Нина Васина - Правило крысолова Страница 48

— Дедушка!.. — Я тоже вскочила, не в силах вынести гримасы отчаяния и злости на его залитом слезами лице.

— Сиди! С тобой ничего не вернуть. Просто запомни этот разговор. Запомни котенка. Козлят, которых она резала и так вкусно готовила к семейным субботним ужинам. И когда тебе захочется поиграть в разнообразие других жизней или ты легко и самоуверенно решишь расстаться с любимым человеком, надеясь на призрак его любви в призраке твоего нового существования… вспомни дедушку Питера. Я, Питер Грэме, говорю тебе, что все смертно. У тебя не будет других жизней, люби себя, теперешнюю, до самозабвения эгоизма, потому что ты, Инга, урожденная Грэме, единственная, и никогда больше не будет такой. — Он покачнулся, нащупал спинку кресла и тяжело сел. — Мои уроки были жестоки, прости… Я хотел доказать тебе, что смерть существует. Я действовал неумело. Отчаявшись достигнуть понимания с собственными детьми, я в надежде обрести его посадил к себе на колени беленькую девочку-внучку… Впрочем, о чем я говорю? Да! Как только ты ощутишь собственную смертность, ты поймешь, что все смертны. Нет, я запутался… Устал… О чем вы тут шептались? Призрак огромных денег, да? О, это возбуждающее ощущение близкого богатства, свободы и всемогущества. Я за тебя спокоен. Тебя никакие деньги не испортят, а вот моя вторая внучка…

— Лора еще очень маленькая, не веди себя с ней как со взрослой.

— Заблуждение! — Питер ткнул в меня указательным пальцем. — Маленькой она станет годам к шестидесяти… если доживет! Когда устанет воевать, убивать, повелевать. Оглянется в припадке старческой беспомощности, начнет собирать цветочки на лугах, сочинять стишки, играть с кошечками-собачками. А сейчас она — в пике своего взросления. Она всемогуща! И потому опасна… Надеюсь… — Он уже шепчет, уронив голову на грудь и закрыв глаза. — Я надеюсь… ей не найти денег… Руд и был не дурак…

— Питер. — Я трясу дедушку за плечо. — Откуда ты знаешь о деньгах?

— Деньги убили моего сына, — говорит он отчетливо и бесстрастно, не открывая глаз. — Деньги и блудливая сучка Ханна со своим мужем.

— Да Латов-то здесь при чем? Питер усмехается и грозит пальцем, как будто я затронула запретную тему.

Рано утром к дому бабушки подкатили две “Волги”. Молодой нервный федерал, тыча мне, бабушке, Питеру и Лоре в лицо бумажкой, сказал, что он имеет разрешение допросить детей. Этим самым разрешением он и размахивал. Допрос проводился в столовой и касался последних двух лет жизни Лоры и Антона Латовых в “частном секторе животноводческо-растениеводческого комплекса, принадлежащего женскому монастырю”. Напарник нервного федерала, как только выпил предложенную чашку кофе и съел все семь бутербродов с тарелки (Лора заявила, что из всех завтраков у нее получаются только бутерброды, и, стеная, готовила их больше часа), включил магнитофон, и допрос начался.

Дедушка Питер в столовой не остался, он только погладил по голове Антона и пообещал ему, что после разговора с этими посторонними дядями они обязательно пойдут на речку.

Успокоившись, Антон вполне сносно ответил на вопросы, как часто к ним приезжала мама в гости, с кем она приезжала и не проводила ли она раскопок на территории животноводческо-растениеводческого комплекса.

— Проводила, — кивнул Антон. — Мама часто копала там землю.

— Отлично. Ты можешь показать эти места на плане? — оживились федералы и развернули на столе карту. — Вот, видишь, это речка, вот тут через лес тропинка, мы отметили ее карандашом, а это план животновод…

— Спросите, зачем мама копала землю, — сквозь зубы предложила Лора.

— Девочка, не вмешивайся, — рассердился главный, который нервный. — Тебя тоже спросят, ты все расскажешь.

— Мы хоронили ворон, — сообщил Антон. — Вот тут, тут и еще за теплицами.

— Отлично. Ворон хоронили, это отлично. Каких ворон?

— Мертвых.

— Отлично. Вы похоронили много мертвых ворон. Отлично. А где вы брали мертвых ворон?

— Их Лора отстреливала, — грустно заметил Антон. — Сначала она просто училась метко стрелять, а потом провела санитарно-гигуни… провела очистку местности от ворон, которые разоряли огороды. А то знаете, они даже клубнику клюют!

— Ага… — задумались федералы и уже через полминуты глубоких раздумий потребовали, чтобы Лора немедленно показала им, из чего убивала ворон.

