Гнев Пигмалиона - Ирина Градова Страница 44

Виктор вздохнул и, отбросив платье стоимостью в сто двадцать тысяч, опустился на покрывало. Он машинально взъерошил рукой свои темные волосы, а Наташа знала, что художник всегда так делает, когда находится в затруднении.

– Светлогоров опасен, – сказал он наконец. – Ты видела Регину?

– Видела, – кивнула Наташа. – Но это было вчера, а ты прискакал сегодня, как будто тебя бешеный петух клюнул!

– Сегодня он приперся в мой дом.

– Что-о-о? – выпучила глаза Наташа. – Зачем?!

– Выследил Регинку – она в аптеку ходила. Слава богу, что тебя в тот момент не было: этот, как его… Анатолий спас тебя от этой встречи!

– Что он сделал? – едва слышно спросила девушка.

– Ничего.

– Как тебе удалось его выпроводить?

– Неважно. Важно другое: если бы Рудольф застукал тебя в квартире, он вычислил бы всю нашу комбинацию!

– Но что тут такого, ведь он, вполне возможно, видел нас вместе на премьере, и кто-то мог сказать ему, что ты мой двоюродный брат?

– Светлогоров отнюдь не дурак, – покачал головой художник. – Одно дело – знать, а другое – увидеть нас, всех троих, вместе! После случившегося с ним опасно иметь дело: наверняка он попытается выяснить, в каких мы на самом деле отношениях, и вполне может пронюхать, что твоя легенда – фуфло. Раньше у него не было причин рыться в твоей подноготной, но теперь – другое дело: представь, что он сделает с тобой, узнав правду!

Неужели Виктор за нее волнуется?

– Я только хочу, чтобы виновные понесли заслуженное наказание, но при этом не должны пострадать случайные люди, – добавил он словно в ответ на ее невысказанный вопрос.

– Это меня ты называешь случайным человеком? – вспыхнула Наташа. – После всего, что нас связывает?

– Ты ничего не путаешь? Нас связывает только контракт – и больше ничего!

– В самом деле? – усмехнулась она, усаживаясь рядом с Виктором на диван. – И ты прибежал со всех ног, на ночь глядя, чтобы мне об этом напомнить? Да на тебе лица нет! Ты испугался, испугался – за меня!

Виктор сделал протестующий жест, но Наташа не собиралась позволить ему и на этот раз взять над собой верх. Она придвинула свое лицо вплотную к его и, глядя прямо в пронзительные синие глаза, четко произнесла:

– Если ты не хочешь, чтобы я шла с Рудольфом, заставь меня передумать!

Художник отпрянул, словно увидел змею, внезапно заползшую на кровать. На его губах появилась кривая ухмылка, так хорошо знакомая Наташе. Эта не то улыбка, не то гримаса выражала презрение, даже, пожалуй, отвращение!

– Знаешь, – хрипло сказал Виктор, – тебе пора подумать о смене репертуара: меня эти штучки не трогают, ведь я не один из твоих клиентов!

Наташа вздрогнула, как от звонкой оплеухи. Виктор не мог обидеть ее больше, чем произнеся эти слова: он разом дал понять, что относится к ней именно так, как она того заслуживает. Это означало, что их отношения нисколько не изменились и в глазах художника Наташа стоила сейчас ничуть не больше, чем в тот день на шоссе, где он подобрал ее холодным ноябрьским вечером!

– Ты – грязный ублюдок! – глотая слезы, пробормотала Наташа, комкая фирменное платье. В этот вечер дорогому наряду не повезло: его то и дело швыряли с места на место без всякого уважения к известному лейблу!

– Рудольф Светлогоров гораздо лучше тебя! – продолжала выкрикивать она. – Он, по крайней мере, честен! А ты? Прикармливаешь человека, даришь дорогие шмотки, а потом тыкаешь носом в дерьмо, чтобы, дескать, знала свое место! Если я такая плохая, чего ж ты притащился сюда со своими предупреждениями? Думаешь, я не имела дела с такими, как твой Светлогоров? Думаешь, меня не лупили как сидорову козу? Да то, что Рудольф сделал с Региной, – цветочки по сравнению с тем, как «расписывали» меня! И я пойду с ним в ресторан, и мы будем жрать черную икру с хрустального блюда и запивать ее шампанским, потому что Светлогоров готов ради меня на все, потому что он – мужик, а ты… Сколько тебе вообще осталось-то?!

Наташа осеклась раньше, чем заметила, как по лицу Виктора разливается смертельная бледность, а на скулах выступают алые пятна. И как ей взбрело в голову ляпнуть такое? Она была готова вырвать себе язык и выбросить его в окно, только бы никогда не произносить последней фразы, но ничего поправить было уже нельзя.

– Думаю, – медленно произнес художник, поднимаясь на ноги и не глядя в широко раскрытые глаза девушки, – нам больше нечего друг другу сказать. Я аннулирую контракт. Все, что здесь есть, – твое. Собирай манатки, и чтобы завтра духу твоего здесь не было!

Он сказал все это так, словно перед ним находился неодушевленный предмет: Наташа перестала для него существовать, как только с ее языка сорвались злые, необдуманные слова.

Она ведь не собиралась ничего такого говорить, но для Виктора это не имело значения. Поняв, что терять уже нечего, Наташа кинулась к шкафу, дверцы которого все еще стояли распахнутыми, и с остервенением принялась вытаскивать оттуда одежду, купленную художником. Она сваливала в бесформенную кучу норковый полушубок и шелковые блузки, ботинки «Прада» и платья от Версаче и Келвина Кляйна, словно они были никчемным мусором. Наконец она извлекла из недр шкафа коробку из-под обуви, куда все эти месяцы исправно складывала свой «гонорар», и, сорвав крышку, высыпала купюры на образовавшуюся кипу вещей.

– Ничего мне от тебя не нужно! – заорала она. – Ты за кого меня принимаешь? Я, конечно, не белая кость, и папа у меня не дипломат, только это не значит, что об меня можно ноги вытирать, слышишь?! Я жила себе как умела, никому зла не делала… Такие, как ты, понятия не имели о моем существовании, настолько мало я их интересовала: они проносились мимо на своих шикарных тачках на такой скорости, что просто не успевали заметить меня у обочины шоссе! Так какого же черта ты остановился? Я тебе не кукла, с которой можно поиграть, а потом выкинуть, говнюк! Я-то, дура, решила, что ты ко мне как к человеку… Нельзя мне было соглашаться, да жадность глаза застила – знала же, что ничего хорошего из этого не выйдет! Предупреждала меня Афродита, что нельзя верить таким, как ты: мы для вас мусор, грязь под ногтями, вычистил – и пошел дальше! Ты, что ли, правильный? Думаешь, тебе терять нечего, так других можно подставлять? Но я все равно бы тебе помогла, хоть и боюсь – просто до смерти боюсь этого ублюдка Светлогорова… Короче, забирай все это дерьмо, спасибочки, барин,