Андрей Троицкий - Черные тузы Страница 48

– Ужас какой, – повторил Потемкин и встал с дивана. – Пойду, а то мне ещё пятый подъезд обойти надо. Пойду, дела у меня.

Потемкин выскользнул в прихожую, оттуда на лестничную клетку и неслышно закрыл дверь. Профессор тихо застонал в кресле.

– Пожалуй, и я пойду, – сказал Росляков, не знавший, что же делать дальше.

– Подожди, – встрепенулся, ожил Николай Егорович. – Куда же ты пойдешь? Нет, я так тебя не отпущу. Куда же ты теперь пойдешь? Теперь можешь и эту квартиру сжечь, раз уж ты начал заниматься этим делом. Раз уж начал заниматься поджигательством. Раз уж это дело доставляет тебе удовольствие, сожги и квартиру. Все спали, все сожги…

Но Росляков уже не слышал профессора. Сунув ноги в ботинки, он накинул на плечи куртку и выскочил из квартиры.

Глава двадцать первая

Старик Станислав Аркадьевич Мосоловский спустился к почтовому ящику за утреней газетой и, поднявшись обратно в квартиру, устроился за столом на кухне, развернул ещё пахнувшие типографской краской страницы. Он пробежал глазами заголовки материалов, помещенных на второй полосе, отхлебнул из чашки горячего чаю.

Вот она, заранее анонсированная редакцией статья известного экономиста, не устающего защищать интересы российских фермеров. Прочитав первую часть публикации, Станислав Аркадьевич сходил в свою комнату и принес на кухню с толстую, исписанную до половины тетрадь в клеенчатой обложке, шариковую ручку и настольную книгу «Крестьянство России», фундаментальную энциклопедию, изданную ещё на заре двадцатого века. Забыв об уже остывшем чае, он надел очки, отодвинул в сторону сковородку с недоеденной яичницей и, склонившись над газетой, обвел в кружок два абзаца, принялся переписывать их в тетрадь кудрявым разборчивым почерком.

Когда в прихожей раздался звонок, Станислав Аркадьевич недовольно поморщился, решая, кого это принесла нелегкая. Гостей он не ждал, пенсию принесли ещё два дня назад, значит, беспокоит его Петя, непутевый сосед с верхнего этажа, повадившийся занимать у старика мелкие деньги. Раздался новый звонок, длинный, настойчивый. Станислав Аркадьевич, решая, открывать ли дверь Пете, отодвинул в сторону газету, снял очки, зачем-то выглянул в окно. Кряхтя на ходу, он отправился в прихожую и, не зажигая света, припал к дверному глазку. Нет, это не Петя, какой-то совершенно незнакомый молодой человек без головного убора стоит на пороге их квартиры и вытирает кулаком покрасневший нос.

«Кто там?» – подал голос старик, вспоминая, доводилось ли раньше видеть эту не очень приятную физиономию. «Это я, Виталик, – открыл рот молодой человек. – Из Котласа приехал». «Господи, – старик повертел замок, опустил вниз и потянул на себя ручку металлической двери, – Виталик приехал. Приехал».

Стоявший с другой стороны двери Трегубович, переступил порог, раскинул в стороны руки и со словами «дедушка родной, дорогой мой человек» принял в своим объятия обалдевшего от неожиданности старика. Трегубович долго обнимал, Станислава Аркадьевича за плечи, прижимал к себе, тискал, и все повторял «сколько лет, сколько же лет прошло?» Старик морально не готовый к появлению великовозрастного внука, вжимал голову в плечи, морщился всем лицом, стараясь выскользнуть из объятий. Трегубович ослабил хватку, позволяя старику немного отдышаться и придти в себя после нечаянной радости. «Надо же, Виталик приехал, – старик перевел дух, но ещё не решил для себя, радоваться ему или печалиться в связи с приездом внука. – Виталик приехал, надо же».

Трегубович, закрыл за собой дверь, снял ботинки и куртку, остался в тесном коротком пиджачке неопределенного цвета. Он сунул ноги в домашние шлепанцы, на которые показал старик, пошел в кухню, приговаривая: «Вот он, отчий дом» и «Значит, тут вы и ютитесь?» Станислав Аркадьевич, наконец, решивший, что встреча с внуком, даже таким красноносым и помятым, скорее радость, чем горе, тоже заспешил на кухню, желая предложить Виталику удобный стул. Но тот, не дожидаясь приглашения, уже по-хозяйски устроился за столом, положил перед собой пачку сигарет и, кажется, собирался курить. «Дед, а помнишь нашу последнюю встречу?» – Трегубович глянул на Станислава Аркадьевича прозрачными голубыми глазами. «Помню, а как же, – старик действительно вспомнил встречу десятилетней давности. – Ты тогда со своим отцом ходил в Сокольники, на аттракционы».

