Филипп Ванденберг - Тайна скарабея Страница 40

Почему она, если у нее действительно было такое намерение, выбрала столь необычный способ, чтобы избавиться от него? Или Гелла Хорнштайн вовсе не хотела его убивать? Может быть, она просто хотела выиграть время для более вероломного поступка? Вопросы и еще раз вопросы. Камински напрасно искал ответ.

Чтобы скорее заснуть, он вытянул ноги и скрестил руки на груди. И сам испугался: сейчас он был похож на мумию. Будто ужаленный, Артур вернулся в прежнее положение.

«Я с ума сошел, – сказал он себе тихо, – я больше не владею своим сознанием». Он приподнялся на постели. В темноте похрапывал вор Али. А если он, Камински, – убийца?

Он где-то читал, что якобы люди могут в трансе или в бреду против своей воли делать вещи, о которых потом и не вспомнят. Был ли он способен на убийство? Он не считал себя настолько способным поддаться чужой воле. Нет, он просто не мог себе представить, чтобы при любых обстоятельствах был способен убить Фостера.

Для полиции обвинить его было проще всего, потому что он последний видел Фостера. Он не мог сказать, каким образом, но был твердо уверен, что так же быстро выпутается из этой истории, как и попал в нее.

Больше всего его занимала Гелла и ее предательский поступок, какому он не находил объяснения. Его чувства в отношении ее менялись каждое мгновение. Поначалу его переполняла ненависть, доводившая до сумасшествия.

Конечно, он должен был бы серьезно обдумать свое положение. Несомненно, он должен был быть крайне обеспокоен неожиданной смертью Фостера. Но Камински думал – по крайней мере, делал вид, что думает, – только о реальности. При этом все, что с ним случилось за последние дни и недели, никак в нее не вписывалось. Грязная темная вонючая камера с храпящим вором – вот реальность.

По закону на следующий день Камински должен был предстать перед судьей, занимавшимся проверкой законности содержания под стражей. Так ему сказал Хассан Наги. Но утром ничего не произошло.

Камински отказался от безвкусного серого риса под коричневым соусом и потребовал встречи с Наги, сопровождая свою просьбу красноречивыми жестами. Надзиратель, которому Камински дважды излагал свои требования, два раза возвращался ни с чем, объясняя, что комиссара сейчас нет в Асуане.

К тому же его нервировал вор Али, часами рассказывавший свою биографию. Али говорил, не обращая внимания на то, что Камински не понимает ни слова. Артур в это время метался по камере как дикий зверь и пытался остановить Али, обращаясь к нему на немецком, английском, сопровождая все это выразительной жестикуляцией, но так и не смог прекратить этот поток сознания.

В результате сильного нервного перевозбуждения Камински крепко заснул и проспал беспробудно всю ночь. На рассвете надзиратель без церемоний растолкал его и дал понять, что комиссар готов его выслушать.

Камински спросонья ответил, что больше не хочет видеть комиссара, – ему нужен судья, занимающийся проверкой законности содержания под стражей. Но потом сообразил, что надзиратель все равно его не поймет, поднялся и пошел с ним.

Путь пролегал от тюрьмы до полицейского участка, где на первом этаже их ожидал Наги.

– Чаю? – любезно спросил Наги и, не дожидаясь ответа, налил ароматную жидкость в стаканчик для зубных щеток.

Он долго насыпал в чай коричневый сахар, аккуратно его размешивал, откашливался, заполняя паузу перед неудобным высказыванием, и наконец произнес:

– Вы свободны, мистер Камински. Можете идти. И лучше прямо сейчас.

Камински ожидал всякого, но столь обходительное требование покинуть тюрьму застало его врасплох. Он выпустил из рук стакан, который поднес было ко рту, и тот, упав на пол, разлетелся вдребезги. Его правая рука повисла в воздухе, словно все еще сжимая стакан.

– Свободен? Почему? – ошарашенно спросил Камински.

Наги поднялся из-за стола, встал за своим стулом, опершись о спинку, и принялся объяснять:

– Мистер Камински, я с самого начала не был уверен, что передо мной убийца Фостера. Конечно, есть свидетельские показания, да и ампула в вашем кармане сослужила вам недобрую службу. Но когда мы проверили обе ампулы, то установили, что в той ампуле был морфий, а в вашей – нервно-паралитический яд слабой концентрации. И прежде всего, происхождение ампул разное. Ампула Фостера – немецкая. Ампула, которую нашли вы, – русская. К тому же история, которую вы мне рассказали, звучала довольно неправдоподобно, а опыт показывает, что в выдуманных алиби намного больше логики, чем в настоящих. История с мумией, которую вы обнаружили и предложили купить Фостеру, показалась мне невероятной, поэтому я решил все проверить. Я полетел в Абу-Симбел, встретился с археологом Хассаном Мухтаром, и уже вечером мы начали поиски входа в гробницу. При этом произошла неожиданная встреча. В строительном бараке, который вы описали, мы увидели…

– Я знаю, – перебил Камински, до сих пор сидевший молча, – в строительном бараке вы встретили доктора Геллу Хорнштайн.

