Алексей Макеев - Отложенное самоубийство Страница 42

Теперь я могу практически точно воссоздать картину случившегося душным вечером тринадцатого июня девяносто первого года. Вот что у меня получается. Сначала Алоис Кальт.

Врач в девять часов утра начинает прием у себя в праксисе. На работу он приехал на черном «Опеле Астра». До пяти он принимает больных и никуда не отлучается. В шесть вечера Алоис Кальт оказывается у Харуна и Наджии. Домой не заезжает. Примерно в девять-полдесятого звонит домой, чтобы предупредить жену о том, что остается до утра у афганцев. Он разговаривает с Беа. Беа дома одна — Генрих уехал в кнайпу к Свену Дево. В шесть часов утра на следующий день Алоис Кальт возвращается домой. Он успевает обменяться с Беа только несколькими словами. Жена сообщает ему, что случилась беда, но она защитит семью. Через несколько минут поддатый инспектор Крюкль с полицией врывается в дом Кальтов и начинает обыск. Беа хочет признаться, что это она задавила Ханса и Гретель, но Алоис Кальт, видя, что следы указывают на его жену, объявляет себя серийным убийцей. Крюкль пытается обвинить Беа, но вынужден арестовать Кальта. Так начинается превращение заурядного семейного доктора в кровожадного «Баварского монстра». С Алоисом Кальтом на этом все. Он сходит с нашей сцены.

Следующий персонаж трагедии — Беа Кальт, урожденная Дево. Беа весь день была дома с сыном. Десять минут седьмого Генрих уезжает на белом «Фольксвагене Гольф», принадлежащем его матери, в кнайпу своего дяди. В девять-полдесятого Беа звонит ее муж от Харуна. Около десяти часов вечера Генрих возвращается домой с двумя мертвыми ребятишками в багажнике машины. Беа дает ему снотворное и укладывает спать. Говорит, что она сама обо всем позаботится. Что делала Беа Кальт с десяти вечера до шести утра, пока неизвестно. Этот промежуток времени является решающим в поиске могил Ханса и Гретель. Единственная моя зацепка — это Свен Дево. Со слов Дженнифер я знаю, что Свен живет в доме престарелых. Необходимо с ним поговорить. Возможно, он знает, что делала той ночью Беа Кальт. С ней пока тоже все.

Теперь непутевый сынок четы Кальтов Генрих. Разгвоздяй. До шести вечера Генрих болтается дома. Потом, выпросив у матери деньги, берет без ее ведома «Фольксваген» и уезжает в кнайпу. Там он сидит до девяти вечера и напивается. После девяти часов Генрих отправляется домой, но через несколько минут его останавливает Крюкль. Человек-пингвин тоже пьян и зол. Он садится за руль «Фольксвагена» и везет Генриха в полицию. По дороге пьяный Генрих засыпает. На темной лесной дороге нетрезвый Крюкль насмерть сбивает Ханса и Гретель. Видимо, он решает свалить свое преступление на спящего Генриха. Человек-пингвин бросает машину и бежит через лес. Он наверняка стер все свои следы в «Фольксвагене». Его с младшим Кальтом никто не видел. Сколько бы Генрих ни доказывал, что не он задавил малышей, никто бы ему не поверил. Решили бы, что он просто сводит с Крюклем счеты. В общем, Генрих привозит мертвых детей домой, с облегчением передает все дела в руки матери и, приняв снотворное, засыпает. Остается неясным только, как Крюкль смог впоследствии заставить Генриха молчать. А так с этим балбесом тоже все.

Остается последний герой трагедии — Хеннинг Крюкль. Грубый, жестокий, да еще, как выясняется, трусливый пингвин. Опасный тип. Его роль в трагедии теперь ясна. В дом Кальтов он заявился, чтобы арестовать Генриха. Он же знал, что Генрих был в машине, когда погибли дети. Но вместо дрожащего от страха шалопая он вдруг обнаружил Беа, которая заявила, что это она ездила в лес к источнику. А тут и Алоис Кальт признался, что это он задавил детей Райнеров, да к тому же убил многих других. Крюкль увидел возможность схватить самого «Баварского монстра», за которым он безрезультатно гонялся уже давно, и не упустил ее. Тем более что Алоис Кальт ему подыгрывал, делал все новые и новые признания. Хотел этим самым спасти от тюрьмы свою больную жену. Болван! Однако мне непонятна злость Кальта на Беа. Почему он все время хочет, чтобы именно Беа оказалась виновной в смерти Ханса и Гретель? Зачем посылал меня в монастырь на горе? Загадка.

За окном деловито шумят колокола. Я доедаю последнюю булочку с корицей и делаю последний глоток кофе. Пора на работу. Конвоирую себя к компьютеру. Усаживаю за стол. Ламбада сидит (лежит?) рядом с клавиатурой и задумчиво смотрит на темный экран. Осторожно глажу геккона по светлой в крапинку спинке. Ламбада замирает, напрягается, но не протестует. Расслабься, малыш, мы же друзья!