«Все– таки он приехал? -услышав в трубке голос отца, переспросил Мосоловский. – Уже приехал? Черт побери, шустрый какой. Ладно, сейчас с людьми поговорю и сам приеду. Скажи Виталику, что я очень рад». Положив трубку, Мосоловский, не любивший сюрпризы, вызвал секретаршу и дал несколько коротких поручений. Секретарша записала распоряжения начальника, закрыла блокнот: «Вы куда-то уезжаете?» Мосоловский хотел заявить, что к нему приехал сын, с которым они не виделись десять лет, но в последний момент почему-то вдруг передумал и соврал: «Срочно надо в банк».

«Что там отец?» – Трегубович, успевший бегло осмотреть квартиру и помыть руки, вернулся на кухню. «Привет тебе передает», – Станислав Аркадьевич, поняв, поработать сегодня не удастся, отодвинул в сторону тетрадь с записями, вдвое сложил газету. «Ой, забыл совсем, там, на улице, меня человек дожидается, – Трегубович встал на ноги. – Можно, я сюда его позову?» «Что ещё за человек?» – удивился старик. «Земляк наш из Котласа, ученый человек, он проездом в Москве, – Трегубович уже надевал в прихожей ботинки. – Он посидит тут пару часов, да пойдет по своим делам. Земляк ведь, свой. Так можно его позвать?». «Ну, ладно, приглашай своего земляка ученого», – сдался Станислав Аркадьевич.

Через десять минут Васильев уже сидел на кухне перед чешкой горячего чая и разговаривал со стариком.

– Значит, вы занимаетесь публицистикой, так сказать, копаете нашу историю? – Васильев склонил голову набок. – Такой труд достоин всяческого уважения.

– Да, вот вышел на пенсию, появилось много свободного времени и я стараюсь использовать его, чтобы изложить те мысли, которые всю жизнь мне покоя не давали, – Станислав Аркадьевич раскрыл тетрадь, перевернул несколько страниц. – Стараюсь свои опусы в газеты пристроить. Но пока не берут. Нужно связи иметь, а какие у меня связи?

– Ничего, ничего, – успокоил Васильев. – Со временем эти бюрократы разглядят ваши мысли, оценят. Со временем все напечатают. Знаете что, давайте попозже продолжим наши изыскания. Там, в комнате, без вас внук скучает.

– Да, разумеется.

– Он, внук, так волновался перед встречей с вами, так волновался. Здоровы ли? Как встретите? Так он ждал этой встречи с вами, с отцом. Вы бы с парнем поговорили по душам. Он тянется к вам, простите за банальность, тянется, как цветок к солнцу. Надо наладить с ним душевный контакт.

– А вам тут на кухне не скучно будет?

– Ничего, я пока чаю попью и вот газетку почитаю.

Станислав Аркадьевич тяжело вздохнул и поплелся в большую комнату налаживать душевный контакт с Трегубовичем.

Сбросив в прихожей пальто, не сняв ботинки, Мосоловский стремительной походкой прошагал в большую комнату, остановился на пороге. На диване, безмолвно поглаживая седую бороденку, сидел отец. Кожаное кресло в дальнем углу занял белобрысый молодой человек, поднявший на Мосоловского голубые глаза.

– Принимай, Вадим, сына, – с дивана подал голос отец. – Видишь, какой Виталик вырос. Совсем взрослый стал. Я ему твои тапочки дал.

– Да, вырос, – бездумно повторил за отцом Вадим Сергеевич и, шагнув вперед, почувствовал, что волнуется. – Действительно, совсем взрослый. Не узнать.

– Вот я и приехал, – молодой человек поднялся на ноги, одернул куцый тесноватый пиджачок. – Вот и приехал я…

– Вижу, вижу, что приехал, – Мосоловский снова шагнул вперед, встал под люстрой.

– Долго до Москвы на поезде добираться, – сын вытер кулаком красный простуженный нос, опустил по швам длинные нескладные руки, далеко вылезавшие из коротких рукавов пиджачка.

– Добираться долго, – подтвердил Мосоловский. Волнуясь, он понимал, что говорит что-то не то, не подходящее к случаю, стал искать нужные, весомые слова, но снова сбился на пустяки. – По себе знаю, дорога из Котласа до столицы – дальняя. Надо было самолетом.

– Дальняя дорога, – как эхо отозвался сын и сделал робкий шаг вперед, навстречу отцу.

– Вот ты, значит, какой? – прищурив глаза, Мосоловский пристально посмотрел в лицо сына.

– М-да, вот какой. Вот такой я.

Молодой человек снова вытер нос кулаком, шагнул к застывшему посередине комнаты, под самой люстрой, отцу, развел руки в стороны и бессильно опустил их, словно давал понять: да он такой, не лучше, не хуже, а именно такой. Мол, он-то знает все свои слабые стороны, все недостатки он знает и как бы просит прощения у отца за то, что он именно такой.

– Да, я такой, – повторил молодой человек, снова взмахнул руками, как костлявый недавно народившийся на свет птенец машет слабыми ещё не оперившимися крыльями. – Такой я.