Инна Бачинская - Поджигательница звезд Страница 45

– Кто же это с нами так играет… Леночка… девочка…

Он разговаривал с ней, держа ее руку в своей. Вспоминал. Боялся остановиться, чтобы снова не полез из щелей назойливый искушающий шепот. Ему казалось, она отвечает ему. Он слышал ее голос. «Павлик», – говорила она и смеялась негромко. Павлик. Так его не называл никто. Всегда он был Пашей, а потом Павлом Кухаром. Павел Кухар – известный политик, известный писатель, известная фигура в паноптикуме отечественной номенклатуры. Он сделал свою игру.

«Помнишь в лесу», – говорила она. «Я был дурак, – отвечал он, – это все ничего не стоит… кривые зеркала…» Ему понравилась фраза, и он повторил ее несколько раз, пробуя на вкус: «Кривые зеркала. Кривые зеркала. Кривые зеркала».

«Люди в кривых зеркалах такие смешные», – сказала она и засмеялась.

Серые тени растворились. Шепот стих. Стены выровнялись. Он привстал и посмотрел. Потом медленно провел ладонью по ее лицу, закрывая ей глаза…

…Он не заметил, что разбил правую фару. Он не знал, куда направляется. Машина неслась по загородному шоссе в сторону реки. Дрожащая стрелка спидометра достигла отметки в двести сорок кэмэ. Он миновал мост. Дорога пошла под уклон. В низинах все так же плавал туман. На востоке появилась розовая полоса, и небо стало светлеть. И вдруг он увидел перед собой гигантскую руку, закрывшую полнеба. Он видел ее отчетливо – сильные пальцы, светлые лунки на круглых ногтях. Ведущую и направляющую. Ту, что сняла с него ошейник. Она смеялась – вздрагивали длинные пальцы, гремели раскаты громового хохота…

…Ему показалось, что цепкие пальцы тянутся к его горлу. Уходя от них, он закрыл глаза, резко вывернул руль влево и до упора отжал педаль сцепления. Успел лишь пробормотать: «Не нужно…» и «Я устал… спать… спать».

Машина слетела с насыпи, взлетела в воздух и тут же ринулась вниз, к земле. Ударилась в склон, перевернулась раз, другой, третий…

Алик Дрючин места себе не находил. Он звонил Шибаеву поминутно, но тот не отвечал. Длинные гудки, длинные гудки, длинные гудки…

Алик бегал по комнате, ломая руки. Он оглушил себя водкой, стало легче, но ненадолго. Напрасно он убеждал себя, что Шибанов загулял, встретил друзей детства, познакомился с женщиной, пошел к Кристине. Внутреннее чувство говорило ему, что с его другом случилось непоправимое. Не стоило ему лезть в это проклятое дело, а он, дурак, еще принес ему пригласительный!

И, главное, что делать и куда бежать? Он позвонил Федору Алексееву – тот пробормотал, что не один, извини, сам понимаешь, не выдумывай…

Алик вышел на балкон, высматривая сверху знакомую фигуру. Ночной двор был чужим. И пустым. Не сидели на лавочках влюбленные подростки, не слышались шаги припозднившихся прохожих. Пустынно, тихо, темно…

Шибаев по-прежнему не отвечал, и где он пребыл в это время, одному богу известно…

Глава 28

Кристина. Конец главы

Кристина лежала без сна. Перебирала свою жизнь с Игорем. Дозвониться до мужа ей так и не удалось. Она вспоминала мельчайшие детали, которые всегда проходили мимо ее внимания, а теперь лезли назойливо, мельтешили и стучали молоточками в висках. Он любил ее! Они были близки, нечасто, но были! В его отношении к ней присутствовала взрывная восторженность, пугавшая ее поначалу. Но Леонид Стоянович объяснил, что Игорь – художник, а художники живут по другим законам. Иногда Игорь вспыхивал, хватал ее и кружил в диком танце, выкрикивая странную мелодию. Переходы от бурной радости к подавленности у него были мгновенны. Иногда он не приходил домой ночевать – звонил, что останется у Паши. Тогда Леонид Стоянович с какой-то суетливой поспешностью вел ее в театр или в ресторан ужинать. И рассказывал, что он сам в молодости… о-го-го! И спрашивал с надеждой: «Кристиночка, а ты не?..» Он очень хотел внуков. Он баловал ее и задаривал золотыми вещицами. У мамы была золотая цепочка с янтарным кулоном – немыслимой красоты, как ей казалось. Мама иногда позволяла ей надеть свою драгоценность. На свадьбу Леонид Стоянович подарил ей старинное изумрудное колье. Белое золото, изумруды и мелкие алмазы. Поцеловал ее в лоб, сам застегнул. Отодвинул от себя, смотрел, улыбаясь, любовался, в глазах его сквозило что-то… сожаление, тоска…

Она вдруг подумала, что старик любил ее. Как женщину. Он любил жену своего сына, и жизнь рядом с ними стала для него радостью и мучением. А когда он узнал, что серьезно болен, не захотел лечиться, предпочел умереть. Он сказал: «Я так долго жил, устал». Сейчас ей казалось, она поняла почему. Он не хотел умирать долго и мучительно, цепляясь за жизнь, разлагаясь на ее глазах…

Кристина заплакала. Бедный Леонид Стоянович… он был ей ближе отца, она рыдала на его похоронах, а Игорь ушел к Паше.