Включаю «комп». Проверяю электронную почту. Среди рекламного спама спрятался ответ от Алоиса Кальта. Старик ждет нас в субботу в четыре. О’кей. Приедем. Каково-то ему будет узнать, что он зря просидел за решеткой двадцать лет? Жена и сын оказались невиновны. Но теперь уже поздно пить боржоми, коль почки отвалились. Прожитую напрасно жизнь обратно не вернуть.

Лана больше не звонит. Наверное, собирается в Лондон. Вот и еще одно заполненное отделение моего сердца закроется навсегда. Безостановочный поток времени уносит женщину-кошку от меня все дальше в прошлое. Уносит так же, как унес детский садик, летнюю дачу в синих лесах, залитые солнцем лесные поляны, белую панамку, короткие штанишки на лямках. Детство… Унес жизнь, прожитую с Виолеттой… Унес маму… Я опять депрессую? Мне бы кожзаменитель, блин!

Ламбада тыкается острой мордочкой мне в палец. Просится на ручки? Нечего-нечего! Большой уже! Сажаю геккона в горшок с цветами. Пусть больше гуляет на природе. Полезно. Общение с природой оберегает от стрессов.

Возвращаюсь за компьютер. Крюкль тоже не звонит. Видимо, мое посещение Генриха в клинике прошло для него незамеченным. А может быть, он знает об этом, поэтому и затаился? Выслеживает меня на своем черном «Мерседесе»? Караулит под окнами? Мне становится страшновато. Призраки, убийцы… Какая все-таки интересная у меня жизнь!

Смотрю на часы — пора собираться к Феде на поминки. Сегодня он работает до обеда — отпросился у шефа. Шеф у них на «брюках» личность не рядовая. Король какого-то бывшего германского королевства. Федя мне рассказывал, что сам видел в Интернете церемонию восшествия своего шефа на престол. Коронацию. Теперь его величество торгует старым хламьем, но традиция неукоснительно соблюдается. Цепочка монархической династии не рвется. В прошлом Германия была разделена на множество королевств, княжеств и тому подобных феодальных владений. Значит, и тронов осталось немало. Если трон освобождается, его занимает наследник престола. На всякий случай. Чтобы не пустовал. Такое правило.

Ламбада вылез из горшка и путешествует по стене. Ждет, пока я переоденусь. Геккону собираться не нужно. Он всегда готов к переменам. Как флюгер. Так, костюм, рубашка, галстук в тон. Диктофон остается дома. Сегодня у него выходной. Смотрю на себя в зеркало. Мутные глаза, мутное лицо, мутное настроение. Типичный хрюня, как говорит Лана. Земной представитель не имеющей смысла жизни. Тщательно причесываю редкие седые волосы. Критически осматриваю себя снова. Вообще-то ничего. В целом сойдет.

Мобильник пиликает — дает добро на выход. Федя никогда по телефону зря не разговаривает. Звонит и сразу отключается. Экономит. О’кей. Ламбада, пошли!

Федя живет на втором этаже собственного дома. Первый этаж он сдает каким-то сирийцам. Затаскиваю себя наверх с Ламбадой в кармане пиджака. «Халло! — Халло!» Квартира уже наполнена беспорядочным женским мельтешением. Дженнифер, Катя, Люся, даже Ванесса бегают взад-вперед, нагруженные тарелками, кастрюлями, подносами, стаканами… У них под ногами мешается, несмотря на преклонный возраст, «Иди, жри!». Мужики вечно не дают женщинам спокойно все приготовить!

Сажусь рядом с Геной на диван в гостиной. Ламбада со мной. В кармане. Федя едва успевает включить мне телевизор, как тут же уносится c хозяюшками на кухню. Помогать. Им необходимы мужские руки. Открывать банки и бутылки. В квартире пахнет чем-то горелым, но вкусным.

Пока хозяюшки накрывают на стол, вполглаза смотрю телевизор. У Феди есть только российские каналы, хотя по-немецки он говорит с детства — вырос в немецкой деревне. Новости с родины не окрыляют. Цены взлетают, космические ракеты падают. Лучше бы было наоборот. Дженнифер зовет всех к столу. Ну, наконец-то! Борщ, куриная лапша, блины, сладкие булочки, водка. Продуктовый набор, выстилающий покойнику гладкую дорогу в Навь. Первая рюмка, не чокаясь. «Наташе светлая память! Эх, хорошая была женщина!» Закусили. Вторая рюмка, не чокаясь. «Да, лучшие уходят раньше!» Закусили. Третья рюмка, не чокаясь. «Ну, все там будем!» Закусили.

Дженнифер угощает, но сама почти ничего не ест. Сидит на очередной диете. Федя не любит полных женщин. А по-моему: если хочешь похудеть, ешь все подряд, но ничего не глотай. Пользуюсь тем, что Люсин рот занят куриной ногой и пока молчит, только чавкает. Спрашиваю Дженнифер: