Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный Страница 43

– Да дуры они полные! – воскликнул Руденко. Он поднял глаза на Смелякова, наморщил лоб, и чёрная родинка над бровью выразительно шевельнулась, словно жила своей отдельной жизнью.

– А вы так запросто определяете, что представляет собой человек? – усмехнулся Виктор. – Впрочем, что я с вами время трачу. Я вас нашёл, а дальше – не моё дело. Суд определит степень вашей вины.

– Суд… – обречённо пробормотал Руденко. – Неужели нельзя без суда?

Виктор поднялся и развёл руками:

– Любишь кататься, люби и саночки возить. Слышали такую поговорку, гражданин Руденко?

Тот молча кивнул.

И тут Виктора что-то толкнуло изнутри. Такую вселенскую беззащитность источала сгорбившаяся фигура Игоря, такую обречённость, что Смеляков не выдержал.

– Послушайте, Игорь Семёнович, – заговорил он. – Могу предложить вам одно очень лёгкое решение этого дела. Но вам придётся раскошелиться.

– Заплатить? Кому? Штраф? Или лично вам?

– Э-эх! Гражданин Руденко, а я-то решил с вами по-человечески, – махнул рукой Смеляков.

– Простите, товарищ лейтенант… Я просто не понял…

– Не мне заплатить, а женщинам, которых вы обманули. У меня есть их адреса. Если вернёте им почтовым переводом их деньги, думаю, они вас простят.

– Согласен! – Руденко вскочил со стула и едва не бросился к Смелякову, чтобы обнять его, но заставил себя остановиться.

– Вот и хорошо, что согласны. В таком случае я даю вам два дня. Если через два дня не принесёте мне квитанцию и копию телеграммы, в которой вы приносите ваши извинения этим женщинам, то я возбуждаю уголовное дело.

– Господи, да я сегодня же… Я прямо сию минуту…

– Только не подумайте, что вы разжалобили меня. Просто мне не хочется заниматься бумажной вознёй.

– Я сегодня же всё сделаю! – с жаром повторил Ру-денко.

Виктор чувствовал себя удовлетворённым. А на следующий день Руденко приехал к нему в отделение и привёз квитанцию почтового перевода.

– Вот и славно! – скупо улыбнулся ему Смеляков. – Будем считать этот инцидент исчерпанным.

– И всё? – уточнил на всякий случай Игорь. – Я могу идти?

– Да. Ступайте, Игорь Семёнович…

Смеляков долго смотрел на квитанцию. Дело было закончено, не успев начаться.

«А здорово он испугался! Только вот не верю я, что он впервые занимался мошенничеством. И пачки у него были аккуратно склеены, и за машину щедро приятелю заплатил, то есть твёрдо знал, какой навар будет у него за день… Нет, парень промышляет этим. Может, не развернулся во всю мощь, но работает профессионально… По какому он адресу живёт? Так-так… Надо предложить его операм из Бауманского отделения, раз он в их районе проживает. Кажется, из него может получиться неплохой агент…»

Смеляков поднял телефонную трубку и неторопливо покрутил диск, набирая нужный номер. Выяснив, кто из оперативников отвечал за участок, где проживал Руден-ко, Виктор связался с нужным ему сотрудником.

– Заявления этих азербайджанок лежат у меня. Объяснительная от Руденко тоже у меня, – сказал Смеляков. – Так что могу дать тебе всё это добро, если заинтересуешься. А ты уж распоряжайся всем по собственному усмотрению. План по приобретению небось горит? А на этой ком-пре ты легко исправишь ситуацию.

– Дорогой мой, я к тебе сегодня же приеду. Такой подарок! Вы меня порадовали!

– С тебя бутылка.

– О чём разговор! У меня есть классный коньяк.

– Тогда прямо у меня и обмоем. Только я сегодня засиживаться допоздна не могу, потому что мне завтра дежурить. Так что ты постарайся не позже семи.

– Буду… Ещё раз спасибо за помощь…

Между тем московская Олимпиада заканчивала триумфальное шествие. Медали сыпались в копилку олимпийской сборной СССР золотым потоком. Люди радовались атмосфере доброжелательности весёлого праздника и красивого зрелища. В один из тех дней в отделение поступила сводка об оперативной обстановке в городе, где было сказано, что в Москве не зарегистрировано ни одного преступления: ни разбоев, ни угонов автомобилей, ни изнасилований.

«Оно, конечно, понятно, – подумал Смеляков, – нагнали милиции со всей страны! Когда на каждого гражданина приходится по два милиционера, трудно совершить преступление. К тому же основную массу неблагонадёжных лиц выперли из столицы месяца за два до начала Олимпиады. А многие, как я думаю, и сами выехали на время, чтобы избежать неприятностей. Только сводка эта – фикция. У меня за вчерашний день две кражи было в „Ингури“, только я не зарегистрировал их, а потому их вроде как и не было. Потому и сводка чистенькая получилась. Хотя, конечно, сейчас, во время Олимпиады, обстановка почти райская. Кстати, за „Ингури“ надо браться всерьёз. Там кто-то активно шурует, и наверняка не один человек, пора выявить эту братву…»

В воскресенье, 3 августа, состоялось закрытие Олимпиады. В тот день Смеляков дежурил в «Спутнике». С четырнадцатого этажа он любовался красочной церемонией завершения спортивного праздника. Перед ним почти как на ладони лежал стадион «Лужники», в заходящих лучах солнца сверкала золотистая чаша для олимпийского огня, обрамлённая лозунгом: «Быстрее, выше, сильнее!», пестрели бесчисленные разноцветные флаги.