К Паше… Пашка Кухар, этот злой гений, постоянно крутился рядом. А его ухмылки, намеки, дурацкие анекдоты, которых она не понимала! Даже комплименты, в которых он рассыпался, не всегда понимала, что-то чувствовалось в них гадкое, какое-то двойное дно. Она безошибочно почувствовала в нем соперника, что казалось вполне абсурдным. Игорь всегда повторял, что Паша его единственный друг, что они близки по духу. Этого она тоже не понимала – как близки по духу, если Пашка не художник, а какой-то чиновник!

Дура, она многого не понимала. А ведь не девочка! Взрослая женщина. Она вспомнила взгляды коллег по работе, то, как они замолкали, стоило ей войти в подсобку, где они пили кофе. Знаки были всюду, а она, счастливая и глупая, не умела их читать. Лучше бы и не научилась. Она была как Ева в райском саду, а Пашка, скользкий змей, открыл ей истину. И не стало райского сада…

Она поверила ему сразу. Наверное, в глубине души всегда подозревала что-то такое… Его слова: «Если бы ты только знала, какой он прекрасный любовник!» – безмерно мучили ее, гремели в сознании, и она понимала, что они останутся там навсегда эпитафией ее семейной жизни. «Мой муж – прекрасный любовник! Прекрасный любовник мой муж!»

Пашка отнял у нее Игоря… Пашка отнял у нее Игоря? Нет, это она пыталась отнять его у Кухара, но проиграла. А эти двое всегда были вместе. И кто она в этом случае? И что такое вся ее жизнь? Игрушка, вечная модель, ширма, прятавшая непонятную возню этих двоих. И Леонид Стоянович знал. Нехорошее чувство к старику шевельнулось в ее груди и тут же исчезло. Он боролся за сына как мог. Она, Кристина, поступила бы так же.

Она вдруг вскочила с кровати, бросилась к телефону, набрала номер Шибаева. Она не могла и не хотела оставаться одна. Она скажет ему… Она расскажет ему все, а потом разберет чемоданы, которые до сих пор стоят в прихожей. Вытащит свои красивые платья, блузки и юбки, разложит на кровати и не торопясь повесит в шкаф. И наденет всякие кружевные штучки, купленные для первой «португальской» ночи! Прямо сейчас!

Телефон Шибаева не отвечал, и Кристина вдруг почувствовала страх. Слабый дребезжащий звук зародился в квартире. Кристина вздрогнула и рассмеялась. Приготовились бить старинные часы. Бой их был старческий, астматический, постанывающий. Игорь говорил, что часы кашляют.

Бомм! Бомм! Бомм!

Три часа утра. Или ночи. Говорят, в это время появляется нечистая сила, всякий полтергейст, неприкаянные сущности. В три, а не в двенадцать. Кристина в ночной сорочке бродила по квартире, зажигая лампы, люстры, светильники. И музыку! «Эльвиру Мадиган»! Может, Леонид Стоянович забредет на огонек. И тогда она ему пожалуется, а он погладит ее по голове, покачает головой, и в глазах его будут любовь и сожаление…

Она кружилась под тихую музыку, похожая на привидение в своей длинной полупрозрачной ночной сорочке. Часы перестали бить и теперь астматически вздыхали, приходя в себя. И тут вдруг раздался оглушительный телефонный звонок. Кристина вскрикнула и застыла с поднятыми руками.

Голос Игоря долетел из неимоверного далека.

– Кристина! – позвал он. – Кристина!

– Я тебе звонила, – сказала она враждебно. – Тебя не было.

– Кристина, понимаешь…

– Ты не хотел говорить со мной!

– Это не так… понимаешь, меня не было, мне пришлось уехать…

Его обычный бессвязный детский лепет. Как она раньше не понимала? Леонид Стоянович называл его «мой инфант».

– Знаю. Тебе плохо, у тебя творческий кризис, депрессия, стагнация, и так далее. Знаю.

– Зачем ты так… – произнес он неуверенно. – Ну, зачем…

– А как? Скажи, что ты меня ждешь! Скажи, что встречал меня в аэропорту! Расскажи, какой у тебя прекрасный дом рядом с пляжем и чайками. Мне интересно, Игорь, как ты жил все это время без меня. И с кем.

– Я виноват перед тобой…

– Я сама перед собой виновата.

– Кристина… – Он не смел сказать ей главного, и она это почувствовала. И поняла, что теперь действительно все. Финита. И шагнула вперед, бросилась, как в омут головой, как делала всегда в их долгой и счастливой супружеской жизни.