскать за собой господам во время путешествия. Ведь эти платья занимали не в пример больше места, чем наша современная одежда.

Балаев тем временем рявкнул на Николя, чтобы помог ему стаскивать сундуки и открывать их.

– Платья прабабушки можешь забирать себе, – хмыкал Балаев. – Ну и барахла было у бабы. Как у наших. И все им мало.

Я опять обратилась с вопросом к Николя. Где он остановился в Питере? Про поддельные документы подробнее не выясняла. Меня это не интересовало.

Николя снял квартиру. Опять же на чужое имя – своего двоюродного брата (по документам которого приехал). Который тоже претендует на прабабушкино наследство. В следующий раз они планировали приехать в Россию уже вдвоем.

– А звонили откуда? – не унималась я.

– В смысле?

Я сказала про квартиру студента-медика. Николя мялся. Потом признался, что в целях конспирации перебирался по общему балкону в соседнюю пустующую квартиру.

– Ну просто иностранный шпион, – хмыкнул Балаев.

– Давайте обговорим проценты, месье Сережа, – обратился Николя к Балаеву.

– А, уже другую песню завел, – хмыкнул Балаев, добравшийся до картин, которые быстро просматривал опытным глазом и составлял назад.

– Если вы, месье Сережа, готовы взять на себя решение вопроса по перевозу во Францию наследства, по праву принадлежащего семье Беловозовых-Шумских, законным представителем которых я являюсь…

– Ты эти речи оставь для кого-нибудь другого, – перебил Балаев. – Десять процентов получишь.

Николя аж задохнулся от возмущения.

– Это я вам могу дать десять процентов за…

– Ты можешь подать на меня в суд, – расхохотался Балаев. – И на банкира Глинских можешь подать.

– А вы будете? – вдруг спросил Николя. – Месье Сережа? Мадемуазель Юля?

Не сговариваясь, мы с Балаевым расхохотались.

– Юля, ты будешь на банкира в суд подавать? – спросил Балаев у меня.

– Нет.

– А что будешь делать? – спросил заинтересованно.

– Да вот думаю, в органы идти – естественно, к своим знакомым, или к крестному отцу Ивану Захаровичу. Признаться, склоняюсь к последнему варианту. Если Иван Захарович одновременно окажет содействие в препровождении Глинских в «Кресты».

– Для него можно и другие интересные места подобрать. Знаешь ведь, что у нас принято держать русских рабов? Ну, положено так по рангу. Мне они, например, не нужны. Но положено. Я готов взять банкира.

– Буду очень рада, – призналась я. – А вы его в яму посадите?

– Можно и в яму, – кивнул Балаев, добравшийся до ящика с подсвечниками, которые, как я видела, заинтересовали его больше, чем все, что он видел до этого. – Приедешь ко мне в гости на банкира помочиться? Ах да, ты же женщина… Тебе будет неудобно в яму мочиться на банкира.

– Ничего, потерплю неудобства ради такого дела.

Балаев опять расхохотался.

– Господа, – обратилась я к Николя, погрузившемуся в угрюмое молчание, и Балаеву, активно исследовавшему богатства графов Беловозовых-Шумских, на которые он явно вознамерился наложить лапу.

– Ну, чего надумала?

– Вам не кажется, что мы делим шкуру неубитого медведя?

– Какого медведя? – спросил Николя. – Прадед никогда не увлекался охотой. Шкур тут нет.

Я пояснила Николя про такое выражение в русском языке. Обращаясь к Балаеву, сказала, что для начала – пока фонарик еще горит – нам нужно обследовать подземелье на предмет другого выхода.

Балаев предложил дождаться прихода банкира – раз приходил каждый вечер, почему бы ему не появиться и сегодня? Если бы он хотел нас всех убить, убил бы сразу же. Если бы хотел уморить Николя и Балаева голодом, не давал бы хлеб и воду. А раз давал, значит, преследовал какую-то цель. Главное: мы нужны ему живые. Вероятнее всего, для получения информации. Поэтому по мере приближения вечера нам следует занять места у лестницы и приготовиться к схватке. Втроем мы банкира уж как-нибудь скрутим.

– На тебя, Юля, я, признаться, гораздо больше надеюсь, чем на Николя, – заявил Балаев. – И голова будет очень кстати… Интересно, банкир такой же впечатлительный, как Николя? А пока не надо терять времени, посмотреть, что брать, что не брать. Вывозить-то придется сразу же. Не оставлять же? Юля, с тобой я поделюсь, не думай. Я прекрасно знаю, что надо делиться. Тогда тебе самому больше достанется.

– А со мной не надо?! – заорал Николя.

– Зачем мне с тобой делиться? Что ты мне сделаешь?

– А она? – спросил Николя.

Балаев хмыкнул:

– У нее есть знакомые… которые могут доставить мне много неприятных минут. Можно, конечно, ее убить. Но женщин я не убиваю. Принципиально. И ее будут искать. По-настоящему. Разные люди. Зачем мне такие неприятности? Правда, Юля?

– Значит, что мы имеем? – обратился Иван Захарович Сухоруков к собравшимся за столом. Штабу по спасению Юльки, как сказала Татьяна. – В особняке таинственным образом исчез французишка. Теперь Юлька.

– Может, взорвать? – предложил Лопоухий.

– Тогда точно подумают на нас, – усмехнулся представитель чеченской диаспоры. – Как где взрыв – обязательно говорят: чеченский след.