Когда небо над Москвой начало незаметно угасать, погружая город в тонкую вечернюю синеву, над стадионом плавно взмыла гигантская кукла олимпийского Мишки, мягко подталкиваемая яркими лучами прожекторов. Зрелище было завораживающим. Виктора охватила острое, щемящее чувство печали. Казалось, весь город в те минуты был переполнен нежностью и любовью. Откуда-то из репродукторов доносились звуки прямой трансляции со стадиона, Лев Лещенко и Татьяна Анциферова нежно исполняли прощальную песню: «На трибунах становится тихо… До свиданья, до скорых встреч…» Небо продолжало затухать, и в подкрадывающихся сумерках залитое светом пространство «Лужников» приобретало всё более сказочный вид. Улыбчивый олимпийский Мишка поднимался выше и выше, постепенно теряясь в розоватой бездне засыпающего небосвода, лучи прожекторов уже не доставали его. А на телевизионных экранах в те минуты проплывали ряды зрителей на стадионе, нескончаемой чередой появлялись умилённые плачущие лица. Все были искренне растроганы и счастливы…

«Вот и кончился праздник, – подумал Виктор. – А у меня его словно и вовсе не было. Теперь-то режим станет поспокойнее, можно будет в следующие выходные наконец-то отдохнуть».

Он подумал о Вере и живо представил её лицо. За время Олимпиады он ни разу не созванивался с Верой, и теперь почувствовал, как сильно ему не хватало её.

«Верочка, милая Верочка…»

А через несколько дней после закрытия Олимпиады из Баку прибыла большущая почтовая посылка на адрес 96-го отделения милиции, но на имя Смелякова. Виктор не сразу догадался, кто был отправителем, несмотря на указанное имя. Он уже успел забыть двух азербайджанок, которым пронырливый гражданин Руденко подсунул советские майки вместо итальянских кофточек. В посылке оказались душистые фрукты.

– Ёлки-палки! – воскликнул Смеляков, стоя над раскрытой коробкой. – Пётр Алексеич, вы только гляньте, что мне прислали: тут персики, абрикосы, груши…

– Это кто ж так расстарался для тебя? – Сидоров, не выпуская изо рта дымящейся папиросы, взвесил на ладони большущую грушу, источавшую нестерпимо вкусный аромат.

– Да были у меня как-то две пострадавшие. Это они, видать, в благодарность за то, что я им не только деньги вернул, но и заставил человека, обманувшего их, извиниться перед ними.

– Во! А многие говорят, что народ у нас бессердечный и не умеет ценить нашу с тобой работу.

– Угощайтесь, Пётр Алексеич. Надо ребят позвать, пусть порадуют душу…

– Этак у тебя ничего не останется.

– Всю эту груду мне всё равно одному не одолеть.

– Давай лучше на вечер оставим, откупорим винца и отдохнём на славу…

– Верно, посидим вечером, расслабимся… Кстати, Пётр Алексеич, надоумьте, как мне с «Ингури» грамотно разобраться?

– А что, кражи замучили?

– Регулярно.

– У тебя есть какая-нибудь информация по этому поводу?

– Да, от одного из агентов, которого я получил от своего предшественника, поступила информация, что в «Ин-гури» постоянно отдыхает группа карманников, которая орудует на 33-м маршруте троллейбуса.

– В таком случае ты свяжись с ребятами из ООПГ.[13] Попроси их помочь. Там ребята толковые. Они с одного взгляда щипачей определяют, карманники – их специализация. Только как всё провернёте, сразу определитесь с тем, как результат будете делить. Они-то наверняка на себя одеяло станут тянуть, но кражи-то на нашей территории и раскрытие их за тобой должно быть. Не забудь всё оформить, а то получится, как тогда с наркотой в «Гаване».

– Ладно, Пётр Алексеич, всё сделаю чин чинарём.

Виктор невольно вернулся мысленно к недавнему эпизоду, связанному с задержанием продавца наркотиков в ресторане «Гавана». В тот раз к нему поступила информация от его агента, что некто по кличке «Муха» регулярно сбывает анашу в «Гаване». Сидоров со Смеляковым легко взяли Муху и через него вышли на владельца анаши, на квартире у которого обнаружили пятьдесят килограммов наркотического зелья. Успех был оглушительным, но Виктор забыл застолбить в учётной группе РУВД раскрытие за своим агентом, и карточка на раскрытое преступление пролежала в управлении долгое время без соответствующей отметки. В конце концов в неё была внесена фамилия опера из районного ОУРа, в результате чего Смеляков и его агент лишились денежной премии. Виктор злился на себя, но ничего поделать не мог… «Что за рассеянность такая? Мозги стали просто стариковские, ничто в голове не держится, всё вылетает!» – ворчал он, не осознавая, что причиной была вовсе не невнимательность, а самая обыкновенная человеческая усталость. Дел всегда хватало в избытке, приходилось держать в памяти колоссальный объём информации и принимать решение одновременно чуть ли не по десятку сложнейших вопросов, наступая порой на горло собственной совести и принципам. Всё это не могло не сказываться на нервах, поэтому, когда после высасывающей все жизненные силы работы очередное преступление раскрывалось, Виктор выбрасывал из головы такие «пустяки», как оформление соответствующих бумаг. «Дело сделано, а бюрократия потерпит», – вздыхал он, чувствуя огромное облегчение от сброшенной очередной тяжести. Через день он, разумеется, спохватывался и заполнял всё должным образом, но в тот злополучный раз, вернувшись с задержания в «Гаване», он напрочь забыл о карточке на раскрытое преступление и вспомнил о своём «проколе» только во время очередного премирования…