– Вовсе нет! – возразил Наги. – Мы встретили старого знакомого – Камаля Седри. Седри – глава банды спекулянтов, которая перепродает антиквариат за границу. Я его неоднократно арестовывал, но ничего не мог доказать. Сопровождал Седри человек, которого вы, мистер Камински, знаете. Это официант из ресторана «Эль Саламек», в котором вы обедали с Фостером…

Камински опустился на стул, который ему предложил Наги. Этого он никак не ожидал. Он зажал ладони между коленями и беспомощно спросил:

– А Гелла Хорнштайн? Что с доктором Хорнштайн?

– Не имею понятия, – коротко ответил Наги и, прищурившись, добавил: – Об этой даме вы уж как-нибудь сами позаботьтесь.

35

Жак Балое и Рая Курянова были в пути уже двадцать дней. Вопреки обещанию Курош доставил их не в Хартум, потому что, как он заверял, это было слишком рискованно. Курош приземлился на песчаной полосе в пустыне, неподалеку от Вади-Хальфы, и посоветовал обратиться к человеку по имени Хамман. Он был начальником местного полицейского участка и за вознаграждение мог бы им помочь.

Вади-Хальфа раскинулась у Нила. Днем она превращалась в город призраков: солнце здесь палило немилосердно. И днем каждый человек на улице бросался в глаза, тем более двое европейцев. Этот город не мог похвастаться ничем, кроме вокзала. Собственно, и «вокзал» было условное название, всего лишь конечная станция ветки из Хартума, откуда два раза в день отправлялся поезд.

Водитель такси, которого они спросили о мистере Хаммане, заявил, что не знает человека с таким именем, тем более в полиции. Начальник полицейского участка в Вади-Хальфе – его дальний родственник по фамилии Мехаллет. Тогда Рая и Жак решили отправиться на вокзал и сесть в первый поезд, отправляющийся на юг.

Хоть они и забронировали места первого класса (на суданской железной дороге есть только четыре класса билетов), поездка оказалась крайне утомительной. Колесные пары и колея, казалось, не совпадали по размерам, и если поезд ехал со скоростью больше пятидесяти километров в час, то создавалось впечатление, что вагон вот-вот сойдет с рельсов. К тому же поезд останавливался у каждого столба, а бывало, что и посреди чистого поля, если у дороги показывалась группа людей с мелким домашним скотом. Насколько можно было увидеть через полуопущенные жалюзи на окнах, в четвертый класс пассажиры садились вместе с козами, овцами и телятами.

Через двенадцать часов они наконец достигли города Абу-Хамед. Здесь Нил, словно передумав, резко менял направление, широкой дугой в сотню километров снова тек на юг, пока вновь не оказывался в Ливийской пустыне.

Проводник, получивший зеленую банкноту, забыл все свои остальные обязанности и обслуживал только пассажиров-европейцев. Он посоветовал им поужинать в придорожном ресторанчике во время часовой остановки. Поезд, как он заверил, не отправится, пока они не займут свои места.

Когда Жак и Рая вернулись, в их купе уже расположился темнокожий, одетый во все белое суданец. Он немного говорил по-французски, что было редкостью в англо-египетском кондоминиуме. Мужчина оказался необычайно вежлив, представился каким-то непроизносимым именем и добавил, понимая трудность его для европейцев, что его можно называть просто Абд-эль-Халик.

Абд-эль-Халик говорил бегло, переходя на различные языки, и не проехали они и трех остановок, как Рая и Жак знали всю биографию суданца. Они узнали, что Абд-эль-Халик был капитаном грузового судна и следовал в Порт-Судан, чтобы перевезти в Суэц тысячу тонн фосфата.

Около четырех часов утра они проехали город Бербер. К тому времени они настолько подружились, что Балое решился рассказать суданцу, что они совершили побег и у них с Раей нет паспортов, и спросить, не сможет ли он доставить их в Суэц на своем судне.

Абд-эль-Халик выслушал его с интересом, потом задумался и в конце концов сказал, что не советовал бы нелегальным пассажирам выходить в Суэце, потому что там самые суровые чиновники в мире. Но на полпути в Суэц он будет делать остановку в египетской Сафаге, там проще сойти на берег незамеченными. Если он чем-нибудь сможет им помочь…