— Сначала Аглая дала мне старый “Макаров”, — честно ответила Лора, — а через неделю я вполне управлялась с чешским “узи”. Я могла обстрелять дерево на тридцать тушек сразу. Аглая стреляла лучше. Она иногда отстреливала с дерева по сорок пять тушек. И это в сумерках, — гордо заявила Лора. — Вороны к вечеру собирались на деревья спать, стрелять нужно было уже в сумерках!

— Аглая — это?.. — уточнили федералы.

— Сестра Аглая, она меня охраняла.

— Значит, сестра Аглая охраняла тебя с оружием?

— Это же монастырь, — терпеливо разъясняла Лора. — Охранник должен быть женского пола. В монастыре маме сразу сказали, что у них есть свои отличные кадры с профессиональными навыками, а сраные федералы или охранные агентства только деньги дерут большие, а толку — ноль.

— Лора! — укоризненно покачала головой бабушка.

— А что я такого сказала? Если не веришь, спроси сама, сколько у них стоит один рабочий день женщины из отряда ОС?

— Минуточку, — возбудился нервный федерал, — я хотел узнать, зачем вас было охранять? И откуда ты знаешь про отряд охраны свидетелей?

— Наши жизни подвергались опасности, как только в Москву приехала Анна Хогефельд со своим другом Лопесом. Потому что ваше начальство, узнав об их прибытии, сразу же разработало свой план операции по обнаружению денег Фракции. А мама пошла искать нам с братом охрану. Она сказала, что от террористов и от федералов можно ждать только одного — неприятностей со смертельным исходом. Про отряд охраны свидетелей она узнала из Интернета. Он там указывается как наиболее подготовленный отряд охранниц от двадцати пяти до сорока лет.

Наступила тишина.

— Можно я уже пойду на речку? — не выдержал молчания Антон.

— Еще несколько вопросов о последнем дне вашего пребывания в комплексе.

— Это хутор называется, — фыркнула Лора.

— Ну да. На хуторе. Что случилось во вторник … числа октября месяца?

— Я совсем ничего не помню, — тут же заявил Антон. — Я сильно испугался, когда начали стрелять, и потом ничего не помню. Уже можно на речку?

— Сейчас пойдешь. — Федерал подвинул свой стул поближе к дивану и посмотрел на болтающего ногами Антона с веселым азартом. Как ему удалось сменить за несколько секунд выражение лица — оторопь и растерянность после слов Лоры на радостную готовность к подвигам, — для меня осталось загадкой. Вероятно, их этому специально обучают.

— Начни с самого утра, — предложил он. — Вот ты встал, позавтракал…

— Если бы, — вздохнул Антон. — В пять тридцать — пробежка вокруг хутора. Два круга. Два километра.

— А, ясно, в пять тридцать все бегут, это вроде зарядки!

— Нет, — совсем поник головой Антон. — Бегаем только я с Лорой и сестра Аглая с сестрой Ксенией. Они бы, эти сестры, тоже не бегали, но Лора меня вытаскивала на улицу утром в любую погоду, они привыкли потом и даже зауважали Лору. У сестры Ксении прошел геморрой…

— Ладно, ты побегал, потом завтрак?

— Нет, — качает головой Антон. — Потом я тридцать минут отвечаю Лоре не правильные глаголы, от этого зависит, получу ли я кисель…

— Ты любишь кисель? — спросил второй федерал и окинул Лору оценивающим взглядом.

— А там был или чай, или кисель. Кисель два раза в неделю.

— А много у нас не правильных глаголов? — уже откровенно посочувствовал федерал.

— Не у нас. У англичан.

— Ну а потом — завтрак? — не выдержал подсевший к Антону молодой мужчина лет двадцати семи с тщательно прилизанными назад ото лба достаточно длинными волосами, щедро смазанными гелем.

— Нет. В шесть тридцать я должен дать корм свиньям. У меня было шесть свиней на хозяйстве, я их кормил и чистил загон перед ужином. Лора сказала, что я должен за кем-нибудь ухаживать, чтобы выработать в себе ответственность и дисциплину. Одной свиньи мне было мало, потому что эту свинью я сразу полюбил, вымыл ее и повязал розовый бант. Она привыкла ко мне, откликалась на кличку, как собака. Чтобы со мной не случилось при ее зарезании на мясо нервного… Кризисного…

— Кризисного шокового состояния нервного перевозбуждения, — подсказала Лора.

— Да, чтобы этого не случилось, мне выделили шесть свиней. С ними, конечно, было трудно, я еле успевал убирать и кормить их и банты уже не повязывал.

— Значит, ты мог поесть, наконец, после обслуживания свиней?!

— А молитва? — удивился Антон.

Я глянула на бабушку. Она незаметно кивнула.

— Кто хочет кофе? — Я выставила на стол два блюда с пирожными.